Начальник не напрасно носит меч свой. Государь не напрасно носит свой меч: он Божий слуга. Цель написания послания

Божий бо слуга есть, тебе во благое. Аще ли злое твориши, бойся, не бо без ума мечь носит: Божий бо слуга есть, отмститель в гнев злое творящему

Божий бо есть слуга тебе во благое . Начальник не только не страшен для тебя, но еще и хвалит тебя, не только не препятствует тебе, но еще и содействует. Если же ты имеешь в его лице помощника и хвалителя, то почему не подчиняешься? Он и вообще делает для тебя добродетель более достижимой, так как наказывает злых, а добрым оказывает благодеяния и почести и этим содействует воле Божией, потому (апостол) и назвал его слугою. Смотри: я даю тебе советы относительно целомудрия, и он того же требует по законам; я увещеваю тебя, что не должно быть любостяжательным и похищать, и он над тем же поставлен судиею. Таким образом, он наш сотрудник и помощник, на это он и послан Богом. Значит, он в двояком отношении достоин уважения - и потому, что он послан Богом, и потому, что приставлен к одинаковому с нами делу. Аще ли злое твориши, бойся. Таким образом, не начальник создает страх, но наша порочность. Не бо без ума меч носит. Замечаешь ли, как (апостол) представляет его вооруженным, подобно какому-нибудь воину, чтобы сделать страшным для грешников? Божий бо слуга есть, отмститель в гнев злое творящему. А чтобы ты, услышав о наказании, мщении и мече, не побежал прочь, (апостол) снова подтверждает, что начальник исполняет Божий закон. Что из того, если он и сам того не знает? Но Бог так устроил. Итак, если начальник, наказывает ли он или награждает, Божий есть слуга, потому что защищает добродетель и изгоняет порок, чего и Сам Бог хочет, то зачем ты противишься тому, кто производит столько добра и споспешествует успеху твоих дел? Ведь многие сначала навыкли добродетели ради начальников, а впоследствии прилепились к ней из-за страха Божия. На людей более грубых не столько действует будущее, сколько настоящее. Потому тот, кто и страхом, и почестями предрасполагает души людей, чтобы они были способны воспринять слово учения, по справедливости назван Божиим слугой.

Беседы на Послание к Римлянам.

Видишь ли, что и начальник, и меч для делающих злое? Послушай еще (сказанное) о том же с большею ясностью. «Отмститель есть , – говорит, – злое творящему» . И не сказал он: «не напрасно существует начальник», а что? «не всуе меч носит» . (Бог) поставил над тобою судью вооруженного. Как сердобольный отец по своей доброте отдает детей, когда они оказывают ему невнимание и пренебрежение, злоупотребляя родительскою любовью, – отдает строгим наставникам и учителям, так и Бог, по благости Своей отдал нашу природу, оказавшую невнимание к Нему, начальникам, как бы учителям и наставникам, чтобы они исправили их от беспечности.

Восемь слов на книгу Бытия. Слово четвертое.

Свт. Феофан Затворник

Божий бо слуга есть тебе во благое. Аще ли злое твориши, бойся, не бо без ума (всуе) мечь носит: Божий бо слуга есть, отмститель в гнев злое творящему

«Божий бо слуга есть тебе во благое . Начальник не только не страшен для тебя, но еще и хвалит тебя; не только не препятствует тебе, но еще способствует. Если же хвалит и помогает, для чего не подчиняешься? Он облегчает тебя в подвигах добродетели даже и тем, что наказывает злых, а добрых осыпает благодеяниями и почестями, содействуя тем воле Божией, - в каком смысле Апостол и назвал его слугою Божиим. Смотри же: я советую тебе быть целомудренным; и он того же требует по законам. Я убеждаю тебя не быть любостяжательным, грабителем; и он над тем же поставлен судиею. Следовательно, он нам сотрудник и помощник; на то он и поставлен Богом. Итак, в двояком отношении достоин он нашего уважения, - и как Божий посланник, и как приставленный к одному с нами делу» (святой Златоуст). «И тебе он есть служитель во благое, будучи слугою Божиим. Как же он есть тебе служитель? Ограждая тебя от злых, предотвращая вред, который они могли бы тебе причинить, и доставляя тебе простор делать благое. Служит он тебе во благое и тем, что страшит за зло и тем от него тебя отвращает, а к добродетели направляет» (Фотий у Экумения).

«Аще ли злое твориши, бойся . Итак, не начальник причиною страха, но наши собственные пороки. Не бо всуе мечь носит . Видишь ли, что Апостол представляет его вооруженным подобно воину, дабы соделать страшным для преступников закона? Божий бо слуга есть, отмститель в гнев злое творящему . А дабы ты, слыша о наказании, казни и мече, не побежал прочь, Апостол снова подтверждает, что начальник исполняет Божий закон. Какая тебе нужда, если он и сам того не знает? Довольно того, что так учредил Бог. Итак, если начальник, наказывает ли он или награждает, Божий есть слуга, потому что защищает добродетель и гонит порок, чего Сам Бог хочет; то для чего противишься тому, кто производит столько добра и споспешествует твоей пользе? Многие сначала старались жить добродетельно для начальников, а впоследствии прилепились к добродетели из страха Божия. На людей грубых не столько действует будущее, сколько настоящее. А кто и страхом, и почестями предрасполагает сердца людей, чтобы они были способнее принять слово учения, тот справедливо называется Божиим слугою» (святой Златоуст).

Отмститель в гнев , εις όργήν, - не в наказание, а на страх: ибо наказание уже содержится в слове: отмститель , воздаятель, - что в отношении к злым исполняется чрез наказание. «Начальник как служит Богу, хваля добрых, так и, наказывая злых, подражает Богу тем, что гневается на них и взыскивает с них» и тем страх на них наводит (см.: Фотий у Экумения).

Толкование послания апостола Павла к Римлянам.

Прп. Ефрем Сирин

Ибо Божий служитель есть он, так как чрез него совершается воля Божия над праведными и беззаконными. Если же зло сделаешь, бойся и не делай, - ибо не без цели (напрасно) опоясан мечем .

Толкование на послания божественного Павла. К Римлянам.

Блж. Феофилакт Болгарский

ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое

ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро

Он, говорит, содействует воле Божией. Например: Бог советует тебе быть целомудренным: и начальник предписывает тоже законами. Бог увещевает тебя не быть любостяжательным и вором: и начальник поставлен судьей над тем же. Следовательно, он нам поспешник в добрых делах, если предаемся ему.

Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч

Значит, не начальник производит в нас страх, но пороки наши, по причине которых и меч начальника, то есть власть наказывать. Начальник, говорит, не напрасно опоясывается мечом, но для того, чтобы наказывать порочных.

Он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое

Когда начальник хвалит добродетель, исполняет волю Божию; и когда употребляет в дело меч, есть слуга Божий, защищающий добродетель и прогоняющий порок. Многие делают добро не столько из-за страха Божия, сколько по боязни начальников. Посему, когда начальник защищает добродетель и наказывает порок, то он - Божий слуга.

Толкования на послание к Римлянам.

Ориген

ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое

В этих словах Павла меня поражает то, что он называет мирского властителя и мирского судью «слугой Божиим» - причем не единожды, но повторяет это дважды и трижды. Итак, я хотел бы дознаться, каким образом мирской судья является слугой Божиим. В Деяниях Апостолов мы находим, что апостолы единодушно установили предписания, которые должны соблюдаться нами, уверовавшими из язычников (см. Деян. 15:23-29)… Итак, в этих предписаниях говорится, что не следует возлагать на уверовавших из язычников никакого бремени, кроме воздержания от идоложертвенного, крови, удавленины и блуда; но не воспрещаются человекоубийство, прелюбодеяние, воровство, мужеложство и прочие преступления, которые караются человеческими и божественными законами. Может показаться, что апостол считал христиан обязанными соблюдать только вышеназванные заповеди, а в остальном предоставил им свободу. Но взгляни, каково устроение Святого Духа. Ведь прочие преступления караются мирскими законами, и было бы излишним запрещать именем божественного закона то, что в достаточной мере регулируется законом человеческим. Поэтому здесь оговаривается только то, о чем закон человеческий ничего не говорит и что должно быть установлено религией. Отсюда явствует, что мирской судья исполняет большую часть божественного закона. Ибо все преступления, которые Бог желает покарать, Он предпочитает карать не через глав церквей, а через мирского судью; и Павел, зная об этом, правильно называет мирского судью «слугой Божиим» и «отмстителем в наказание делающему злое» .

отмститель для творящего злое

______________________________________________________________________________________________________

Юрьев.

Сутки спустя, я изучал карту Питера с тщательно прорисованным на ней расположением мятежных полков гарнизона. О силах так называемых революционных дружин, организовавшихся из массы праздношатающихся безработных Путиловского завода и других промышленных предприятий, вооруженных оружием из разграбленного арсенала, осененных бодростью духа из винных погребов, мне было ничего не известно. Как ни смешно, но штабная разведка, располагавшая сведениями о дислокации и численности немецких или австрийских частей за линией фронта, не имела понятия, что происходит в столице России, почти под боком новой Ставки главнокомандующего.

Царская ставка и, соответственно, штаб карательной армии обосновались в Юрьеве. После известных сложностей, я не решался путешествовать от станции к станции без серьезного военного сопровождения, а потому, до прибытия в Юрьев крупных армейских соединений, оставался у Бонч-Бруевича. Выбрав сторону, командующий шестой армией выказывал полное послушание, беспрекословно выполняя мои распоряжения и приказы. После прибытия с Кавказа первых карательных полков, Ставку можно было переместить ближе к Питеру, но, посоветовавшись с Ниловым и Воейковым, я решил по-прежнему руководить операцией из эстляндского Юрьева, не смотря на неудобства, связанные с его удаленностью от Петрограда. В последнее время, впрочем, меня волновали не столько мысли о будущем России, сколько мое собственное в нем положение.

«Если вы сможете избежать последствий собственной недальновидности, я сохраню вам жизнь!» - эти слова Каина запали мне в душу. Последняя фраза многое меняла в наших с ним и без того сложных отношениях. Эта фраза - переворачивала с ног на голову буквально все. Почти мгновенно, из спасителя и творца хронокорректор превращался в главную и страшную угрозу. Подавление восстания отныне являлось не просто задачей, стоящей перед русским царем или Ники-хронокорректором - оно стало задачей личного выживания. Я сомневался, что Каин убьет своего помощника в случае провала, однако смысл фразы оставался вполне прозрачен - от моей эффективности зависела моя жизнь! И нНе важно, сотрет ли Каин мою матрицу из мозга Николая Второго или отправит меня в другое время, другое тело, другую страну. Суть заключалась в ином - с момента произнесения фразы, Каин перестал быть мне другом, или наставником, он просто использовал меня, - применял.

Думая об этом, я сначала злился, а потом впадал в ужасную меланхолию. Главный вопрос заключался не в опасности наказания. Разум терзала иная мысль - что ждет меня в случае удачи? При утилитарном подходе к использованию помощника, результат успешного завершения миссии мог не отличаться от ее провала. Циничный хронокорректор способен уничтожить и проигравшего, и победителя, - сразу, как перестану быть нужным. При этой мысли, по позвоночнику скользила ледяная змея. С каждой минутой существования я острее осознавал кошмарность сложившейся ситуации. От паники спасало одно, как ни странно, - безвыходность положения. Ничего, кроме как разделаться с восставшей столицей мне отныне не оставалось!

Вооруженные силы Петрограда, точнее расквартированный там гарнизон, примкнул к бесчинствам «мятежа пекарей» на третий день после начала беспорядков. За прошедшее время, все полицейские учреждения, суды и отделения жандармерии оказались разгромлены. От правительства и министерств не поступало сигналов более пяти суток. Беляев с Хабаловым либо лишились доступа к телеграфу, либо были убиты. Разведка в столице Империи не предполагалось никаким из планов ведения германской войны, и специальную агентуру в главном русском городе не держали. Именно в этом, если забыть о зависимости от Каина, состояла сегодня моя главная проблема.

Отсутствие разведданных существенно затрудняло и без того скомканную подготовку к подавлению переворота. Нам предстояла сложная военная операция - именно военная, ведь нам противостояли не только анархически настроенные толпы, но и регулярные полки гарнизона, - и без разведки, в слепую, принимать решения казалось невозможно.

Посовещавшись с Воейковым, ставшего в эти решающие дни ближайшим из моих слуг, я решил компенсировать указанный недостаток простейшим из доступных мне способов. Вызвав Бонч-Бруевича, все еще несколько подавленного своей пассивной ролью в заговоре Рузского, я спросил, есть ли в гвардейском корпусе его Шестой армии, бойцы, хорошо знакомые с Петроградом. По - прежнему сдержанный, Бонч-Бруевич взглянул на меня чуть изумленно, потом доложил, что таковые люди присутствуют у него в избытке. Близость столицы сказывалась на составе армий Северного фронта, и коренных питерцев в Юрьеве квартировало достаточно.

В ходе дальнейшей беседы мы отобрали примерно сотню наиболее преданных, по его мнению, конногвардейцев. К чести Бонч-Бруевича, львиную долю фамилий в списке он называл на память (сотню!), не роясь в полковых журналах. Не способный противодействовать заговорщикам, готовый предать меня несколько дней назад, теперь он ручался головой за каждого из отобранных бойцов. Как я надеялся, - на совесть, а не на страх.

Не подведут, - заверил меня командарм, - Фамилии каждого помню лишь потому, что ребята в основном старой закалки, из остатков довоенной императорской гвардии, большая часть которой полегла на фронтах. Вся сотня - старые кони. Если не они - то никто.

Я кивнул, и смешанная сотня драгун, гусар и казаков маленькими группами, тройками и даже парами, устремилась на север и восток - к пылающей пожаром столице. Без шашек, с одними наганами и незначительным провиантом, в гражданских тулупах поверх мундиров, чтобы слиться со снующей по окраинам Питера суетливой толпой, наша наспех созданная разведка растворилась в снежных просторах, едва начавших оттаивать с приходом первых весенних дней. ББездействовать в ожидании их возвращения я не собирался.

Не разбираясь в военной тактике, политике и даже государственном управлении, я находился в гораздо худшем положении, нежели реальный царь Николай. Последний имел военное образование и более чем двадцатилетний опыт правления государством, пусть не слишком удачный. В отличие от настоящего Императора, мне все казалось новым и незнакомым, я ничего не знал, за исключением отрывочных данных энциклопедии, и ничего не умел.

По сравнению с реальной историей, я опережал мятежников ровно на один шаг. Царь выжил, избежал заключения и ареста - но и только. Утешая себя подобными размышлениями, я вызвал к себе «профессионалов» - генералов Келлера и НахичеванскогоГусейна, тех самых командующих корпусами, которые первыми откликнулись на мой зов о помощи. Из длинного списка армейских частей, отобранных для подавления бунта, их соединения прибыли раньше других и оставались на данный момент единственными крупными силами, подвластными мне в Юрьеве за исключением Шестой армии Бонч-Бруевича. Остальные «карательные» войска выдвигались медленно. Объяснялась медлительность просто: д. Далеко не все дивизии и корпуса, осмеливались покидать места дислокации не имея на то приказов командующих фронтов. Заговор Рузского они осуждали, царю проявили преданность, однако двигать полки без подтверждения штабов фронта, а также генерального штаба в Могилеве, решались не многие и не сразу.

С самого далекого Румынского фронта, например, где командующим стоял генерал армии Сахаров, резко отрицательно относившийся к заговорщикам, отобранные полки прибывали быстрей, чем с ближайших Западного и Юго-Западного фронтов, где заправляли Брусилов и генерал армии Эверт. Последний, как и Иванов с Бонч-Бруевичем, производил на меня двусмысленное впечатление. К заговорщикам он не присоединился во время «опроса», однако высылать мне помощь явно не торопился.

На Кавказском фронте, где командующим значился мой двоюродный дядя и тезка Николай Николаевич Романов, дела обстояли еще хуже. Из отобранного списка кавказских частей вырвался только генерал Ххан Нахичеванский, остальные - только пока лишь грузились в вагоны. Перемещение большой армейской массы, и без того весьма сложное для громоздкой и неповоротливой русской военной машины, осуществлялось со множеством накладок. Иногда я подозревал, что распоряжения выполняются медленно не только в силу нежелания охоты или сопротивления близких к заговорщикам генералов, а в силу традиционной для России бюрократической медлительности.

В конце концов, после множества согласований и даже угроз с моей стороны, после отставок и арестов (расстрелов пока удалось избежать), процесс сдвинулся с места. Полки и дивизии поплыли к Юрьеву, стуча по рельсам стальными колесами железнодорожных составов. Люди, лошади, продовольствие, орудия, пулеметы, боезапас, все это снималось с полей германской войны, и мчалось в Эстляндию. Оставшиеся на фронтах части (а мы снимали с фронтов едва ли пять процентов от общей армейской массы) занимали освободившиеся на линии бреши. Немцы по счастью, активности не проявляли, слишком ослабленные годами противостояния и тяжелым внутренним положением.

Одновременно с решением важнейшего «транспортного вопроса», пришлось заниматься крупными кадровыми перестановками. Брусилова, не смотря на его почти культовый статус после знаменитой Луцкой операции, от командования Юго-Западным фронтом пришлось отстранить. Западный фронт остался пока под командованием Эверта, и контроль над переброской частей под Юрьев удалось наладить благодаря нескольким жёсткиместоким предупреждениям.

С верховным руководителем армии генералом Алексеевым дело обстояло сложнее. Одной из самых первых телеграмм, а если говорить точно - четвертой циркулярной телеграммой, отправленной сразу вслед за посланиями Келлеру и Нахичеванскому, я оповестил командующих армиями и корпусами о смещении Алексеева «с трона», то есть с должности начгенштаба.

Руководителем Главной квартиры назначался командующий Румынским фронтом генерал Сахаров, Алексееву же предписывалось немедленно прибыть в Юрьев для дачи показаний об участии в заговоре военно-промышленного комитета. Молча, как агнец на заклание, генерал-изменник явился ко мне спустя всего несколько часов после отправки сообщения. В подобной «жертвенности» я лично не находил ничего удивительного. Смещение всемогущего главнокомандующего произошло тихо и незаметно - как и в реальном прошлом России, когда министры Временного правительства, бывшие заговорщики и соучастники Алексеева, соблазнявшие его на дворцовый переворот, немедленно забыли о нем, как только указанный переворот совершился. Могущественный временщик, командующий многомиллионными армиями и протянувшимися через пол Европы фронтами, спокойно сдался «по приказу», разве что поплакавшись в письмах на несправедливую судьбу своим приятелям и знакомым.

В данный момент мой самый страшный «военный» оппонент находился в Юрьеве в одной из станционных изб, приспособленной Воейковым под импровизированную тюрьму. Ни о суде, ни о расправе над изменником речь не шла - заниматься подобным не имелось ни времени, ни желания. Вместе с Алексеевым полетели головы большинства прочих изменников, фамилии которых стали известны благодаря «опросу». Как и в случае с Алексеевым, головы прочим предателям я рубил не топором, - а лентами телеграмм.

Получив короткое сообщение со словами «отстранен от командования», Николай Николаевич Романов отныне грыз виноград в Тифлисе в частном особняке. Арестовать Великого князя не поднималась рука, все же он приходился ближайшим родственником.

Смещенный Брусилов прибыл в Могилев на место Лукомского заниматься призывом и обучением новобранцев, которых собирали по русским губерниям в преддверии весеннего наступления.

Лукомский, напротив, занял место Брусилова на Юго-Западном фронте, которым командовал в позапрошлом году, до перевода в генштаб.

Северный фронт контролировал лично я, соотнося свои действия с рекомендациями Бонч-Бруевича, графа Келлера и Хана Нахичеванского. Последние двое, собственно, и составляли ныне мой личный военный совет.

По приглашению Воейкова, оба явились в мой кабинет. Келлер ворвался в комнату браво, и вытянулся, пристукнув кованным сапогом. Нахичеванский, напротив, вальяжно заплыл в помещение, как подобает восточному хану. Впрочем, смотрел Гусейн серьезно и преданно, а огонь, танцевавший в его глубоких черных глазах, пылал не менее горячо.

Ну-с, господа, как успехи? - начал я с ходу, едва поздоровавшись со своими, по большому счету, единственными соратниками. - Что с железной дорогой на Питер? Как дела с прибытием подкреплений?

Оба переглянулись, затем Келлер выступил вперед:

С рельсами на Питер плохо, Ваше Величество. Севернее Великих Лук и восточнее Ивангорода железную дорогу почти невозможно использовать. Один из наших локомотивов попробовал проскочить за Псков, однако утром вернулся обратно. Известно, что часть дороги за Лихославлем разобрана, начальник станции исчез, железнодорожные рабочие разбежались. Ушли недалеко, - Келлер хмыкнул, - дуракам не хватило ума, так что мы взяли всех, просто почесав ближайшее село. Как оказалось, мастеровые ПЧ проживают рядом со станцией, бежать поленились, расползлись по домам, под бок своим неумытым барышням. Разобранные рельсы также отыскали без труда. Они же, сиречь местные мастеровые, сами и разобрали. Рельсы сложили в метрах двадцати от дороги, присыпали землей и ветками, поскольку, как объяснил мне один из поддонков, вывозить было не на чем, да и лень - революции они не сочувствуют, думу презирают, а дорогу разобрали просто так, из любви к свободе. - Келлер чуть помолчал. - Я разозлился, Государь, хотел вешать, потом передумал. Дураки они, не враги. Сами разобрали, теперь сами укладывают.

Так почему плохо, раз рельсы укладывают? - удивился я.

Время, - ответил Келлер, - уложат только к завтрему. Я все же пригрозил стрелять за простой, пашут как лошади, однако по дороге проедем только в понедельник к ночи. Проблема не в этом - вокруг Питера сотни станций, а дураков на станциях еще больше. Призыв думцев к тотальному неподчинению власти и разбору путей слышали все. Если на каждую остановку тратить сутки, дойдем к столице едва через неделю!

Понятно, - я тяжко вздохнул, - Гусейн, что у вас?

Сахаров вчера добрался до Могилева, принял дела, Ваше Величество, - доложил Нахичеванский, - до понедельника ждет последние резервы с Кавказского фронта, а также от Эверта. Потом выступает. Будет в Юрьеве, учитывая самые благоприятные обстоятельства не ранее, чем через три дня. Полагаю, нам надо выдвигаться на Петроград без него.

Но как? - возмутился Келлер. - Рельс нет, дорога до Питера нами не контролируется!.

Нахичеванский посмотрел на графа с восточным высокомерием, как породистый кот, смотрит на пробегающего под окном мохнатого волкодава.

Железная дорога, милостивый государь, соединила Псков и Санкт-Петербург всего лишь лет десять назад, - произнес он нравоучительным тоном, - однако кавалерия каким-то немыслимым способом умудрялась перемещаться по Европе и до этого. Вы не находите, граф?

Теперь переглянулись мы с Келлером.

Согласен, - кивнул гигант-украинец, решив не вступать в перепалку с котообразным азербайджанцем. - Это опасно, учитывая, наш ограниченный контингент, но возможно.

Приняв решение, я немедленно вызвал в кабинет флегматичного Бонч-Бруевича. Командир Шестой армии явился скоро, и лик его по-прежнему выражал невыразимое смирение перед неизбежным во всякой войне, а уж тем более революции, случаем. Коротко, мы изложили генерал-лейтенанту суть дела:. Сахаров с последними карательными частями прибудет через три дня - ждать не будем. Имеющиеся силы карательной армии выступают на Петроград походным порядком незамедлительно.

Глупость, - тут же заявил Бонч-Бруевич, недовольно помотав подбородком, - войск слишком мало, в столице почти двести тысяч бунтовщиков.

Алексеев когда-то заверял, что восстание возможно подавить парой преданных батальонов, - возразил стоящий в углу Воейков.

Да мало ли что твердил Алексеев, - возмутился генерал-лейтенант. - Пара батальонов действительно могла бы уладить дело неделю дня назад, до массового локаута на Путиловском. Сейчас, когда сотни тысяч сознательно оставлены без работы, каждый пролетарий - наш враг! Бунтовщики взяли арсенал, оружия и боеприпасов у них хватает. А пулеметы гарнизона? А резервная артиллерия для обороны столицы, вы помните о них? Если подходить к взятию города как к чисто военной операции, как штабист я могу заявить очевидное: до подхода Сахарова и резервов, без решительного перевеса в численности, операция невозможна!

Задумчиво, я постучал пальцами по столешнице. Бонч-Бруевич, вероятно, был прав: за его плечами стоял трехлетний опыт истребительной европейской войны. Атаковать вооруженный миллионный город, такой беззащитный еще несколько дней назад, силами двух неполных кавалерийских корпусов и Шестой армии общей численностью около сорока тысяч штыков, большую часть которых необходимо оставить на фронте для защиты от немцев, казалось делом бессмысленным и провальным, ибо по простейшим подсчетам, бунтовщики превосходили нас в численности, как минимум, в шесть раз. Бывший адвокат Керенский, ставший после смерти Гучкова и Родзянко лидером думскдумского комитета, оказался не дураком, а в каком-то смысле - гораздо более дальновидным деятелем, нежели прошлые предводители оппозиции. В кратчайшие сроки, как сообщали беглецы из города, в восставшем Питере были организованы вооруженные дружины рабочих. В отличие от бесчинствующих вояк гарнизона, склонных к мародерству, грабежам, разбою и бессмысленной стрельбе, отряды пролетариев оказались дисциплинированы и спаяны некой силой, именуемой социалистами чувством классового единства. У них не имелось военного опыта, однако присутствовали дух и решимость. В схватке с правительственными войсками, развращенными идеями «братства и равенства», эта решимость могла оказаться страшною силой!

Келлер заверял меня, что в его Третьем кавалерийском корпусе колебаний не будет и быть не может, по крайней мере, в присутствии государя. Определенно, я верил в это. Самого Николая могли считать ничтожеством и безвольным глупцом, но монархическая идея, к которой мужчин приучали с детства, впитанная с молоком матери, пусть и развращенная ныне либеральной демагогией и марксистской пропагандой, жила в душах русских, в немыслимой глубине, накрытая страхом смерти и усталостью от войны, - но жила.

Под предводительством Керенского, болтуны из Думы, чуть ранее напоминавшие клоунов, поразили меня в эти дни своей энергией и напором. В бешенномбешеном темпе, в Петрограде возникло Временное правительство, которое в отличие от Временного думскдумского комитета, попыталось овладеть всеми сферами государственного управления на деле, а не на словах. Учитывая арест большинства моих министров и полное бездействие не арестованных, деятельность эта не могла оказаться безрезультатной.

Уже к вечеру первого дня своего существования, Временные ввязались в отчаянную схватку за кровеносную систему России - железнодорожное полотно, являвшееся в эти напряженные дни едва ли не важнейшим фактором победы. Битву за железную дорогу вели не штыками и пулями, а как всегда - телеграфом. Хотя результат этой борьбы при всеобщем бардаке, охватившем огромную страну всего за неделю, выглядел не серьезно, он причинил мне множество нервных часов, проведенных за тягостными раздумьями. Особую активность в жизненно важном вопросе проявил некий член Государственной думы инженер-депутат Бубликов. Он заверял коллег, что в первую очередь новое правительство обязано установить контроль над железными дорогами, чтобы предотвратить отправку карательных войск в столицу. В сущности, Бубликов размышлял правильно, однако метод для осуществления свих целей выбрал достаточно идиотский.

По его мнению, для контроля над железной дорогой было достаточно просто занять Министерство путей сообщения преданными войсками. Еще до моего запланированного отречения, Бубликовым, как одиним из участников заговора Думскдумского комитета, заранее было составилено воззвание к железнодорожникам с горячим призывом поддержать новую власть. Сейчас указанное сообщение живо рассылали по станциям. В ответ, в тот же день, я приказал Сахарову принять самые неотложные меры для обеспечения бесперебойной работы железных дорог, если не в окрестностях Петрограда, то хотя бы в остальных российских губерниях. Беспорядки велел решительно пресекать, не стесняясь самых жестоких мер. Но главное, сопровождать карательные мероприятия активнейшей пропагандой - казнят не бастующих либералов или социалистов, а агентов немецкой разведки, изменников, продавших родину и народ.

Подобные утверждения, безусловно, являлись ложью или, по крайней мере, достаточно искаженной правдой, однако иных мер я просто не находил. Саботаж железнодорожников угрожал не только мне лично и организованной нами карательной экспедиции, он угрожал уже фронту. Срыв поставок хотя бы на несколько суток мог оставить войска без пищи и боеприпасов в случае внезапной атаки немцев, м. Мог стать для страны роковым. Призывы о забастовках, приемлемые в мирное время, сейчас звучали призывами к смерти. Разобранный метр пути в этот грозный момент всеобщего напряжения был в тысячу раз страшнее открытого перехода к врагу!

В частности, Сахарову сообщалось.

«Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от неё» (Рим.13:3).

На прошедшей неделе наше общество потрясли сообщения о циничном убийстве двух молодых полицейских в Новочеркасске, а затем зверское убийство годовалой девочки в частном доме под Новосибирском. Несчастной Николь Карповой нанесли 91 ножевое ранение, а затем её бросили на растерзание бойцовским собакам.

Преступление в столице Донского казачества, где отношение к представителям власти и офицерскому корпусу всегда было особым, а также беззаконная казнь беззащитного младенца наводят на мысль, что в российском обществе окончательно потеряны все нравственные ориентиры и необходимо срочно вносить изменения в действующее законодательство (в плане ужесточения).

Возникшая заново полемика о моратории на применение смертной казни вызвала страстную реакцию в медиа пространстве, стала ещё одним поводом разделения на партии сторонников и противников смертной казни. Отметим, что и среди православных оказалось большое количество людей, требующих восстановления смертной казни.

В тоже время православное мировоззрение имеет вполне внятную позицию в отношении смертной казни. Бог запретил убивать людей (Исх. 20:13), поэтому христиане не могут желать смертной казни. Другое дело, если власть законно посчитает нужным казнить какого-нибудь негодяя, православные не станут протестовать. Ведь это дело государственных органов, о чём косвенно и говорит апостол Павел, наставляя верующих правильно относиться к власти: «Если же делаешь зло, бойся, ибо он (начальник) не напрасно носит меч (!); он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое» (Рим. 13:4).

Поэтому, на первый взгляд может показаться, что проблема искусственная и нас вовсе не касается. Но это не совсем так. Полагаем, нам будет небезразлично, чьим именем будет лишён жизни человек, на чью совесть ляжет ответственность за нарушение заповеди Божьей. До революции эта ответственность падала на Государя, на Царя, именем которого приговор о смертной казни и назначался. Большевики отказались от персональной ответственности за смерть, возложив её на весь советский народ - с тех пор смертные приговоры выносятся от имени всех граждан, то есть и нас с вами, верующих, боящихся нарушения Заповеди Божьей. Получается, что, не спрашивая нас, на нас возложили солидарную ответственность за непоправимое решение какого-нибудь возможно не слишком озабоченного христианской моралью судьи. И если ещё можно было бы смириться с существующим порядком судопроизводства (от имени российского народа) при вынесении судами судебных решений во всех прочих случаях, то смертная казнь должна стоять особняком. Насильственное лишение человека жизни отличается от всех прочих наказаний тем, что оно недвусмысленно запрещается законом Божьим. Действительно, лишение свободы - это в терминах евангельских времён, перевод человека из свободного состояния в рабское. Оно не выходит за рамки обычных действий власти для поддержания правопорядка в обществе.

Напомним, каким образом и чьим именем был приговорён к немыслимой смертной казни Христос Бог. И римский наместник Пилат, и четвертовластник Ирод, и первосвященник Каиафа передавали Иисуса Христа из рук в руки друг другу для вынесения приговора, пытаясь избежать личной ответственности за готовящееся беззаконие, пока не нашлась возможность возложить ответственность на народ: «…первосвященники и старейшины возбудили народ просить Варавву, а Иисуса погубить… Пилат говорит им: что же я сделаю Иисусу, называемому Христом? Говорят ему все: да будет распят. кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27:20,22,27). То есть евреи сами приняли на себя ответственность за этот ужасный приговор и за все последствия. Подобным образом и мы все подпадаем под ответственность за смерть приговорённого от нашего имени судом человека. Разве это справедливо? Убийство человека, пусть и законное, должно лечь не на совесть народа, но - конкретного человека, облечённого властью. Кто же может быть таким человеком? Очевидно, что только первенствующий в народе. Вообще-то и в древнем и в средневековом, т. е. аутентичном сознании именно этим - правом законно казнить человека в мирное время и отличался Государь от всех прочих начальников. Представляется, что и в Российской Федерации во всех смыслах разумно передать это право исключительно Президенту. С одной стороны, само, как бы, возвращение смертной казни явится выполнением воли требующей этого подавляющей (до 90% по опросам) части населения страны, с другой - руководитель государства может на время, а может быть - и вовсе, отказаться от применения смертной казни, просто никого не приговаривая к ней. Высшей же мерой для всех судов, кроме Президентского, останется пожизненное заключение. Введение такой меры хоть и потребует внесения изменений в Конституцию, но будет положительно встречено общественностью, особенно, если его должным образом подготовить. Президент уже имеет особое право миловать, осталось поручить ему право и казнить, само собой в исключительных, оговорённых законом случаях.

Есть здесь и другая, так сказать, духовно-нравственная сторона дела. Став законным вершителем правосудия в отношении жизни и смерти своего согражданина, Верховный Правитель получает и некую сакральную составляющую своей власти (довольно ощутимую). Он уже не сможет считать себя просто главным менеджером, совесть его уже будет отягощена правом, которого не имеет в государстве больше никто. Ещё раз подчеркнём, что это потенциальное исключительное право может быть и никогда не применено, и меч как бы будет всегда лишь на вершок вынут из ножен, но это наверняка заставит злодеев о многом задуматься. Это поможет руководителю государства дисциплинировать свою команду, поможет также более твёрдо и уверенно вести мимо рифов наш огромный многонациональный ковчег.

P. S. Эти заметки являются консолидированным мнением редакции «Русской линии» и они были в 2010 году изложены Министру юстиции РФ Александру Коновалову для внесения в план работы Общественного совета Минюста. Сейчас наступило самое время вновь поставить этот вопрос в повестку дня.

Член Общественного совета Министерства юстиции РФ Александр Алекаев

Главный редактор «Русской линии» Сергей Григорьев

Отношение христиан к государству коротко выразил Святой Апостол Павел в послании к Римлянам:

«Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо [начальник] есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из [страха] наказания, но и по совести» (Рим 13, 1-5).

Государственной власти надо повиноваться не за страх, а за совесть, искренне чтить законы, проявлять уважение к правителям. Именно так относится к государству Православная Церковь, за некоторым исключением: кроме случаев, когда власть принуждает к совершению тяжкого греха. Но во всех остальных случаях Церковь весьма позитивно оценивает государство. Надо отметить, что такая позиция вызывала нарекания, по крайней мере, со времен Реформации (некоторые секты отрицали государство), а у нас – со времен Льва Толстого.

В самом деле, государство – это огромный аппарат насилия. Оно собирает налоги. Оно ловит разбойников и подвергает их суровым карам. Оно устанавливает законы, иногда понятные и разумные, иногда – нет, и карает за их нарушение. Оно состоит из людей, которые не всегда бывают приятными в общении или хотя бы честными. Начальствующий носит меч и время от времени пускает его в ход – кажется, это нелегко согласовать с образом кроткого и милосердного Иисуса. Государство наказывает людей, что само по себе печально, но если вспомнить о том, что судьи тоже люди и тоже могут грешить и ошибаться, печально особенно.

Можно понять прекраснодушное антигосудаственничество Льва Толстого и многих наших современников, которые если не отрицают государство вообще, то смотрят на него как на что-то явно дурное. Есть вещи, которые мы начинаем ценить только когда их теряем. Например, начальствующего с мечом.

Происходит это либо во время стихийных катастроф вроде урагана «Катрина» в Новом Орлеане, когда полиция эвакуировалась из города, и он достался бандам мародеров, либо во время катастроф военных, либо во время катастроф социальных – смут и революций, как это описано в гениальном стихотворении Лермонтова:

Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь — и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож:
И горе для тебя! — твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон;
И будет всё ужасно, мрачно в нем,
Как плащ его с возвышенным челом.

Предсказание поэта, сделанное еще в 1830 году, в русской истории сбылись с жуткой буквальностью, но не стоит тут видеть что-то сверхъестественное. Революции всегда выглядят одинаково: во Франции, в России, в Мексике – где угодно. Бедствия могут не достигать больших масштабов, но падение государственной власти – это бедствие всегда. Мы видим это сейчас на Украине – интернет полон роликов, на которых засняты различные безобразия: вооруженный громила издевается над городским советом, какие-то еще громилы в полувоенной форме избивают прохожего палками, группа «патриотов» унижает и бьет журналиста за показавшийся им «непатриотичным» репортаж.

Конечно, преступность существует где угодно, поразительно другое – наглость злодеев, которые снимают свои похождения и выкладывают их в сеть, совершенно не опасаясь, что их увидит суд и прокуратура. Там, где начальствующий с мечом пропал или ослабел до невозможности исполнять свои обязанности, власть оказывается в руках всякого, кто сможет собрать банду и чем-нибудь ее вооружить. Или даже просто в руках кого угодно достаточно сильного и наглого. И эти люди охотно заявляют городу и миру: нас не остановить. Мы будем делать что хотим. Как гласит еще античное изречение, «сильные делают, что они хотят, а слабые терпят, что им приходится».

Такой бедственный хаос начинается с претензий к государственной власти, частью обоснованных, частью – нет. Люди негодуют на коррупцию и беззаконие, бедность и отсутствие перспектив. Они говорят, что нечестность, некомпетентность и наглое беззаконие власти их достало.

Люди поднимаются на борьбу, их охватывает гордость и воодушевление, то особенное опьянение, которое дает толпа, – и свергают прогнившую власть. Дальше происходит то, что происходило уже много раз в истории – выясняется, что прежние времена невыносимой тирании были на самом деле золотыми деньками мира и достатка. Да, государство – это аппарат насилия, но это аппарат, поддерживающий монополию на насилие.

Меч носит – и пускает его в ход – начальствующий, а не кто угодно. Этот начальствующий может быть далек от идеала; святой Апостол Павел писал свое послание в Римской Империи, которой люди могли предъявить массу обоснованных упреков. Но империя, при всей своей коррупции, развращенности и жестокости, поддерживала мир, наказывала разбойников и строила дороги, что позволяло Апостолу ходить по этим дорогам с проповедью Евангелия. Кесарь в Риме мог быть чрезвычайно дурным человеком, но именно римские солдаты спасли Павла от растерзания толпой, и именно римское гражданство спасло его от бичевания.

Падение государства открывает богатые возможности для людей жестоких и бессовестных и бьет по людям кротким и мирным. Как и инструкции по технике безопасности, слова Апостола о повиновении государству написаны кровью. Государство, которое наказывает злодеев, абсолютно необходимо для мирной и безопасной жизни. Это ценность, которую следует беречь.

Критика государства бывает уместна, даже необходима, но именно для того, чтобы укрепить его и помочь ему исполнять его функции. Революции всегда кончаются плохо – очень плохо. Таков долгий и кровавый опыт человечества.

Поэтому мы чтим законы, проявляем уважение к представителям власти и с мятежниками не сообщаемся – и это правильно.

Сергей Худиев

Имя Александра Невского для многих прочно связано с государственным официозом. Люди считают, что, пользуясь моральным авторитетом святого князя, власти тем самым хотят оправдать любые свои действия. А, кстати, не дутый ли это авторитет? Может, всё это выдумки, средневековые мифы и легенды? А как же было на самом деле?

Об этом мы беседуем с доктором исторических наук Сергеем Алексеевым.

Сергей Викторович, о князе Александре Невском сейчас много спорят. Одни считают, что его чуть ли вообще не было, другие не сомневаются в его подвигах, но боятся, что его имя могут превратить в патриотический лубок. Видите ли Вы такую опасность?

Такая опасность есть. Если правители, прибегающие к образу святого князя Александра, действительно будут пытаться походить на него в своих поступках, то народ это воспримет нормально. Но если образ благоверного князя будет использоваться как этакий парадный портрет в советском стиле, который вынимается по праздничным дням, отряхивается от пыли, а затем ставится обратно, - в этом будет фальшь и, как следствие, раздраженная реакция народа.

Но есть и другая опасность. Мы все знаем, что когда указания даже самого мудрого, ответственного и высоконравственного руководителя спускаются на низовой уровень и начинают исполняться нашим обширным аппаратом, который видит свою задачу в том, чтобы формально отчитаться о проделанной работе, - тогда-то и начинается превращение всего и вся в лубок и соответствующе воспринимается народом. «Вчера хвалили Минина с Пожарским, сегодня Невского хвалят, завтра, может, Сталина хвалить будут, но какое это имеет отношение к нашей жизни?» - так рассуждают многие. У нас за десятки лет выработался такой мощный иммунитет к официальной пропаганде, что любые административные меры могут вызвать лишь обратный эффект.

Поэтому я считаю, что если наша власть действительно заинтересована в возвращении светлых исторических имен, то самое лучшее - предпринимать по этому поводу минимум организационных усилий, а просто позволить говорить о них тем, кто действительно помнит эти имена и живет ими. То есть просто не мешать их историко-просветительской работе.

А что ответить тем, кто сомневается в исторической достоверности всего того, что мы знаем о жизни Александра Невского? Это ведь сейчас модный тренд - утверждать, будто ничего не было: ни битвы со шведами на Неве, ни Ледового побоища? Причем я имею в виду не только, что называется, кухонные разговоры - ведь книги ниспровергателей выходят огромными тиражами и пользуются большим спросом.

Ниспровергатели-ревизионисты, а уж тем более их читатели, попросту плохо знакомы с источниками по русской истории. Во-первых, житие князя Александра, по мнению большинства специалистов, создано буквально по горячим следам, то есть в последней четверти XIII века, когда живы были еще и его соратники, и его сыновья. Достоверность жития не вызывает сомнений даже у скептически настроенных историков.

Во-вторых, деятельность князя Александра достаточно подробно освещена в русских летописях того периода - прежде всего в Новгородской первой летописи, «старший извод» которой создавался в Новгороде на протяжении середины XIII - первой трети XIV века. Кроме того, это Владимирский летописный свод начала XIV века, сохранившийся в так называемом Лаврентьевском списке 1377 года. В-третьих,

упоминания о князе Александре имеются в иностранных источниках, которые не противоречат русским, но подтверждают и дополняют их.

Особенно ценны сведения об Александре Невском из Лифляндской рифмованной хроники, где содержится подробное описание его войны с Ливонским орденом и, в частности, Ледового побоища.

Порой приходится слышать, что о Невской битве, к примеру, нет сведений в шведских хрониках. Но говорящие так весьма смутно представляют себе шведское источниковедение - старейшая шведская рифмованная хроника относится к XIV веку и вообще говорит о событиях предшествующей эпохи путаной скороговоркой; шведские анналы тоже позднего происхождения. Основные письменные источники по истории Швеции XI–XIII веков - иностранные, а отчасти и русские летописи. Так что все на самом деле было. Можно спорить о каких-то мелких частностях - и это нормальная ситуация для исторической науки, - но в целом никаких оснований для кардинального пересмотра наших представлений об Александре Невском нет.

Почувствуйте разницу

Наши с Вами современники порой упрекают князя Александра за жестокость. Он ведь и на войне проливал кровь, и в мирной жизни казнил массу народа. Какая уж тут, говорят, святость?

Заметим, что современные правители тоже ведут войны и проливают кровь. Наверное, нет ни одного правителя достаточно сильного государства, который не оказывался бы в ситуации оборонительной, а то и наступательной войны.
Большая часть войн, которые вел князь Александр, носили оборонительный характер, а когда он прибегал к наступательной войне, как в 1242 году против Ливонского ордена, поводом для нее все равно послужило вторжение противника на его территорию.

Теперь по поводу казней. Уже само это недоумение наших современников свидетельствует о том, что за последние десятилетия общественное сознание изменилось к лучшему: казни нам сейчас кажутся ужасной вещью. А ведь еще лет 30–40 назад редко какой правитель мог похвастаться, что при нем казнено меньше народу, чем при князе Александре. А уж обвинения, будто он казнил «массу народа» - совершенно необоснованны. Нам известно лишь о двух казнях, совершенных Александром Невским.

Во-первых, он повесил старшин подвластных ему финских племен, перешедших на сторону немцев во время известной войны, кончившейся Ледовым побоищем. Между прочим, рядовых пленников он при этом отпустил на все четыре стороны. Для контраста стоит упомянуть, как вели себя немцы в Прибалтике. Ливонский орден во множестве казнил бывших данников Руси, которые даже и не предавали немцев, поскольку никогда ранее не приносили им вассальных клятв, а просто отказывались подчиняться и принимать христианство латинского обряда. Их истребляли безжалостно, подчас целыми селами, и все это описано в орденских хрониках. Так что, как говорится, почувствуйте разницу.
Во-вторых, он казнил дружинников своего сына Василия, бывшего на тот момент новгородским князем, за то, что они способствовали его разрыву с отцом, подбивали восстать против Орды. Уточню: часть этих людей были казнены, а часть изувечены - это обычная средневековая практика.

Но, замечу,

по меркам той эпохи князь Александр не был жестоким человеком. Он не разнообразил способы казни, как это делали многие его «коллеги», да и, как видим, казнил довольно редко.

Вообще, когда с современных моральных позиций начинают обличать в жестокости людей далекого прошлого - это серьезная ошибка. Это нарушение принципа историзма, согласно которому оценивать ту или иную личность надо в контексте эпохи. Сравнивать князя Александра надо не с нынешними интеллигентами-гуманистами, а с современными ему правителями на Западе и на Востоке. Он ведь был современником и владык Золотой Орды, дававших сто очков вперед в смысле казней, пыток и войн, и французских феодалов, примерно в те же годы ведших Альбигойские крестовые походы.

Да, в истории Руси тоже были разные религиозные коллизии, порой весьма жесткие, но такого (причем, по западным меркам - весьма скромного) уровня массовых казней, как, допустим, во время действий Доминго де Гусмана на юге Франции, никогда не было ни в истории Русской Церкви, ни в истории русского государства вплоть до правления Ивана Грозного.
Так что в сопоставлении даже с христианскими правителями своей эпохи князь Александр очень и очень выигрывает.

- А можно ли вообще применять к правителям те же нравственные мерки, что и к обычным людям?

Это очень важный вопрос, от понимания которого зависит, по-христиански ли мы воспринимаем государственную власть.

Правитель (тем более, если мы говорим о христианском правителе) должен «не напрасно носить меч» - такое требование предъявляет к нему апостол Павел (Рим 13:4).

«Не напрасно носит меч» - это значит, что он обязан силовым путем карать зло, как внешнее, так и внутреннее. На обычного христианина эту обязанность апостол не возлагает, обычный христианин должен в таких делах полагаться на власть. С большинства из нас эта тяжелая ноша снята. Именно поэтому, кстати, христианская власть на Руси ограничила, а затем запретила кровную месть.

Надо сказать, это требование «не напрасно носить меч» в русской политической культуре было укоренено еще со времен святого князя Владимира. Вспомним, как епископы разъяснили ему это, когда он, «боясь греха», стал избегать казни разбойников. И князь Александр, живший почти двести лет спустя после Владимира, конечно же, знал, в чем состоит долг правителя, знал, какая лежит на нем ответственность.

Я думаю, что даже со всеми оговорками, связанными с гуманистическими традициями Нового времени, постулирующими человеческую жизнь как высшую ценность, современным государственным деятелям есть чему поучиться у средневековых правителей в осознании этой своей ответственности.

Отвергнутая корона

А насколько в своей политике князь Александр руководствовался христианскими соображениями? Точнее сказать, как он поступал, когда вера и государственная целесообразность вступали в противоречие?

Да, такие искушения перед князем периодически вставали. Но именно зная о его реакции на такие искушения, мы и можем сделать вывод, что Александр был всерьез верующим христианином.

Наиболее известное искушение произошло спустя несколько лет после Ледового побоища. Ему было предложено принять королевскую корону из рук Римского папы Иннокентия IV - тем самым ему предлагались очень почетные условия вхождения Руси в Западный мир: сохранение границ, королевский титул, укрепление своего статуса на Руси, а в ближайшей перспективе создание русского католического королевства. Альтернативой была зависимость от Орды, унизительное подчинение чужеверному хану.

Если исходить из рациональных соображений, из политической целесообразности, то за корону нужно было хвататься обеими руками. Но Александр от нее отказался.

Объяснить это можно только православной верой князя. Он понимал, что если согласится на предложения папы, то придется полностью перестроить всю жизнь Руси на западный лад и Православие будет уничтожено. Принять корону означало открыть двери католическому духовенству, а как именно оно внедряло бы латинский обряд, Александр видел на примере деятельности крестоносцев в Прибалтике. Ни о какой веротерпимости в ту эпоху и речи быть не могло - только огнем и мечом!

А вот зависимость от Орды не предполагала смену веры. Монголы собирали подати, но не вмешивались в религиозные дела, давая Церкви полную свободу. Напомню, речь идет о середине XIII века: Орда еще многоверная, ислам там будет принят только во второй четверти XIV века.

Так князь сделал выбор. Мы можем только догадываться, какие при этом у него были мысли, какие борения. Несомненно, он тяготился унижением Руси; несомненно, ему хотелось независимости. А как правитель, он не мог не думать о мире и безопасности своих подданных, за жизнь которых он отвечает. В королевстве им уж точно было бы безопаснее. Но ценой стало бы предательство Православия. И князь отверг предлагаемую корону.

А вот другой его современник, Даниил Галицкий, в аналогичных обстоятельствах корону принял (правда, обещанной ему при этом военной помощи против Орды так и не получил). Вообще, Даниил Галицкий - это пример идеального политика, всегда исходящего из рациональных соображений. Он сумел устоять под натиском разнообразных внешних угроз, удержался в своем Галицком княжестве до самой кончины - постоянно лавируя. Вступил в союз с братом Александра Невского Андреем, который восстал против Орды, - и заигрывал с Батыем, чтобы избежать карательного похода в Галицию. Принял от Папы корону, а когда понял, что обещанного крестового похода против монголов не будет, - покорился Орде и помогал ей в войнах против венгров и поляков. Да, при жизни он добился, чего хотел. Да, его политика оказалась успешной. Но вот в долгосрочной перспективе ничего хорошего для Галицкого княжества не произошло.

В противоположность Даниилу, князь Александр Невский - не только политик. Будучи православным христианином, он поднимался над той социальной ролью, которую должен был играть в качестве князя, в качестве правителя. Хотя и как политик он оказался достаточно мудрым, чтобы не навлечь на русские земли новых ордынских нашествий, подобных тому, какое накликал его брат Андрей. Кстати, интересная деталь: в отличие от множества своих современников и потомков, Александр не участвует своей дружиной в подавлении восстания Андрея, владимирского князя, - притом что он был первым кандидатом на владимирский престол, да и с точки зрения тогдашней ордынской политики попросту обязан был участвовать. Однако сумел от этого уклониться. Да, он взял у хана ярлык, он занял оставленные Андреем города, но непосредственно в военных действиях против брата не участвовал. Это совершенно уникальный случай на Руси - и тогдашнего периода, и последующих.

Я думаю, что именно христианскими соображениями Александр руководствовался и несколькими годами позднее, уже после печальной истории с казнью дружинников сына Василия. Спустя два года после этого, когда весь Новгород восстал против ордынских послов, Александр пришел с войском, взял ордынцев под свою охрану и… никого из жителей города не казнил, никого не искалечил. Он сумел их убедить (пускай и сурово, пускай и угрозами) в правоте своей политики подчинения Орде, не пролив ни капли крови - в отличие, кстати, от бунтарей-новгородцев.

- Что же, Вы хотите сказать, что в его жизни не было никаких грехов и никаких ошибок?

Безгрешных людей, а уж тем более безгрешных правителей не бывает. Были свои минусы и у князя Александра. Правда, основываясь на житии и на летописях, мы, историки, далеко не всегда можем судить о его правоте или неправоте в конкретных случаях. К примеру, мы знаем, что его политика в отношении Новгорода встречала осуждение новгородского архиепископа. Кто был прав? Понятно, что для Владимиро-Суздальской Руси было разумно подчиняться Орде. А вот для Новгородской Руси, отгороженной поясом непроходимых болот, которые не одолел Батый? Возможно, Новгород тогда и впрямь мог бы сохранить независимость, а Александр в данном случае поставил преданность своей политике выше интересов новгородцев. Но это, конечно, вопрос спорный, тут у историков разные мнения.
Однако мы не можем говорить, что князь совершал что-либо, однозначно несовместимое с христианской нравственностью, - у нас попросту нет таких сведений. Можно было бы поставить ему в вину суровую расправу с дружиной сына: там ведь были не только казненные, но и изувеченные, а изувечить - это по тогдашним понятиям означало унизить. Казненный сразу уходил на суд Божий, увечный оставался жить, нося свое увечье как клеймо совершённого (или не совершённого) преступления. Но это - взгляд из нынешнего дня, а я вновь напомню, что смотреть надо в контексте той эпохи.

Иерархия ценностей

Многие люди считают, что, прославив князя Александра Невского в лике святых, Церковь тем самым отблагодарила его за патриотизм. То есть понятия патриотизма и святости уравниваются. Так ли это? В чем подлинные причины его канонизации?

Мы, православные христиане, понимаем, что когда Церковь кого-либо причисляет к лику святых, в этом реализуется не столько человеческая, сколько Божья воля, и со временем раскрываются все новые и новые грани святости этого человека - грани, быть может, не вполне понятные его современникам.

Непосредственными инициаторами прославления князя Александра (пусть и на местном уровне) были его сыновья. Общецерковное прославление состоялось в 1547 году, и не последнюю роль здесь сыграло то обстоятельство, что Александр Невский - родоначальник московского княжеского дома.

Но канонизирован он в лике благоверных, то есть Церковь тем самым показывает, что именно благая вера, Православие стало для князя мерилом всей его жизни.

Именно ради возрождения Православия (разоренного, напомню, Батыевым нашествием) он воевал с Орденом и выстраивал отношения с Ордой. Благодаря ему Русь осталась православной. Но неправильно считать, что Церковь его канонизировала в награду за все это. Канонизация - это прежде всего урок нам, христианам, это тот опыт, который мы должны осмыслить и которым должны мерить свою жизнь.

Давайте же разберемся, в чем состоит этот урок. Понятно, что в первую очередь он обращен к христианам-политикам, которым приходится управлять государством. У любого человека, в том числе и правителя, выстроена в сознании некая система приоритетов - чтó является безусловной ценностью, а чем можно пожертвовать ради достижения высшей цели. Для князя Александра такой высшей, безусловной ценностью было Православие, а все прочие - государственный суверенитет, богатство страны, уровень жизни, личный авторитет, наконец, - были относительными. Для большинства современных политиков эта ценностная вертикаль перевернута: мерой всех вещей они полагают свою персону, а вовсе не «высокие материи». Понять, в чем состоит главное и каким путем его можно достичь, - вот чему учит политика-христианина опыт святого благоверного князя Александра.

Но урок этот обращен не только к сильным мира сего, но и к нам, обычным людям. У каждого из нас тоже есть иерархия ценностей. Поскольку мы - православные христиане, то наша вера, наши отношения со Христом должны стать для нас высшей ценностью, вокруг которой и для которой выстраивается все остальное. Но как этого достичь? Тут есть две крайности, два соблазна. Первый - это всегда бескомпромиссно ломиться напрямик, отказываясь от трезвого взгляда на ситуацию, отказываясь поступиться даже самой малостью. В церковной жизни такое нередко заканчивается «прелестью», сектантством, расколами и самыми разными человеческими трагедиями (вспомним хотя бы недавних «пензенских сидельцев»). Второй соблазн - это с готовностью идти на любой компромисс, полностью подчиняться жизненной суете, успокаивая себя тем, что «жизнь такая, все так делают, зато в душе я православный». Опыт князя Александра показывает нам, что идти следует срединным путем, что компромисс для христианина допустим - но далеко не всякий компромисс.

Отмечу также необычное, по меркам того времени, братолюбие князя Александра. Он всячески избегал междоусобиц - а делать это в ситуации тотальных княжеских распрей, взаимных доносов и свар в Орде было очень и очень непросто. Умение избегать конфликтов с ближними, с родными (ведь Рюриковичи, при всем своем огромном количестве, были одной семьей) - это добродетель, нужная любому человеку.

Теперь давайте разберемся с патриотизмом князя. Был ли он русским патриотом в том смысле, какой в наше время чаще всего вкладывают в это слово? В его времена и слова-то такого, «патриотизм», не было. Но он, как и все люди его эпохи, осознавал такое понятие, как «Русская земля», оплакивал ее невзгоды, радовался ее победам, призывал «постоять за Русь». Но Русь он не мыслил вне православной веры, и назначение ее видел в хранении этой веры, а потому не ставил во главу угла государственную мощь как таковую. Для многих наших сегодняшних патриотов высшая ценность - это Россия как великая держава, как могущественное, независимое, процветающее государство. А уж насколько она при этом православная - вопрос хоть и важный, но не первостепенный. Для Александра Невского такой «патриотизм» был немыслим - что мы и видим в истории с отказом от короны. Поэтому патриоты, считающие Александра Невского «своим», должны и сами стать своими ему - то есть воспринимать как высшую ценность Православие. Остальное приложится - так и потомки Александра, князья московские, в соработничестве с Церковью снова сделали Русь независимой и великой.

Важные факты об Александре Невском:

Воин

Больше всего известны именно военные успехи князя Александра, однако мало кто знает, что две свои главные победы, прославившие его в веках, он одержал в первые годы своего княжения. В год Невской битвы ему было всего 18, Ледовое побоище состоялось через два года, когда князю исполнилось только 20 лет.

Дипломат

Главная заслуга князя Александра как государственного деятеля - вовсе не в военных успехах, а в умелой дипломатии, которую он вел в течение всего своего правления, балансируя между Западом и Ордой.

Монах

Принятие монашеского пострига - логичный поступок, к которому глубоко верующий князь шел всю свою жизнь, стремясь в первую очередь руководствоваться своей верой, а не политической выгодой.

Справка: Доктор исторических наук Сергей Алексеев. Сергей Алексеев родился в 1972 г. в Москве. Окончил Российский государственный гуманитарный университет в 1993 году. С 1995 г. преподает в Московском гуманитарном университете (МосГУ). Доктор исторических наук. Автор более 200 научных, научно-популярных, учебно-методических работ, в том числе 19 монографий и учебных пособий. Сфера научных интересов - история и культура Руси и Восточной Европы в Средние века, история религии. Председатель правления Историко-просветительского общества, главный редактор ежегодного альманаха «Историческое обозрение».

На заставке фрагмент фото: pixabay.com

Рисунки в тексте: Наталии Кондратовой