Как политическая философия айн рэнд овладела миром. Деконструкция философии айн рэнд: ее марксистские и большевистские корни (в связи с публикацией ее романов в россии) Философия айн рэнд

Каждый из нас стремится к счастью, но немногие готовы превратить свой путь к нему - в идеологию. Айн Рэнд, еврейка, рожденная в Российской империи и обретшая новую родину в США, сделала именно это. Оно положила годы на то, чтобы составить свою формулу счастья: "Жить ради страны? Ерунда! Жить нужно только ради одной единственной цели: сделать счастливой себя. Государство не должно подчинять себе другие жизни - оно просто должно объединять и защищать таких счастливых, как Айн, людей".

Айн Рэнд замахнулась на великое - создание собственной философии, и сделала это. Ее книги стали классикой философского романа, а начинающие бизнесмены в странах молодого капитализма зачитывают их до дыр в поисках внутренних резервов для собственного рывка вперед.

Родом из детства

Айн Рэнд при рождении получила имя Алиса Зиновьевна Розенбаум. Она родилась в еврейской семье. После прихода революции многим ее родственникам приходилось менять свои еврейские имена. Ее отец фармацевт Зиновий Захарович Розенбаум при рождении получил имя Залмана-Вольфа, а мать Анна Борисовна, работавшая зуботехником, на самом деле была Ханой Берковной. Ничего не поделаешь, такие реалии.

Маленькая Алиса безумно обожала отца. Ей казалось, что весь мир сконцентрирован в нем одном. А мать свою она не любила. Причины такой неприязни не известны. Но то, что такое отношение в семье отразилось на всей ее дальнейшей судьбе, взглядах и творчестве, - абсолютно точно.

Зиновий Розенбаум начинал свою карьеру в качестве управляющего сетью аптек, но уже в скором времени, в 1910 году, стал полным собственником ставшей к тому времени уже фармацевтической компании. Мирный уклад жизни нарушила революция 1917 года. Всю собственность еврея Розенбаума красные конфисковали, и семье пришлось зарабатывать тяжелым физическим трудом, чтобы не умереть с голоду.

Пересидеть революционную бурю семья Розенбаумов решила в Крыму. Там, в Евпатории, Алиса Розенбаум закончила школу и отправилась в революционный Петербург поступать в университет.

В 1921 году в Петроградском университете она начала изучать историю, филологию и право. Казалось бы, это так далеко от того, что станет делом ее жизни. Но помните, как у поэта: "Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется..." Именно тогда, в университете, кузен подсунул Алисе томик Ницше со словами: "Ты обязательно должна прочесть это, потому что эта книга станет основой всего, что ты будешь делать в жизни".

Сегодня трудно сказать, что больше повлияло на будущего философа, Ницше или романы Гюго, которыми Алиса восхищалась. Оба эти авторы перевернули ее сознание. Но толчок вперед дали все же не они.

После революции, когда в период тотальной экспроприации ее отец потерял все, что имел, чем был богат, что считал капиталом всей своей жизни, кто-то из красных комиссаров как-то сказал в утешение семье: "Теперь вы должны жить ради страны". Эти слова, как удар хлыстом, подействовали на Алису.

"Страна, страна, страна... Я хочу быть счастливо сама по себе, а не ради кого-то. Только ради себя одной я могу изобретать, творить, придумывать, продавать, совершать, двигаться вперед. "Ради страны" - это убивает инициативу, убивает все цельное внутри человека. И мне не место в таком мире", - так или примерно так говорила и думала тогда Алиса Розенбаум.

Поэтому не было ничего удивительного, что когда в 1925 году ей представилась возможность поехать в Соединенные Штаты на двухнедельное обучение, она твердо знала, что больше никогда не вернется домой.

Привет, Америка!

Она прилетела в Чикаго, абсолютно не зная английского. Но зато прихватила с собой полчемодана своих сценариев, написанных в Петрограде.

Вообще, Алиса очень рано начала писать сама. Уже в девять лет она точно знала, что обязательно станет писательницей, а в 16-ть была уверена, что станет мастером уровня Виктора Гюго. Ну просто потому, что в ее жизни не было полутонов и полумер - только белое и черное, абсолютный максимализм. Поддаваясь сильнейшему влиянию литературы и считая, что такое же влияние та имеет и на все остальные умы, Алиса была убеждена, литература не имеет права быть мелкой. Только великие мысли, только великие идеи, только героические образы.

"Литература не должна отражать действительность. Она должна показывать людям, какими они должны быть", - всегда говорила Алиса Розенбаум.

Она не изменила этим своим принципам и став на собственную писательскую стезю.

Те сценарии, которые она привезла в Америку, никого не заинтересовали там. Алисе нужно было начинать все с начала. И она начала... с псевдонима. В Штатах Алиса Розенбаум превратилась в Айн Рэнд, позаимствовав свою фамилию у торговой марки пишущей машинки. Это было символично, ведь именно пишущая машинка стала ее основным орудием труда и источником настоящей одержимости. Правда, не сразу. Америка - страна больших возможностей, но она бывает очень сурова с теми, кто не имеет денег на старте своей карьеры.

Айн Рэнд устроилась работать статисткой, а потом и секретарем на одну из голливудских киностудий. Ей хотелось быть поближе к миру кино, и одно время она даже подумывала о том, чтобы стать актрисой. Но из этого ничего не вышло. Зато там, на студии, они смогла познакомиться с актером Фрэнком О`Коннором. Он был настоящим голливудским красавцем - сильным, мужественным, преуспевающим. Она вообще была склонна к тому, чтобы идеализировать мужчин. Наверное, это тянулось еще с детства, с культа отца. И при этом она не считала себя ущемленной. Айн никогда не понимала женщин, борющихся за равные права с мужчинами, поскольку была уверена: мужчина - это человек, который является составляющей ее счастья. Так можно ли требовать большее от человека?

Они поженились с Фрэнком в 1929 году. И этот брак был не только по любви, но и немного по расчету, поскольку штамп в паспорте решал проблему легального пребывания Айн Рэнд на территории Соединенных Штатов.

Они прожили вместе всю жизнь. Не без романов на стороне, конечно. Но Айн и Фрэнк стали больше, чем супругами, - они стали друзьями, партнерами, коллегами, единомышленниками, и это все связало их крепче, чем только любовь.

Решив свои временные трудности с миграционными документами и работой, Айн Рэнд получила возможность отдаться, наконец-то, творчеству, и начала писать маленькие рассказы на английском языке. Правда, они остаются незамеченными у критиков. Но уже в 1936 году выходит ее первый роман "Мы - живые". Книга о так называемых лишенцах в СССР.

Это было ее первое громкое слово о том, что по-настоящему болит. То, что поразило ее в послереволюционной России (отказ от своего личного счастья в угоду государства), там, на родине, получило ужасающее, уродливо-жестокое продолжение.

Роман "Мы - живые" - это боль о семье, которая осталась в той стране и медленно умирала там. Сегодня в России мало кто помнит, и об этом не пишут школьные учебники, что до 1936 года Конституция лишала права голоса тех, кто получал проценты с вкладов, кто имел депозиты в банках, кто использовал наемный труд для обогащения. Страна выводила за рамки целый класс людей, которые только и способны были составить ее капитал, основу ее экономики, называя их лишенцами. В то время в России, был репрессирован друг и первая любовь Айн Рэнд, Лев Беккерман. Все эти знания, мысли и чувства и выплеснулись в роман.

Он поначалу не был понят в Америке. Видимо, слишком далеки были эти темы от американцев. Тем не менее, позднее книга "Мы - живые" стала считаться классикой критики коммунизма и его отрицания, роман был продан тиражом более 2 миллионов экземпляров. А его основная тема - борьба за свободу личности и свободу самовыражения - была продолжена в двух других романах, "Источник" и "Атлант расправил плечи", ставшие манифестом капиталистического общества и изложившие суть философской теории Айн Рэнд - философии объективизма.

"Разумный эгоизм" против коллективизма

В своих культовых романах "Источник" и "Атлант расправил плечи" Айн Рэнд сформулировала свою философию, которую противопоставила идеологии коллективизма.

Если отбросить сложные философские термины, то суть идеи Рэнд, которая получила название философии объективизма, сводится к следующему:

Объективная реальность существует, не зависимо от того, как мы к ней относимся. И в этой реальности человек может рассчитывать только на себя, свой талант, собственные силы, для того чтобы строить свое счастье. Государство - это объединение сильных и счастливых людей. Его роль - минимальна: защита прав человека и частной собственности. Только работая на себя, свое собственное счастье, человек может быть смелым, рисковым и сможет самореализоваться. Не существует коллективного достижения. За каждым успехом, кто бы что ни говорил, всегда есть конкретные фамилии конкретных людей. И если эти фамилии стирать, забывать, уничтожать, то тогда уничтожается и народ. Есть только одна реальность - ваша жизнь. И есть только один бог - ваш успех.

Философия объективизма до сих пор имеет неимоверный успех среди тех, кто хочет строить свою карьеру в бизнесе. "Атлант расправил плечи", спустя 50 лет после своего выхода, имеет все так же популярен, и на сегодня тираж книги составил более 6 миллионов.

Айн Рэнд положила свою жизнь на борьбу с коммунистической идеологией, и последователи ее философии считают, что для продвижения идей капитализма она сделала столько же, сколько Карл Маркс для коммунизма. Они убеждены, что падение Берлинской стены, это заслуга и Айн Рэнд тоже.

Однако Объективизм имеет значительное влияние среди либертарианцев и американских консерваторов . Объективистское движение, основанное Рэнд, пытается распространить свои идеи среди общественности и в академических кругах .

Философское содержание

Основой объективизма является фундаментальный монизм , единство мира и языка, бытия и мышления. Существует только одна объективная реальность, а не две отдельных: реальность сама по себе и её описание.

Объективизм предполагает, что существует только одна объективная реальность , и что человеческий разум является средством её восприятия, а для человека важны разумные моральные принципы . Отдельные люди находятся в контакте с этой реальностью посредством сенсорного восприятия, что люди получают объективные знания через восприятие измерения и формируют обоснованные концепции погрешности измерений, и что надлежащей моральной целью жизни является стремление к собственному счастью или «рациональный эгоизм », что единственной социальной системой, в соответствии с этой моралью, является полное уважение индивидуальных прав человека , воплощенное в Laissez-faire капитализме , и в том, что роль искусства в жизни человека проявляется в преобразовании абстрактных знаний через избирательное воспроизведение реальности в физическую форму - произведение искусства - и что это можно постичь и отреагировать на всё это только через самосознание.

Название «объективизм» исходит из предположения о том, что человеческие знания и ценности объективны: они не созданы чьими-то мыслями, а определены природой вещей, чтобы быть обнаруженными человеческим сознанием.

Основные тезисы

  • Бытие существует (Existence exists)
  • Сознание осознано (Сonsciousness is conscious)
  • Бытие есть тождество (A is A)

Основная аксиома объективизма - объективная реальность существует независимо от воспринимающего её человека. Согласно объективизму, разум - единственное данное человеку средство постижения действительности и единственное руководство к действию.

История развития

Айн Рэнд впервые выразила идеи объективизма в романах « » и «Атлант расправил плечи ». Впоследствии она развивала их в своих журналах «Брошюра объективиста», «Объективист», «Послание Айн Рэнд», и в научно-популярных книгах, таких как «Введение в эпистемологию объективизма». Детальное изложение взглядов Рэнд содержится также в её поздних работах: «Добродетель эгоизма » (1964) и «Капитализм: неизвестный идеал» (1966).

Политическое влияние

Идеи А. Рэнд оказали значительное влияние на политическую жизнь в США и других странах . Изучением творческого наследия писательницы занимаются, в частности: в Ирвайне (Калифорния) и Общество Атланта .

По сведениям британского еженедельника The Economist , наибольший интерес к идеям Рэнд за пределами США проявляют жители Швеции, Канады и Индии . Издание также отмечает, что объем продаж книг А. Рэнд в Индии превышает тот же показатель для книг К. Маркса в 16 раз .

Напишите отзыв о статье "Объективизм (Айн Рэнд)"

Ссылки

  • Rand, Ayn. Introducing Objectivism, in Peikoff, Leonard, ed. The Voice of Reason: Essays in Objectivist Thought. Meridian, New York 1990 (1962)
  • - портал, посвященный идеям объективизма
  • Шляпентох В . (недоступная ссылка с 14-06-2016 (1290 дней)) в «Энциклопедии социологии»

Примечания

Отрывок, характеризующий Объективизм (Айн Рэнд)

Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.

В свежем выпуске газеты Тотальная Мобилизация всё же вышла моя многострадальная статья про Айн Рэнд. К сожалению, в связи с бумажным форматом, она была, как я и думал, урезана как минимум на треть. Поэтому выкладываю к себе полную версию.

Айн = Алиса. Философия объективизма как частный случай субъективного взгляда на мир.


В этом мире есть небольшое количество книг, которые действительно необходимо прочитать каждому. Критерий отбора очень прост, если большое количество людей считают определённую книгу основой своего мировоззрения, то её стоит прочитать просто ради того, что-бы знать, чего ожидать от поклонников. Поэтому даже самые строгие атеистические взгляды не должны быть препятствием от внимательного прочтения Библии и Корана, и тем более, даже полное неприятие нацизма или социализма не должно мешать изучению "Моей Борьбы" или "Капитала". Как бы это не раздражало борцов с мыслепреступлениями, составляющих списки запрещённых книг. На мой взгляд, если прочтение "Майн Кампфа", книги в целом глупой и неубедительной, вдруг радикально поменяет вам мировоззрение, значит это то, что вы и так всю жизнь искали и нельзя вас этого откровения насильно лишать.

Первая книга, на которой вышеописанный принцип дал для меня трещину, оказался трёхтомник Айн Рэнд "Атлант Расправил Плечи". Эта книга, безусловно, является одной из ключевых идеологических работ, пока её значение более заметно в США, где буквально миллионы верят в её основные положения, но и в русском культурном и политическом пространстве уже появляются её горячие поклонники, начиная от экономиста Илларионова и заканчивая Максимом Кацем. Прочитать её было необходимо. Но читать её было почти невозможно. Я с трудом продирался через первые два тома, поскольку все философские монологи героев оказались утоплены в бесконечном графоманском потоке романтических банальностей. От философа, в нормальных обстоятельствах, не нужно ждать литературного таланта, но совсем другое дело, когда философ маскирует свое произведение под социальную фантастику, с героями и злодеями. Рэнд как писатель абсолютно беспомощна. Причём эта беспомощность, как выяснилось в последствии, полностью вытекает из философских предпосылок.

Интерес у меня проснулся в третьем томе. Из "речи Джона Галта" вполне можно было бы сделать относительно небольшую и вполне любопытную философскую работу страниц так на двести. Однако сама встроенность её в ткань литературного произведения невольно разоблачает всю слабость конструкции в целом. Как только меня начало гипнотизировать пафосная уверенность героя я вспомнил, что А = А. Что слова: "Мы - причина всех ценностей, которых вы домогаетесь, мы те, кто мыслит, и следовательно, устанавливает тождество и постигает причинные связи. Мы научили вас знать, говорить, производить, желать, любить. Вы, отрицающие разум, - если бы не мы, сохраняющие его, вы не могли бы не только исполнить, но и возыметь желания. " произносит не персонаж, а автор. То есть не гениальный изобретатель с телом Апполона, а голливудская сценаристка Алиса Розенбаум, которая жизни не имела никакой связи с промышленностью и не руководила никаким предприятием. Что для убеждения читателя в той истине, что мир объективен, придумывается ненаучно-фантастическая эпопея с картонными героями, скорее подходящими для фильмов про Бака Роджерса.

Это очень важное уточнение. Ключевой момент этой книги и всей философии объективизма в целом не имеет никакого отношения ни к политике, ни к экономике. Краеугольный камень, на котором построена вся картина мира Рэнд, лежит в глубине человеческой психики. Это вопрос рационального и иррационального.
Рэнд отрицает иррациональное. Не игнорирует, как это часто бывает, а полностью и безоговорочно отрицает само право иррационального на существование. Она доходит до утверждения, что ребёнок по сути рационален и что иррациональное поведение и мышление является лишь результатом социализации в извращённом мире. "Вам до сих пор знакомо ощущение - не столь отчетливое, как воспоминание, а размытое, как боль безнадежного желания, - что когда-то, в первые годы детства, ваша жизнь была светлой, безоблачной. Это состояние предшествовало тому, как вы научились подчиняться, прониклись ужасом неразумия, сомнением в ценности своего разума. Тогда вы располагали ясным, независимым, рациональным сознанием, распахнутым во вселенную. Вот рай, который вы утратили и который стремитесь вернуть. " Столь лихое подтасовывание фактов жизненно необходимо для устойчивости конструкции в целом, ведь, в противном случае, в ней появляется ненавистная Рэнд идея первородного греха. Для неё иррациональность является именно сознательным грехом, признаком слабости, трусости и предательства объективного мира в угоду мнению окружающих. Объективная реальность, естественно, целиком совпадает с субъективной картиной мира самого автора. Для Рэнд неприемлема сама идея сосуществования различных восприятий мира, истины делятся на её и неправильные. В кульминации романа омерзительные злодеи прежде чем начать пытать безупречного героя пытаются убедить его в том, что мир разнообразен и что у них тоже есть своя истина. Джон Галт гордо игнорирует эту ересь.
Из отрицания человеческой психологии естественно вытекает отрицание почти всей философии, за исключением строгого рационализма, и истории, за исключением предельно романтизированного описания индустриальной революции.
В плане философии Рэнд пришлось постараться, она попыталась высмеять весь спектр идей, критикующий догмат разума и рациональности. От мистических и религиозных концепций до современной философии, критически переосмысливающей все "священные коровы" предыдущих эпох. С одной стороны это логично, для считающего себя "рационалистом" модерниста Рэнд весь спектр идей, в последствии оформившихся в феномен "постмодернизма" по определению чужд. С другой, она именно высмеивает, ни какой попытки анализа и критики по существу в рассматриваемом романе нет, оппоненты со своей стороны только нечленораздельно мычат нелепые лозунги легко опровергаемые безупречными героями. Рэнд ни разу не решилась изложить те идеи, которые она отрицает, вместо них она ставит соломенные чучела и доблестно их побеждает. Что действительно интересно, так это метод этих героических побед. Рэнд использует в качестве оружия элементы чужих философских систем. А именно аргументацию Ницше как критика морали и аргументы Аристотеля в его споре с Геосидом и Платоном. Юмор ситуации в том, что эти две системы абсолютно несочетаемы. Ницше никогда не скрывал своей симпатии к Геосиду, более того, среди заметок, составивших в последствии работу "Воля к Власти" имеется короткая но жесточайшая критика Аристотеля с его "тремя законами формальной логики", на которых построена вся символика трёхтомника Рэнд: " Мы не можем одно и то же и утверждать и отрицать: это субъективный, опытный факт, в нём выражается не «необходимость», но лишь наша неспособность(...)Здесь господствует грубое сенсуалистическое предубеждение, что ощущения дают нам истину о вещах, что я не могу в одно и то же время сказать об одной и той же вещи, что она жёстка и что она мягка. (Инстинктивный аргумент, что «я не могу иметь сразу два противоположных ощущения», совершенно груб и ложен).(...)Закон исключения противоречий в понятиях вытекает из веры в то, что мы можем создавать понятия, что понятие не только обозначает сущность вещи, но и схватывает её... Фактически логика имеет значение (как и геометрия и арифметика) лишь по отношению к вымышленным сущностям, которые мы создали. Логика есть попытка понять действительный мир по известной созданной нами схеме сущего, правильнее говоря: сделать его для нас более доступным формулировке и вычислению... ". Рэнд, естественно, никак не отвечает на эту чудовищную с точки зрения её философии ересь, хотя она должна была её знать. Впрочем с Ницше она устраивает, буквально, философскую акробатику. Берёт его аргументы против морали, практически дословно, и потом строит свою собственную мораль, исходя из которой его же и критикует за аморальность взглядов.
С Аристотелем тоже получилось достаточно интересно. Ясно, что она нашла в его рациональных построениях твёрдую почву, поскольку его критику античных философов можно без труда перенести на всю современную философию, как модернистскую, так и постмодернистскую. Проблема в другом, Аристотель не просто утверждал объективную реальность, он её подробно описывал. Для того, что бы принять за основу терминологию Аристотеля нужно принять и его космологию, не говоря уже о его социальных взглядах на современное ему общество. Но Рэнд, естественно, отмахивается от похвалы рабовладению, а совершенно религиозные метафизические взгляды заменяет собственным символом веры. В её логике "Перводвигатель" это не метафизическое божество, а прогрессивный класс капиталистов, двигающий общество. Даже Маркс, с его переработкой идеалистических идей Гегеля так далеко не зашёл.
Отсюда вытекает её удивительный подход к истории. Как я уже упоминал, Рэнд была скорее отрицающим модерн модернистом. В этом нет противоречия, практически все философские, политические и мистические течение порождённые эпохой модерна отличались критикой современного им положения вещей и поиском утопии. Обычно в будущем, но иногда и в прошлом. К примеру, в теориях Рене Генона и его учеников многое становится понятно, если признать, что это было именно модернистское мистическое течение, вполне родственное ненавистной ему теософии. Просто отличающееся куда более высоким интеллектом своего создателя, и ещё специфической формой утопии, в виде идеализированного кастового общества. Взгляд на историю Рэнд очень близок к этому примеру, с одним важным исключением. Её идеализируемое время - промышленная революция, эпоха эстетического романтизма, философского рационализма, этического индивидуализма и ничем не сдерживаемого капитализма. Прекрасная эпоха, крушение которой в кровавом хаосе Первой Мировой и породила столь ненавистный ей за иррациональность модерн. Получилась достаточно красивая схема, в которой мудрые и бесстрашные бизнесмены чуть не построили земной рай, но из-за предательства философов, заменивших истинную рационалистическую философию на нечто не понятное автору, и ошибки художников романтиков, не осознавших всю героичность вышеупомянутых бизнесменов, утопия провалилось и начался ад современного Рэнд общества. Разумеется я немного упрощаю её схему, но очень немного, прочитайте хотя-бы её статью "Что такое романтизм?". Естественно, при таком подходе анализ явления заменяется его воспеванием. Когда человек пишет про определённую эпоху с подсознательным желанием оправдать и объяснить величие любой, даже самой спорной стороны этой эпохи, то получается чистая пропаганда. С игнорированием всех по настоящему тёмных сторон. Примеров можно привести массу, от феерических статей Эволы, воспевающих любую реакционную политику включая крепостное право, до современного поп-сталинизма. Рэнд прекрасно подходит к этому ряду. Она даже не пытается найти оправдание всем тем многочисленным и по настоящему жутким фактам эксплуатации, к примеру, детей рабочих, на которых строилась критическая часть "Капитала" Маркса. Она это всё просто игнорирует. Имеет право. Однако есть небольшое замечание. Двадцатого октября 1947 года Айн Рэнд давала показания перед комиссией по расследованию антиамериканской деятельности. Я потом ещё вернусь этому замечательному событию, сейчас же отмечу, что она там между делом сформулировала целую программу эстетической цензуры, близкой к современной голливудской полит-корректности. "Если вы сомневаетесь, я просто задам вам один вопрос. Вообразите, что дело происходит в нацистской Германии. Кто-то написал сценарий милой романтической истории со счастливыми людьми под музыку Вагнера. Что вы скажете тогда, это пропаганда или нет, если вы знаете, какова была жизнь в Германии, и что за концлагеря там существовали? Вы никогда бы не посмели поместить подобную счастливую любовную историю в Германию, и по тем же самым причинам, вы не должны помещать ее в Россию. " Как видим, объективизм вовсе не является синонимом объективности. Или чёрное, или белое.

Ещё интереснее эстетическая концепция объективизма. Ясно, что с такими понятиями о психологии трудно сочинить правдоподобных персонажей, но это вовсе не объясняет феерической бездарности романа в целом. Там буквально нет ни одной живой и свободной строчки. Дело в том, что Рэнд в высшей степени последовательна в деле отрицания иррационального, она не находит для него места даже в творческом процессе. Эту неожиданную концепцию в романе произносит композитор Ричард Хэйли естественно гений. Мы не слышим его музыки, зато читаем текст: " Меня не привлекает восхищение беспричинное, эмоциональное, интуитивное, инстинктивное - попросту слепое. Я не люблю слепоту любого рода, потому что мне есть что показать, то же и с глухотой - мне есть что сказать. Я не хочу, чтобы мною восхищались сердцем - только разумом. И когда я встречаю слушателя, обладающего этим бесценным даром, между ним и мною совершается взаимовыгодный обмен. Художник тоже торговец, мисс Таггарт, самый требовательный и неуступчивый. "
Я совершенно не представляю себе музыки, написанной по такому принципу. Но я прочитал роман, написанный именно так. И в нём нет музыки.
На самом деле случай Айн Рэнд очень показательный. Её проблема, ставшая проблемой большинства её последователей, это элементарный самообман. Человеку свойственно обманывать себя. И мы всегда будем полем битвы между двумя разнонаправленными векторами, нашей природной иррациональностью и сознательным стремлением к рационализму. Если верить культурологической теории про "Апполоническую и Дионисийскую/Хтоническую" части культуры, вся наша цивилизация сформировалась именно в качестве бунта против собственной природы. Но Рэнд не бунтует против природы, она отрицает природу. Она настолько не сомневается в полной объективности собственного взгляда на мир, и настолько отрицает саму возможность критического самоанализа, что оказывается полностью беззащитной перед собственной иррациональностью. Единственные моменты, когда её слово начинает гореть огнём, монологи героев, цепляют читателя именно за счёт своей горячей, слепой уверенности. Но если избавиться от этого наваждения и спокойно проанализировать ту картину мира, которую она проповедует как объективную истину, то окажется что и она построена из прочитанных автором книг и даже просмотренных фильмов.
Достаточно вспомнить один курьёзный случай. Как я уже упоминал, в 1947 году Айн Рэнд дала показания в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Я оставлю за рамками сам вопрос, как фанатичный борец против вмешательства государства в права личности смог убедить себя в том, что не участвует в политической травле неугодных. Юмор в другом. Она утверждает что фильм "Песнь о России" является пропагандой поскольку там в Советском Союзе есть рестораны и балы, на которых люди танцуют. В её реальности этого не могло быть потому-что не могло быть никогда. И та реальность, которую она описывала, удивительно напоминала крайне мрачную версию советских эпизодов из художественного фильма "Ниночка".
Мне нечего к этому добавить.

P.S
Несмотря на моё критическое отношение отношение к идеям Рэнд и к ней самой, я вовсе не призываю не читать её книг. Наоборот, моё мнение про неё всё же чисто субъективно и основано только на личном неприятии лицемерия даже в такой редкой форме, когда лицемерие оказывается искренним и человек обманывает в первую очередь себя самого. Если у вас есть свободное время и нет отвращения от прозы, которая представляет собой, буквально, смесь соцреалистического производственного романа с женским любовным романом написанным точки зрения социопата, то вам стоит прочитать все три тома. Если нет, то хотя-бы саму речь Джона Галта. Просто для того, что-бы составить собственное мнение.