Государство и церковь ссср 20 годы. Как Троцкий инициировал обновленческий раскол. Гонение на РПЦ по масштабам и жестокости намного превысили все известные в истории гонения на христиан. Появились новые мученики, люди пострадавшие и уничтоженные за веру

Обострение террора. 1934 год явился годом обострения террористической Сталинской политики. Резко усилилось давление на Церковь. «Союз воинствующих безбожников», образованный еще в 1925 году, принял в 1932 году свой пятилетний план, в котором намечал в первый год добиться за­крытия всех духовных школ (тогда еще сохранились богословские школы у обновленцев), и лишить священнослужителей продовольст­венных карточек, во второй – провести массовое закрытие церквей, за­претить написание религиозных сочинений и «изготовление предметов культа», а на третий год – выслать всех «служителей культа» за границу, на четвертый – закрыть остающиеся храмы всех религий, и, наконец, на пятый – закрепить достигнутые успехи. И вот, в 1934 году возобновлены были массовые закрытия церквей, аресты, высылки, ссылки священнослужителей, членов церковноприходских советов, дея­тельных прихожан – так называемых «церковников». Места ссылок и лагерей переполняются незаконно репрессированными страдальцами за веру.

Мученичество есть одно из самых сильных доказательств Бытия Всемогущего Бога, истинности Христова учения, бессмертия души, будущего всеобщего воскресения. Мученичество, как подобие Голгофских страданий Самого Христа, как сопричастие Жертве Христовой и Славе Его Воскресения, есть самая действенная проповедь Евангелия.

Мученичество есть наиболее совершенное исполнение Евангельских заповедей. Страдание за Христа содержит всю полноту таких добродетелей, как твердая вера, непоколебимое мужество, всецелое покаяние, смирение и «послушание даже до смерти, смерти же крестныя» (Флп. 2, 8) и, наконец, союз совершенства – любовь Божия. Это та совершенная любовь, которая «вон изгоняет страх (1Ин. 4,18), которая «николиже отпадает» от Истины (1 Кор, 13, 8), даже если ей, любви, угрожают смертью. Ибо любовь уже видела смерть, уже победила смерть – смерть человеческого «Я». Человек уже не живет сам для себя, но живет в нем Христос (Галл. 2, 20). И если человек умрет со Христом, то с Ним и оживет в Жизнь Вечную (2 Тим. 2, 11).

Ныне нет места в России, не освященного кровью новомучеников и исповедников Российских. В самых тяжких лагерных условиях, в голодных ссылках эти испо­ведники оставались несломленными, неотчаявшимися, неозлобившимися, верными Христу, утешителями для своих соузников; они в каторж­ных лагерях и ссылках сохраняли светлый, исполненный христианской надежды взгляд на мир.

Издание новой Конституции. В декабре 1936 года VII Чрезвычайный Съезд Советов издал новую Конституцию СССР, провозгласившую политические и гражданские свободы, в том числе свободу совести, предоставившую равные права всем гражданам, включая «служителей культа». Конституция породила в умах многих людей надежды на прекращение практики незаконных репрессий, на широкую демократизацию общества.

На деле, однако, издание новой Конституции явилось прологом к неслыханному разгулу террора, получившему по имени наркома внут­ренних дел название «ежовщины»; жертвой репрессий пали миллионы людей, принадлежавших к самым разным общественным слоям носи­тели разных мировоззрений; политические и государственные деятели, военачальники, дипломаты, ученые, литераторы, рядовые крестьяне, рабочие и служащие. Террор 1937 года, который с затуханием продол­жался в 1938-39-е годы, залил страну кровью.

За Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание. (Пс. 43, 23). Новый чудовищный удар нанесен был в эти страшные годы по Рус­ской Православной Церкви.

Пятилетний план «Союза воинствующих безбожников», поставив­шего своей целью искоренение религий в нашей стране, провалился. Перепись 1937 года, в которую включен был и вопрос о религиоз­ных убеждениях, обнаружила, что 2/3 сельского населения, состав­лявшего тогда большинство, и 1/3 городского продолжают считать себя верующими. Из переписи с ясностью следовало, что население страны осталось православным, сохранив национальные духовные корни. После переписи «Союз воинствующих безбожни­ков», насчитывавший более 5 миллионов членов, был подвергнут чис­тке, в результате которой из него вышла половина его членов, многие из которых были незаконно репрессированы, отправлены в лаге­ря и расстреляны.

Сталину были очевидны размеры неуспеха строительства безбожного социализма в стране, ясно, насколько беспощадно-кроваво должно быть новое гонение и невиданная война с народом, в результате которой не лагерь, не каторжные работы ждали непокорных (причем непокорных не на деле, а только идейно, отличных своей верой), а приговоры к расстрелу и смерть. Так началось новое, последнее гонение, которое должно было физически сокрушить православие. В одном только 1937 году было закрыто более 8 тысяч церквей. Предлогом для закры­тия могло послужить все что угодно, например, то обстоятельство, что на расстоянии менее 1 км от храма находится школа. Достаточно было обвинения против одного из членов «двадцатки», чтобы общину объявить распущенной.

В 1937 году аресты охватили большую часть духовенства, на этот раз они не миновали и обновленцев. Арестованным, как это принято было тогда, предъявляли самые вздорные, фантастические обвинения: в заговорах, шпионаже, саботаже, терроре. Архиепископа Смоленского Серафима (Остроумова) обвинили в том, что он возглавил банду контрреволюционеров. Подобные обвинения предъявлены были мит­рополиту Нижегородскому Феофану (Тулякову), епископу Орловскому Иннокентию (Никифорову). Арестованных епископов чаще всего рас­стреливали. Так, в 1936-1939 годах погибли митрополиты Серафим (Чи­чагов), Серафим (Мещеряков), Константин (Дьяков), Серафим (Александров), Евгений (Зернов), архиепископ Питирим (Крылов), епископы Варфоломей (Ремов), Никон (Гурлевский), Никон (Лебе­дев). В 1938 году в застенках НКВД скончался митрополит Анатолий (Грисюк). Погибли и отделившиеся от Заместителя Местоблюстителя архиереи: митрополит Иосиф (Петровых), архиепископ Димитрий (Любимов), епископ Дамаскин (Цедрик).

В 1937 году были расстреляны протопресвитеры Николай Арсеньев и Александр Хотовицкий – в прошлом настоятель и ключарь храма Христа Спасителя в Москве. В лагерях погибли выдающийся богослов и философ священник Павел Флоренский, крупнейший русский патро­лог профессор Московской духовной академии И.В.Попов, широко из­вестный издатель «Религиозно-нравственной библиотеки» профессор М.А.Новоселов и тысячи менее известных священнослужителей и цер­ковных деятелей.

По данным правительственной Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, в 1937 г. было арестовано 136 900 православных священно- и церковнослужителей, из них расстреляно 85 300; в 1938 г. арестовано 28 300, расстреляно 21 500; в 1939 г. арестовано 1500, расстреляно 900; в 1940 г. арестовано 5100, расстреляно 1100; в 1941 г. арестовано 4 000, расстреляно 1900. В одной Тверской обл. было расстреляно только в 1937 г. более 200 священников, а в Московской - около 1000. По количеству невинно убиенных мучеников Русская Православная Церковь уподобилась Древней Христианской Церкви.

Подавляющее большинство из тех священнослужителей, которые остались в живых, находились в тюрьмах, лагерях и ссылке. Церковная организация была разгромлена.

Последствия гонений. В 1938 г. советская власть завершила 20-летний период гонений, в результате которых процесс разрушения был доведен до состояния необратимости. Если уничтоженные или превращенные в склады храмы можно было в обозримой перспективе восстановить или отстроить заново, то расстрелянные более 100 архиереев, десятки тысяч священнослужителей и сотни тысяч православных мирян стали невосполнимой утратой для Церкви. Последствия этих гонений сказываются и в наши дни. Массовое уничтожение святителей, просвещенных и ревностных пастырей, множества подвижников благочестия понизило нравственный уровень общества, из народа была выбрана соль, что привело его в угрожающее состояние духовного разложения.

К 1939 году во всей России осталось лишь около 100 соборных и приходских храмов. На Украине сохранилось 3% из числа дореволю­ционных приходов. Во всей Киевской епархии в 1940 году оставалось два прихода с тремя священниками, одним диаконом и двумя псалом­щиками, в то время как в 1917 году епархия насчитывала 1710 церк­вей, 23 монастыря, 1435 священников, 277 диаконов, 1410 псаломщи­ков, 5193 монашествующих.

Прекращение репрессий. В сентябре 1939 года нападением Германии на Польшу началась вторая мировая война. После разгрома Польши потенциальный про­тивник вышел на границы нашего государства. Над страной нависла грозная военная опасность, которая побуждала к единению, к пре­одолению вражды и ненависти. В последние предвоенные месяцы давление на Русскую Православную Церковь ослабло, волна репрес­сий утихла.

После возвращения отторгнутых от России в гражданскую войну территорий – Западной Украины вместе с принадлежавшей до 1918 года Австро-Венгрии Галицией, Западной Белоруссии, Бессарабии, Эстонии, Латвии и Литвы – число приходов, находившихся в юрисдик­ции Московского Патриархата, многократно увеличилось. К началу Ве­ликой Отечественной войны Русская Церковь имела около 4,5 тысяч приходов и 88 монастырей с более, чем 5000 насельников – почти все на Западе страны.

ВОПРОСЫ:

1. Почему именно тридцатые годы стали временем обострения террористической сталинской политики?

2. В чем заключается противоречие Конституции СССР 1936 года?

3. Каковы были последствия гонений?

4. Когда утихла волна репрессий?

В истории Вселенской Церкви никогда не было таких масштабных и всеохватывающих, долгих и непрерывных гонений, как в России в XX веке. В первые три века существования христианства гонения носили локальный характер и длились не более нескольких лет. Даже самое страшное гонение Диоклетиана и его преемников, начавшееся в 303 г., продолжалось всего 8 лет.

Гонения в России распространились по всей территории огромной страны, занимавшей 1/6 часть планеты; охватили все организации: учебные, хозяйственные, административные, научные; все слои общества и все возрасты: от детей, подвергнутых безбожному воспитанию и преследованиям за веру в детских садах и школах до глубоких стариков, вспомним расстрел в 1918 г. детей — царственных мучеников и расстрел в 1937 г. 81-го летнего свмч. митрополита Серафима (Чичагова), который по болезни уже не мог ходить. Более ста миллионов православных верующих России подверглись, все без исключения, разнообразным гонениям, притеснениям, дискриминации — от издевательств и увольнения с работы до расстрела. И это продолжалось более 70 лет с 1917 года до «перестройки» конца 1980-х годов.

Илья Глазунов. Вечная Россия

Советская власть с первых дней своего существования поставила задачу — полное, с самой беспощадной жестокостью, уничтожение Православной Церкви. Эта установка лидеров большевиков ярко выражена в известном ленинском письме («Членам Политбюро. Строго секретно») от 19 марта 1922 г.: «…изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше» (Архивы Кремля. В 2-х кн./ Кн.1. Политбюро и Церковь. 1922-1925 гг. — М. — Новосибирск, «Сибирский хронограф», 1997 г., стр.143).

Через два десятилетия деятельности по этому плану разрушение зримой структуры Церкви было близко к завершению. К 1939 г. по всей стране оставалось незакрытыми около 100 храмов из 60000 действующих в 1917 г. На свободе пребывали только 4 правящих архиерея, причем и на них в НКВД были сфабрикованы «показания» для ареста, который мог произойти в любое время. Изменение государственной церковной политики и восстановление церковной жизни началось только во время Отечественной войны 1941-1945 гг. и было очевидным следствием общенародной трагедии. Однако и этот отказ от искоренения религии в кратчайшие сроки не означал прекращения преследования Церкви. Хотя и в меньших масштабах, чем прежде, аресты архиереев, священников и активных мирян продолжались и в послевоенный период. (см. Акты, За Христа пострадавшие). Массовое освобождение из лагерей и ссылок репрессированных священнослужителей и мирян произошло только в 1955-1957 годах. А в 1959 году началось новое страшное хрущевское гонение, во время которого было закрыто более половины из десяти тысяч церквей, действующих в 1953 г.

В статье делается попытка оценить по годам количество пострадавших за веру иерархов, клириков и мирян Русской Православной Церкви — жертвах большевистского режима с 1917 по 1952 годы. С одной стороны, это только оценка количества жертв, с другой стороны, представленные в статье материалы были рассмотрены Комиссией при Президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий и одобрены ею 20 декабря 1995 г. В эту комиссию входили Главный прокурор России, руководители ФСБ, Министерства внутренних дел, Министерства юстиции и др. Следовательно, статистические данные, приводимые в статье, получили официальное подтверждение на самом высоком государственном уровне.

Компьютерная база данных о гонениях

Оценка статистики гонений проводилась на основе компьтерной базы данных. Систематический сбор материалов и разработка базы данных о гонениях на Русскую Православную Церковь начались в 1990 г. в информационной секции Братства во Имя Всемилостивого Спаса, которая была впоследствии преобразована в кафедру информатики Православного Свято-Тихоновского Богословского Института. Сразу после образования Института в 1992 г. было получено благословение Святейшего Патриарха Алексия «сосредоточить работы по исследованию истории Русской Православной Церкви XX века в Православном Свято-Тихоновском Богословском Институте».

Сведения о гонениях постоянно собираются, обрабатываются, систематизируются и вводятся в базу данных, где к январю 2004 г. накоплено более 22000 биографических справок и около 3600 фотографий.

В этой работе, почти полностью выполненной энтузиастами в свободное от основной работы время, приняли участие с разной интенсивностью в течение 12 лет более 50 человек.

Биографические материалы располагаются в базе данных по единой схеме, состоящей из последовательно заполняемых блоков: имя, священный сан или наименование церковного служения, фотографии. Далее в хронологическом порядке следуют: дата и место рождения, сведения об образовании, рукоположении, постриге, сведения о работе, о местах служения и проживания, сведения об арестах, ссылках, пребывании в заключении, сведения о кончине, погребении и о всецерковной или местной канонизации (если она проведена). Как комментарии к каждому блоку, может даваться рассказ о тех или иных ярких эпизодах жизни или обстоятельствах кончины пострадавшего за веру, а иногда и развернутая статья о каком-либо выдающемся церковном деятеле.

Подобная структура размещения данных позволяет быстро получать информацию по самым разнообразным тематическим запросам (например, выявить всех пострадавших выпускников Московского государственного университета (см. газету «Татьянин День» NN 18,19,20 за 1998 г.), или, например, священников Воронежской епархии, расстрелянных в 1937 г.). Из базы данных регулярно выдаются справки по запросам различных организаций и частных лиц, информация в базе постоянно проверяется и пополняется. В 1996 г. был организован доступ к базе в международной компьютерной сети internet (адрес: http://www.pstbi.ru).

Результатом данной работы явилась подготовка издания биографического справочника «За Христа пострадавшие. Гонения на Русскую Православную Церковь, 1917-1956». Настоящее издание представляет из себя два тома по 700 страниц в каждом с многочисленными фотографиями. Издание является уникальным как по объему (содержащим более 9.000 имен пострадавших), так и по содержанию, поскольку в немалой степени базируется на труднодоступных и малоизвестных материалах. При этом список источников приводится в конце каждой биографической статьи в книге (равно как и в компьютерной базе данных).

Источники информации

По благословению святейшего патриарха Алексия II в ПСТБИ был передан архив данных (около 2000 имен), собранный Синодальной Комиссией по изучению материалов о реабилитации духовенства и мирян Русской Православной Церкви, работавшей под руководством Высокопреосвященного Владимира (Сабодана), тогда митрополита Ростовского и Новочеркасского.

Помимо материалов собранных Синодальной Комиссией, представляющих из себя, главным образом, письма родственников и очевидцев, непосредственно Институтом было получено более 1.000 писем. (Обращения с просьбой сообщить сведения о новомученниках были разосланы Институтом во все центральные газеты и журналы, более чем в 200 переферийных газет и во многие издательства; был проведен целый ряд радиопередач.) И хотя зачастую имеющаяся у родственников информация оказывалась достаточно скудной, в целом, присланные письма являются для нас одним из важнейших источников. Именно в них можно услышать поистине драгоценные живые голоса людей переживших те страшные времена. Ценность этих свидетельств особенно высока, так как самих свидетелей остается сейчас все меньше и меньше.

Главным же в количественном отношении источником явились ставшие сейчас доступными архивные документы: документы из Центрального Архива ФСБ РФ, ГА РФ, а также документы местных городских архивов и краеведческих музеев, других государственных и частных хранилищ. Здесь одно дело может принести сведения о десятках и сотнях пострадавших (так по Белозерскому делу от 02.10.1937 расстреляно ровно 100 человек). В некоторых областях нашлись даже общие списки осужденных по церковным делам, составленные в свое время исполнительными сотрудниками НКВД-МВД-КГБ. Там сразу многие сотни жертв. (Так по Тверской обл. — 409, по Саратовской — 921). К сожалению, как правило эти списки представляют из себя лишь скупые колонки дат: арестован, осужден, расстрелян.

Следующий источник, приобретающий все более важное значение — публикуемые печатные материалы. Здесь особенно хочется выделить вышедший уже в семи томах труд иеромонаха Дамаскина (Орловского) «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия» и книгу «История Русской Церкви, 1917-1997» протоиерея Владислава Цыпина.

Помимо перечисленных источников в нашей работе также широко использовались неопубликованные рукописи; аудио- и видеозаписи; материалы, собранные сотрудниками Православного Свято-Тихоновского Богословского Института и присланные отдельными исследователями-энтузиастами.

Работа над базой данных и над книгой поставила вопрос об отборе лиц, которых можно считать пострадавшими за веру и Церковь. В базу данных включались сведения о представителях Русской Православной Церкви, осужденных по так называемым церковным делам (дела связанные с вскрытиями мощей, с изъятием церковных ценностей, дела о всевозможных мифических «контрреволюционных организациях церковников»). Учитывались также сведения о православных клириках, осужденных и по уголовным делам, фабрикация которых была одним из способов компрометации преданных Церкви людей. Значительное число людей было казнено и вовсе без всякого суда и следствия (особенно в годы гражданской войны). Единственной их «виной» была вера в Бога. В книгу были включены также сведения о лицах, добровольно отправившихся в ссылку вслед за своими духовными отцами, родными и близкими. Это — часто жены священников или духовные чада арестованных и сосланных духовников.

Оценка общего количества новомучеников и исповедников Русской Православной Церкви в 20 веке

Трудно оценить общее количество пострадавших за Христа в годы советской власти. В дореволюционной России было около 100.000 монашествующих и более 110.000 человек белого духовенства. С учетом их семей к сословию духовенства относилось на рубеже веков 630.000 человек (см. Энциклопедический словарь «Россия», Брокгауз и Ефрон, С-Пб., 1898, с. 86). Гонениям подверглось подавляющее большинство священников и монахов, как служивших в церквях и монастырях России в канун революции, так посвященных в дальнейшем, вплоть до 1940-50-х годов. В брошюре «Крестный путь Церкви в России» (изд-во «Посев», 1988) говорится о 320000 пострадавших священнослужителях.

В 1937 г. секретарь ЦК ВКП(б) Г.М.Маленков писал Сталину о существовавших религиозных объединениях как о «широко разветвленной враждебной советской власти легальной организации в 600.000 человек по всему СССР». (Цит. по: Прот. В.Цыпин. История Русской Церкви, 1917-1997, М., 1997, с.248). И это после 20 лет кровавого террора против Церкви! И хотя здесь Маленков ведет речь о «церковниках и сектан- тах», очевидно, что в бывшей преимущественно православной стране большая часть из этих 600.000, намеченных к скорейшему уничтожению людей, не сектанты, а православные, главным образом оставшиеся еще в живых священно- и церковнослужители и члены «двадцаток».

Таким образом, ясно, что счет пострадавшим шел на сотни тысяч: по разным оценкам, их было от 500.000 до миллиона православных людей, за Христа пострадавших. Мы располагаем данными о том, что более чем 400 архиереев подверглись репрессиям. Из них свыше 300 архипастырей были казнены или скончались в заключении. Но даже и эти огромные цифры потерь среди православного епископата далеко не являются исчерпывающими, и можно ожидать заметного увеличения этого списка. Несопоставимо труднее будет получить относительно полную картину гонений среди священников, диаконов и монахов. И практически неразрешимой задачей предстает сбор сведений о большей части пострадавших за Церковь мирян.

Сейчас у нас в базе данных около 22000 имен. Таким образом, можно говорить о том, что у нас собраны сведения приблизительно об 1/22 части пострадавших.

Построение графика репрессий (статистики гонений)

Рис. 1. Статистика гонений по годам всех православных христиан, пострадавших за Христа.

На графике репрессий (см. рис. 1) по одной оси откладываются годы от 1917 до 1951, по другой — количество респрессий по годам, фиксированные в базе данных, умноженные на коэффициент, равный отношению общего числа репрессий к числу репрессий, введенному в базу данных. Получаем график оценки общего числа репрессий по годам. (График представляет число репрессий: арестов и расстрелов, а не число репрессированных. Так, например, в лагерях в 1939 году находились сотни тысяч осужденных за веру, в частности, все арестованные и нерасстрелянные в 1937 и 38 годах. Как правило все, кто в 20-е и 30-е годы были арестованы по церковным делам, оставались лишенными в правах до 80-х годов. Например, С.И.Фудель, см. «Новая Европа» N?, скончался в 1977 г. можно сказать в «ссылке» за стокилометровым рубежом от Москвы, где родился и где жила семья сына.)

Коэффициент, на который нужно умножать фиксированное в базе данных число репрессий будет (может?) уточняться в процессе уточнения общего числа репрессий. Если общее число репрессированных за веру людей 500000 (как мы полагаем это нижняя оценка), то этот коэффициент равен (500000: 22118) = 22.6, если 1000000 — 45.2. Мы при построении графика выбрали коэффициент 22.6, так, например, в 1922 году в базе данных есть сведения о 869 пострадавших (аресты, ссылки или расстрелы) и 46 казненных, поэтому на графике отложено 19639 (верхний график) — как оценка общего числа людей, подвергшихся репрессиям в 1922 году, и 1039 (нижний график) — оценка общего числа расстрелов в 1922 г.

Если бы у нас были сведения о всех пострадавших, мы смогли бы точно нарисовать по годам количество репрессий и изучить этот процесс. Мы имеем сведения только об ~1/22 части репрессий. Вопрос правомерности изучения процесса по этой выборке сводится к вопросу представительности (репрезентативности), как говорят математики, этой выборки: насколько эта выборка равномерна и случайна. В виду разнообразия источников информации, эта выборка представляется достаточно представительной. (Есть математические методы проверки представительности вы- борки, на которых, видимо, здесь неуместно останавливаться, хотя они очень интересные и убедительные. Один из главных методов проверки — расчет статистики по разным эшелонам выборки. Такие расчеты производи- лись в 1995г. по трем тысячам имен, в конце 1996 по пяти тысячам имен, в 1998 по 10000, они дали качественно близкие результаты с нынешними по десяти тысячам имен, коэффициенты выбирались, соответственно равными 150, 100, 50).

Периоды гонений и связанные с ними государственные и церковные события

После октябрьского переворота 1917 г. и захвата власти большевики ни на один год не оставляют Церковь своим жестоким вниманием. Ниже приводятся периоды гонений и происходящие в это время основные государственные и церковные события.

Первая волна гонений (1917-1920 годы). Захват власти, массовые грабежи церквей, расстрелы священнослужителей.

07.11.17 — Октябрьский переворот, захват власти большевиками.
20.01.18 — Декрет Советской власти об отделении Церкви от государства — изъяты все капиталы, земли, здания (включая и храмы).
15.08.17 — 20.09.18 — Поместный Собор Православной Российской Церкви.
05.11.17 — избрание св. митрополита Тихона Патриархом Московским и Всея Руси.
01.02.18 — Послание св. Патриарха Тихона, анафематствующее всех, проливающих невинную кровь.
07.02.18 — расстрел священномученика Владимира, митр. Киевского.
16.07.18 — расстрел императора Николая II и царской семьи.
14.02.19 — Постановление наркомата юстиции о вскрытии мощей, что вызвало массовые сатанинские издевательства над святыми останками в 1919 г. и последующие годы.

1-ая волна гонений унесла в расстрелах более 15000 жизней только в 1918 -19 гг. (нижняя линия см. Рис.). Общее число репрессий около 20000 (верхняя линия). Почти все столкновения, все аресты заканчивались расстрелами.

Вторая волна гонений (1921-1923 годы). Изъятие церковных ценностей, под предлогом помощи голодающим Поволжья.

21.08.21 — образование св. Патриархом Тихоном Всероссийского комитета помощи голодающим, который был закрыт по распоряжению властей через неделю (27.08.21).
23.02.22 — декрет ВЦИК об изъятии Ц. ценностей, 19.03.22 — секретное письмо Ленина («чем большее число духовенства мы расстреляем, тем лучше», и указание Троцкому (Бронштейну) тайно возглавить гонение).
09.05.22 — арест св. Патриарха Тихона
Июнь 1922 г. — «Суд» над свщмч.Вениамином, митрополитом Петроградским и расстрел его 13.08.22.

2-ая волна гонений — около 20000 репрессий, расстреляно около 1000 человек. Большевики изображают справедливость, в отличие от самосудов 1918 года, устраивают показательные суды.

Гонения 1923-28 годов. Насаждение при поддержке ВЧК-ГПУ-ОГПУ обновленческого раскола для уничтожения Церкви изнутри.

Апрель 1923 г. — подготовка суда и расстрела св. Патриарха Тихона (см. переписку Политбюро с наркомом иностранных дел Г.В.Чичериным «о нерасстреле патриарха» и Записку в Политбюро Дзержинского от 21.04.23 (…»необходимо отложить процесс Тихона в связи с разгаром агитации за границей (дело Буткевича)», Архивы Кремля (с.269-273)).

29.04.23-09.05.23 — 1-й «собор» обновленцев.
16.06.23 — заявление св. Патриарха Тихона («…я отныне Советской власти не враг»).
25.06.23 — освобождение св. Патриарха Тихона.
07.04.25 — кончина св. Патриарха Тихона.
01.10.25 — 2-й «собор» обновленцев.
12.04.25 — свщмч. Петр, митрополит Крутицкий приступил к исполнению обязанностей патриаршего Местоблюстителя
10.12.25 — арест свщмч. Петра
29.07.27 — Послание (Декларация) заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия — попытка найти компромисс с безбожной властью («Мы хотим… сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи.»).

В 1923-1928 годы количество репрессий равно примерно трети репрессий 1922 года. Большевики не решаются провести запланированный на 11.04.23 суд и расстрел св. патриарха Тихона. Арестовываются и ссылаются многие епископы, борьба идет за каждый храм. Обновленцы вводят женатый епископат. Обновленческих епархий и храмов к 1925 г. становится, с поддержкой ОГПУ, почти столько же, сколько и православных, но все их церкви пусты — народ не ходит в храмы, где служат обновленцы. Давление ОГПУ на воспреемников св. Патриарха Тихона и всех священнослужителей «тихоновцев». В 1928 году, несмотря на Декларацию, гонение усиливается.

Третья волна гонений (1929-1931 годы). «Раскулачивание» и коллективизация.

Начало 1929 г. — письмо Кагановича: «церковь единственная легальная контрреволюционная сила».
08.03.29 — Постановление ВЦИК о религиозных объединениях.
02.02.30 — Интервью заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия: «…нет гонений на Церковь».
05.12.31 — Взорван в Москве кафедральный храм Христа Спасителя.

3-я волна гонений в 3 раз сильнее 1922 года (около 60000 арестов и 5000 казней) в 1930 и 1931 годах.

Гонения 1932-36 годов. «Безбожная пятилетка», названная так по поставленной цели: уничтожение всех храмов и верующих .

05.12.36 — принятие Сталинской конституции
22.12.36 — Акт о переходе прав и обязанностей Местоблюстителя патриаршего престола к Заместителю патриаршего Местоблюстителя митр. Сергию, так как советские власти объявили о кончине в тюрьме патриаршего местоблюстителя митрополита Петра, хотя он был жив.

Несмотря на гонения сравнимые по силе с 1922 годом, провал «Безбожной пятилетки» — в переписи населения 1937 года православным верующими назвали себя 1/3 городского населения и 2/3 сельского, то есть более половины населения СССР.

Четвертая волна — 1937-38 годы. Страшные годы террора. Стремление уничтожить всех верующих (включая и обновленцев).

05.03.37 — завершение работы Пленума ЦК ВКП(б), санкционировавшего массовый террор.
10.10.37 — расстрел после восьмилетнего пребывания в одиночной камере патриаршего Местоблюстителя свщмч. Петра.
В 1937 году председатель Союза воинствующих безбожников Ем.Ярославскй (Губельман) заявил, что «в стране с монастырями покончено» (Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М., 1991, с.299).

4-ая волна гонений — примерно в 10 раз превышает по арестам гонение 1922 года (а по расстрелам в 80 раз). Расстрелян каждый второй (около 200000 репрессий и 100000 казней в 1937 — 38 гг.).

Гонения 1939 — 1952 годов. Вторая мировая война. Преследования священнолужителей в присоединенных Прибалтике и западных областях Украины и Белоруссии, а также в освобождаемых областях.

1939-1940 — Присоединение к СССР Прибалтики, западных областей Украины и Белоруссии, Северной Буковины и Бессарабии.
30.11.39 — Начало Советско-финской войны.
22.06.41 — Нападение Германии на СССР.
04.09.43 — встреча Сталина с патриаршим Местоблюстителем митр. Сергием и митрополитами Алексием и Николаем.
08.09.43 — Архиерейский Собор и избрание Патриарха Сергия. 15.05.43 — кончина Патриарха Сергия.
31.01.45-02.02.45 — Поместный Собор Русской Православной Церкви. Избрание Патриарха Алексия I.
К 1939 г. закрыты все (их было в 1917 г. более 1000) монастыри и более 60000 храмов — служба совершалась только примерно в 100 храмах. Но победа безбожников была не долгой, в 1939 г. с присоединением Прибалтики и западных областей Украины и Белоруссии в СССР опять стало много православных монастырей и храмов.
1939-1940 гг. — гонения близки к 1922 году (1100 казней в год).
1941-1942 гг. — по казням сравнимы с 1922 годом (2800 казней).
1943-1946 гг. — число репрессий резко сокращается.
1947, 1949-1950 гг. — опять всплески репрессий (по докладу Абакумова «с 1.01.47 по 1.06.48 арестовано за активную подрывную деятельность 679 православных священников», см. ).

График заканчивается 1952 годом потому, что в 1953 — 1989 годы репрессии носили другой характер, расстрелов было мало, арестов сотни в год. В этот период производились массовые закрытия храмов, лишения священнослужителей государственной регистрации и тем самым и средств к существованию, увольнения верующих людей с работы и т.п. Эти гонения требуют специальных методов исследования.

Некоторые закономерности

А). В 1927 и 1930 годах заместитель патриаршего местоблюстителя Митрополит Сергий Страгородский пытается пойти на компромисс с большевистской властью, но эти шаги не приносят положительных результатов: гонения не ослабевают, а усиливаются.

Б). Чем объяснить, с точки зрения властей, провалы в гонениях 1934, 1936, конца 1938 и начала 1939?

В эти годы происходит замена шефов ОГПУ — НКВД!

Гонения явно ослабевают во время смены власти. Видимо, новые правители уничтожают аппарат предыдущих. И только это ослабляет гонения. Как только новый правитель набирает силы, гонения становятся еще более массовыми.

В). Каждому «пику гонений» соответствует конкретный комиссар внутренних дел.

1) Дзержинский (комиссар в 1917-26) — пик 1918 года и пик 1922 года (изъятие ценностей), тайным руководителем которого являлся Троцкий (Бронштейн).
2) Менжинский (1926-34) — пик 1930 года.
3) Ягода (Иегуда) (1934-36) — пик 1935 года.
4) Ежов (1936-38) — пик 1937 года.
5) Берия (1938-53) — пик 1941 года.

Конечно сами по себе комиссары внутренних дел это пешки в борьбе за власть. Так, например, пик 1935 года связан с убийством 1.12.34 Кирова.

Г). Любому человеку с техническим образованием график (рис. 1) с возрастающими амплитудами репрессий напоминает поведение самовозбуждающихся систем, которые, как правило, заканчивают свое существование саморазрушением. Война в 1941 остановила этот разрушительный процесс.

Д). Все страдания, которые испытывает русский народ, разделяет и Церковь:

— уничтожение дворянства и офицерства 1917-19 годы;
— уничтожение крестьянства (раскулачивание) 1929-32;
— уничтожение интеллигенции 1937-38.

Геноцид русского народа — это, в первую очередь, геноцид православия.

Заключение

Каждый (верующий или неверующий), кто знакомится с базой данных о новомучениках, не может остаться равнодушным.

Какое великое противостояние оказала Русская Православная Церковь Тоталитарному сатанинскому режиму, когда все силы ада обрушились на нее!

Тысячи простых сельских священников, над которыми кто только не иронизировал в России, оказались великими героями. Какие поразительные красивые и смиренные лица! С какой верой и верностью, с каким самопожертвованием прошли они свой жизненный путь.

2500 святых почитала Русская Православная Церковь в начале 20 века, из них русских святых — 450. Собранные в Институте сведения во многом еще не являются законченными материалами для канонизации. Не исключено, что в ряде случаев сама ее возможность окажется сомнительной. Однако несомненно то, что количество действительно святых мучеников и исповедников, которых дала Русская Церковь в ХХ веке, исчисляется десятками тысяч человек. К январю 2004 года 1420 новомучеников прославлены Русской Православной Церковью в лике святых мучеников и исповедников. Их число растет с каждым заседанием Священного Синода.

Таким образом, Русская Православная Церковь стала в основном Церковью Новомучеников Российских.

В конце II века христианским апологетом Тертуллианом были сказаны слова, ставшие крылатыми: «Кровь мучеников — семя христианства». Век ХХ обильно засеял этим семенем Русскую землю, наша задача — донести его до сердец человеческих, и оно принесет свой благодатный плод сторицею!

Из доклада Н.Е.Емельянова

Массовые гонения на Церковь в 30-е годы

Придя к власти, большевики сразу же начали войну против Церкви. Мотивом гонений они объявили ее контрреволюционность, но на самом деле с момента установления советской власти и конца гражданской войны "большевики не могли указать ни одного факта" контрреволюционной деятельности Церкви в России 1 .

Однако гонения только укрепляли поддержку церковным народом именно гонимой части Православной церкви, т. е. так называемых "староцерковников" или "тихоновцев". К концу 20-х гг., как мы видели, ряды "тихоновцев" тоже заколебались в связи с распоряжением митрополита Сергия возносить за литургией молитвы за существующую власть (хотя это было всего лишь повторением такого же распоряжения патриарха Тихона 1923 г. 2) и с публикацией Декларации лояльности митрополита Сергия. Но массовые закрытия церквей всех ориентации в 30-х гг. привели к тому, что верующие шли в ту церковь, которая уцелела, будь то "сергианская", "иосифлянская" или даже обновленческая. Именно в этих условиях стало возможным всеобщее признание Церкви, возглавляемой митрополитом Сергием, после того как в 1943 г. был заключен устный "конкордат" между ним и Сталиным.

По-видимому, митрополит Сергий надеялся, что в ответ на его Декларацию о лояльности правительство разрешит Церкви расширить ее общественную, культурную и просветительную деятельность. В июле 1928 г. в эмигрантской прессе появилось сообщение о специальной программе, составленной епископом Евгением (очевидно, по поручению самого Сергия), в которой рассматривались вопросы о религиозном воспитании детей, о специальных проповедях для детей, о пастырских и богословских семинарах для родителей, о церковных спортивных организациях, экскурсиях и публичных лекциях 3 . Но новое законодательство о религиозных объединениях, изданное 8 апреля 1929 г., и постановление Народного комиссариата внутренних дел от 1 октября 1929 г. положили конец этим надеждам. Сергий совершил тактическую ошибку, подписав Декларацию, не добившись предварительно уступок от советского правительства. Как уже было указано в предыдущей главе, новые законы запрещали всякую церковную деятельность вне церковных стен. Такая деятельность рассматривалась как пропаганда, право на которую отныне имели только атеисты. Религиозные объединения были лишены права устраивать специальные детские, юношеские,

женские молитвенные и другие собрания, организовывать группы для обучения религии, а также кружки библейские, литературные или рукодельные. Запрещалась организация экскурсий, спортивных площадок, библиотек, читальных залов, санаториев и медицинской помощи. Деятельность священнослужителей была ограничена их местожительством и местожительством членов нанимавшего их прихода. Миссионерские поездки в места, где не было церкви и духовенства, рассматривались как нарушение закона. Вне церковных стен деятельность духовенства ограничивалась посещением больных и умирающих, на все другое требовалось специальное разрешение от местного Совета. Несмотря на то что Церковь не получила статуса юридического лица, все действовавшие в то время на территории РСФСР религиозные объединения были обязаны зарегистрироваться в течение одного года. Местные власти имели право отказать в регистрации, в случае чего приход закрывался и церковное здание у верующих отбиралось. Больше того, местные власти сохранили право контролировать состав "двадцаток" и отвергать неугодных, избранных приходом должностных лиц. Религиозные объединения не имели права организовывать какие бы то ни было центральные кассы для сбора добровольных пожертвований, устанавливать какие бы то ни было обязательные сборы и заключать какие бы то ни было контрактные соглашения. Запрещалась также всякая благотворительная деятельность, даже по отношению к нуждающимся священнослужителям и их семьям 4 .

При строгом соблюдении этих законов Церковь явно не смогла бы выжить, по крайней мере, экономически. Так, например, в том же законодательстве было указано, что, поскольку Церковь не является юридическим лицом, договоры о ремонте церковного помещения могут заключаться только отдельными членами церковных органов, а не всем приходом и поэтому рассматривались как частные коммерческие сделки. Как таковые они облагались чрезмерным налогом, как и все частные предприятия в то время. Для того чтобы выжить, церковным органам приходилось обходить эти законы и жить в постоянном страхе, что их уличат в незаконных действиях. Таким образом, подчинение Церкви государству было достигнуто путем административных мер.

Во время первой пятилетки, когда в 1929 г. развернулась кампания против частного предпринимательства, Церковь рассматривалась как частное предприятие. Священники, епископы и приходы облагались совершенно непомерным налогом, как "доходные" частные предприятия. В случае неуплаты налога священники, епископы и члены приходского совета могли быть арестованы и их приходы закрывались.

В государственных архивах можно найти множество жалоб с мест на такие репрессии. Вот, например, письмо дочки арестованного священника М. П. Крыловой, адресованное М. И. Калинину (19.11.1930 г.): "Отца - священника Борщовской церкви...

Костромского округа... арестовали более месяца назад". Причин не сообщили, сведений нет. Семья обобрана, даже тулуп отобрали. "Когда я, после произведенных над нами бесчинств, спросила у председателя Рогова, что нам делать, он ответил: "Лучше всего идите в наложницы к какому-нибудь мужику". Без имущества и средств к существованию остались больная мать, больная сестра-подросток, брат 10 лет и пишущая письмо, 24-летняя девушка. Судя по ее письму, они были обречены на голодную смерть.

Характерен ответ прокурора округа на запрос ВЦИКа по этому делу: "Арестован Крылов и выслан в концлагерь на 5 лет по постановлению... тройки ОГПУ... правильно", ибо агитировал крестьян не вступать в колхозы, "внедряемые евреями, которые хотят закрывать русские церкви" 5 . А лишение семьи арестованного имущества прокурор объяснял налоговыми недоимками.

Оставим на совести прокурора Кулакова (если она вообще у него была) утверждение об антиколхозной агитации священника Крылова, но что "раскулачивание", т. е. уничтожение всех зажиточных крестьян, вело к гибели Церкви на селе, это бесспорно. Кто иной, кроме самостоятельного крестьянина, а тем более зажиточного, мог выручить сельского священника, обложенного налогом, превышающим его доходы или близким к тому? А что налоги зачастую были такого калибра, об этом свидетельствует и подборка выдержек из 26 "жалоб служителей религиозного культа, поступивших на имя тов. Калинина", очевидно в те же 29-30-е гг. Так, выписка из письма епископа Ижевского Синезия митрополиту Сергию гласит: священники "задавлены непосильными обложениями... задушены принудительными работами... обложение производится мясом, льном, маслом, яйцами, живностью, дичью... денежные взыскания: с.-х. налог, на индустриализацию, облигации госзаймов, на приобретение инвентаря, тракторизацию, самообложение и пр. За невыполнение в срок, часто исчисляемый часами, - опись имущества, выселение из домов, отдача под суд, ссылка и пр. Все духовенство безотносительно к возрасту и здоровью мобилизуется на лесозаготовки, без оплаты труда. ...Епископ Синезий... сам, при получаемом им содержании в 120 р. в месяц, обложен суммою в 10 703 р., каковую он должен уплатить в 2-дневный срок". В других выписках говорится об отказе местных властей зарегистрировать присланного Церковью сельского священника, выселении его властями из села среди ночи с угрозой быть судимым и отправленным в ИТЛ, если не подчинится приказу. Священникам, не имеющим ни поля под зерновыми, ни овец или коз, приказано в виде налога внести шерсть и рожь. "За неуплату оба (священнослужителя) осуждены нарсудом к 2 годам тюрьмы и на 5 лет высылки". У другого священника за то, что он звонил в колокола на Рождество, отобрано все имущество (от коровы до подушек, кочерги и ведра), "а самого его выгнали из церковной сторожки, где он проживал... Кроме того, им уплачено всех налогов 500 р." Священник А. Ярцев села Толвицы Псковско-

го округа пишет митрополиту Сергию: "Сегодня ночью пришел ко мне заведующий Елизаровской коммуной Двинский и взял у меня крест с шеи... часы, сапоги и др. домашние вещи". Другого священника обложили налогом в 250 пудов картошки. 31 октября он сдал 103 пуда, но ему приказали сдать остальное. Когда при помощи трех женщин ему удалось, работая всю ночь при фонарях, собрать нужный картофель, на ссыпном пункте отказались его принять под предлогом, что там есть и гнилой картофель. "За это священник Покровский был приговорен к 8 мес. тюремного заключения и конфискации имущества на 1000 р. Сейчас он сидит, а картошка, не принятая в ноябре, была принята в феврале этого года" 6 .

Как на такие жалобы реагировал митрополит Сергий? Как известно, в том же году он дает интервью иностранным журналистам, в котором заверяет их в наличии церковной свободы и отсутствии гонений. Но вот как описывает этот эпизод митрополит Сергий-младший (Воскресенский) - экзарх Прибалтики, оставшийся там под немецкой оккупацией:

Митрополит Сергий согласился исполнить это требование большевиков под условием, что православные священники не будут подвергнуты так называемому раскулачиванию, как раз тогда происходившему, и это условие было действительно большевиками выполнено. Ценою унизительного интервью, во время которого за стеной присутствовал агент ГПУ, митрополит Сергий спас множество сельских священнослужителей - в те времена они еще исчислялись десятками тысяч - от разорения и гибели 7 .

И действительно, 19 февраля 1930 г., через четверо суток после вышеупомянутого, далекого от истины интервью, митрополит Сергий направил советскому правительству секретный меморандум с перечислением гонений, требуя их прекращения, права на открытие духовных учебных заведений, церковных печатных изданий и нормального функционирования церковных управлений на всех уровнях*. Одновременно, чтобы убедить советские власти в своей дальнейшей лояльности, митрополит Сергий принимает решение в отношении митрополита Евлогия в Париже. За его отказ гарантировать, что впредь он не будет участвовать в публичных экуменических молитвах за гонимых верующих в СССР (которые в официальной переписке митрополит Сергий толковал как акт политический, а Евлогий - как пастырский), митрополит Сергий лишает Евлогия звания экзарха и требует его ухода на покой. Помимо отсрочки уничтожения многих представителей духовенства ИГ сельских приходов до второй половины 30-х гг., этими актами митрополит Сергий добивается возобновления печатания в 1931 г. ежемесячного Журнала Московской патриархии, который был закрыт четырьмя годами позднее, выходившего нерегулярно и незначительным тиражом в 3000 экз., и кратковременного открытия нескольких пастырских

училищ* 9 . Хотя митрополит Сергий и "наказал" митрополита Евлогия за экуменические молитвы за верующих в России, однако не может быть сомнения, что все выступления в защиту верующих СССР, в том числе и папы римского (за которыми довольно быстро последовала знаменитая статья Сталина в марте 1930 г. "Головокружение от успехов"), помогли митрополиту Сергию добиться приостановки фронтальной атаки на Церковь 10 .

И действительно, в 1930-1931 гг. появляется целый ряд секретных инструкций ВЦИКа и Наркомфина с требованиями снизить ставки налогов с духовенства регулированием максимальных пределов налогов и пр. Так, циркуляр ВЦИКа от 20 июня 1930 г. указывает на главные нарушения законов о культах:

1. Произвольное изъятие у верующих культовых зданий и одностороннее расторжение с ними договоров.

2. Чрезмерное налоговое обложение зданий и духовенства.

3. Неправильное лишение духовенства жилплощади.

4. Незаконное чинение препятствий духовенству в "отправлении культа".

Циркуляр требует восстановления справедливости в трехмесячный срок: возвращения неправильно отобранных храмов, пересмотра страховых сумм, взимаемых с храмов и приведения их в соответствие с подлинной стоимостью зданий (каждое повышение обложения с 1928-1929 гг. должно быть мотивировано). "Не должны допускаться сборы и налоги, не установленные законом, как-то: сбор за исполнение песнопений под видом оплаты авторского гонорара, налог за продажу в молитвенных зданиях свечей и т. п.; виновные... должны привлекаться к ответственности". Циркуляр требует приведения налоговых обложений с духовенства в соответствие с их подлинными доходами. Каждое его увеличение должно быть обосновано. "Не допускать лишения служителей культа жилплощади в муниципализированных зданиях... лишение избирательных прав не может служить основанием к выселению. ...Плата за жилую площадь и коммунальные услуги... не должна превышать 30% общего дохода служителя культа". Дальше говорится, что нельзя с духовенства взимать поборы, относящиеся к организациям, в которых духовенство не имеет права по советскому закону состоять, как-то: кооперативные взносы, колхозные сборы (самообложение, тракторные сборы и пр.). "Лишенство" не лишает

______________________________

*По сведениям, полученным митрополитом Евлогием окольными путями от священника из России, которому он абсолютно доверял, заявление от 15 февраля об отсутствии гонений было составлено ГПУ, а от Сергия только требовались стилистическая корректура и подпись. Реакция верующих была такова, что после заявления священник на литургии не решился вознести молитву за митрополита, после чего и отправился к Сергию за объяснением. Сергий сказал, что перед подписанием его держали две недели под арестом и угрожали арестовать всех тихоновских епископов и разрушить всю административную структуру Церкви. Это заставило его взять на себя крест греха лжи. "Путь", с. 621-623.

священника права на землепользование; но нельзя за это возлагать такие трудовые повинности на священнослужителя, которые приводили бы "к невозможности отправления культа". Раскулачивание священников допускается только в тех случаях, когда у священнослужителя налицо "кулацкое хозяйство"". Следовало бы здесь заметить, что, поскольку никогда за историю советской власти не появлялось официального и точного определения, что такое кулацкое хозяйство, последний пункт оставлял возможность для широкого произвола как по отношению к духовенству, так и к крестьянам. Двумя месяцами позднее появляется уже секретное постановление Президиума ВЦИК "О налоговом обложении настоящих и бывших служителей культа за 1930-1931 гг.". Оно, во-первых, освобождает от сельхозналога всех бывших духовных лиц, снявших сан до 1 мая 1930 г. А дальше следуют налоговые правила, касающиеся духовенства, которые уже сами по себе говорят об узаконенном притеснении духовенства не меньше, чем вышеприведенный циркуляр говорил об объеме и масштабах незаконных преследований. По доходам от сельского хозяйства налог на священнослужителя не должен превышать налог крестьянина с таким же доходом больше чем на 100%. Даже если доход священнослужителя не увеличился по сравнению с 1928-1929 гг., налог может быть увеличен максимум на 75% по сравнению с предыдущим годом. Сумма общего налога по "нетрудовым доходам" (т. е. содержание, выплачиваемое приходом) не может превышать налог 1928- 1929 гг. больше чем на 75% 12 . Документ кончается распоряжением Наркомфину разработать соответствующие инструкции. 20 февраля 1931 г. опубликован циркуляр Наркомфина союзным комиссариатам финансов за № 68, повторивший, в основном, уже перечисленные условия, правила и ставки взимания налогов с духовенства 13 .

Итак, приблизительно на пять лет сельское духовенство, во всяком случае, да и в какой-то степени вся Церковь получили относительную передышку. Что передышка была весьма относительной свидетельствуют и вышеприведенные, фактически ограничительные документы, и продолжавшееся, хотя и не так интенсивно, как в 1929 г., закрытие храмов, и окончательное уничтожение монастырей к 1934 г., о чем еще будет сказано. Кроме того, как показывают некоторые секретные документы, изъятие церковных ценностей не ограничилось кампанией 1921-1922 гг. и возобновилось с новой силой в 30-х гг. В вышеприведенной подборке жалоб духовенства митрополиту Сергию на гонения есть и весьма любопытное письмо благочинного Камышинского округа священника В. Серебрякова о том, что "из некоторых церквей берутся священнические облачения, напрестольные кресты и евангелия для устройства спектаклей и карнавалов, по-видимому, не только для этого. Во-первых, в это время шла повсеместная конфискация колоколов под предлогом нехватки

меди для программы индустриализации*. Во-вторых, идут изъятия остающихся церковных ценностей "на нужды государства", в том числе и икон. Причем государственные учреждения, такие, например, как сектор науки Наркомпроса, возмущаются только тем, что "при закрытии церквей много икон и других ценностей уничтожается, тем самым теряется доход от их возможной продажи за границу" 14 .

Но вернемся к одному из главных завоеваний митрополита Сергия 1930 г. - к Журналу Московской патриархии, в котором тоже можно найти отражение атмосферы террора тех лет. В нем публиковались очень серьезные, и даже блестящие богословские статьи, почти всегда написанные самим редактором - митрополитом Сергием. В большинстве епархиальных и приходских отчетов не указываются ни имена епископов и священников, ни названия епархий и приходов. Неясно, было ли это наивной попыткой митрополита оградить свое духовенство от слишком пристальной слежки ГПУ, или это была работа цензуры, охваченной шпиономанией. В журнале часто публиковались доклады о нарушениях церковных канонов и дисциплины, например о принятии в клир священнослужителей-обновленцев без предварительного ознакомления с их моральным обликом, без требуемого покаяния и даже без уведомления епархиального архиерея. Бывали среди таковых и вступившие во второй брак. Митрополит настаивал на соблюдении канонов и церковной дисциплины, отменяя все местные решения, нарушавшие эти правила. Общее падение церковной дисциплины в то время позволяет понять, почему Сергий шел на такие уступки властям ради восстановления центрального церковного управления.

В Журнале Московской патриархии можно найти и много других интересных материалов, например постановление Сергия о заочных похоронах в исключительных случаях, когда умерший был и умер христианином, но совершение церковных похорон оказалось невозможным 15 . Один из номеров открывается

__________________________________

* Изъятие колоколов и запрет звона оправдывались официально введением непрерывной рабочей недели в 1929 г. и нуждой государства в меди для индустриализации. Инструкции предусматривали: 1) предоставить право регулирования колокольного звона... горсоветам и районным исполкомам... 2) ликвидировать колокола там, где звон запрещен; а где местные власти его разрешают, там изымать только "излишние колокола" - без указания, что понимать под "излишними".

Как в свое время Ленин в расчете на колоссальные доходы от изъятия церковных ценностей в 1921-1922 гг., так и в это время власти явно преувеличивали количество меди и серебра, которое государство может получить от переплавки колоколов. Секретная справка от 17 октября 1930 г. говорит, что был расчет получить 150 тыс. т меди, реально же можно рассчитывать не больше как на 74 600 т. По плану к 1933 г. должно было быть получено 130 тыс. т бронзы (на деле - не больше 55 800 т). К 1930 г. колокольной бронзы было получено всего 11 тыс. т. В другом документе говорится о сопротивлении местных советских органов отмене колокольного звона и изъятию колоколов. Речь идет, в частности, о Моссовете и Мосрабсовете. См.: ЦГАОР, ф. 5263, оп. 1, ед. хр. 2, л. 18 и 5; ф. 5407, оп. 2, д. 122.

посланием Сергия патриарху Константинопольскому Фотию II относительно принятия последним в свою юрисдикцию западноевропейских русских приходов Московской патриархии. Сергий оспаривает притязания Вселенского патриарха.

В 1932 г., когда Сергий, в невероятно трудных условиях, старался восстановить церковный порядок и дисциплину, началась новая кампания против церкви, особенно в городах. В 1934 г. последовала небольшая передышка, хотя уже в этом году произошли первые аресты обновленческого духовенства. В 1936 г. началась массовая ликвидация всех религиозных учреждений; к 1939 г. эта цель была почти достигнута*.

В 30-е гг. Сталин завершал построение монолитного тоталитарного государства. В таком государстве не было места для Церкви, в особенности Церкви, сохранившей до некоторой степени внутреннюю независимость. (Даже после 1927 г. в своих письмах митрополит Сергий подчеркивал, что его требование лояльности имеет только гражданский и политический характер и что в своей вере, в своей духовной жизни, в богослужении и моральном учении Церковь сохраняет свою свободу.) Причиной перехода к политике массовой ликвидации религии было то, что все предшествовавшие антирелигиозные меры оказались недостаточными. Лишенная имущества и не признаваемая законом, Церковь не умирала и самим своим существованием опровергала марксистское учение о религии как о классовом явлении, обусловленном экономическими факторами 16 . Больше того, как уже было сказано выше, в 20-е гг. началось значительное церковное возрождение, которое продолжалось не только во время нэпа, но и в 30-е гг. В это трудное время между мирянами и духовенством было достигнуто небывалое дотоле взаимное понимание, чувство единства, любви и согласия. Количество и качество проповедей, вопрос о которых рассматривался уже на соборе 1917-1918 гг., достигло высокого уровня. Епископов охраняли организованные приходами группы добровольцев. Левитин пишет: "...когда наши епископы разъезжали в нарядных каретах, их так не встречали. А теперь они смиренно ходят пешком... а с каким почетом и благоговением встречает их народ. Отошли от них все блага мирские, и сами они стали не от мира сего" 17 .

Организованные популярными епископами и священниками христианские группы молодежи, молодежные хоры и съезды

_______________________________

* Согласно Левитину удар 1929-1932 гг. пришелся в основном по церквам и духовенству на селе. В Ленинграде было относительно спокойно. Правда, в 1930 г. были арестованы 3 популярнейших пастыря: Николай Чуков (будущий митрополит Ленинградский Григорий), Николай Чепурин (выдающийся богослов, который, выйдя на свободу через 15 лет, станет ректором Московской духовной академии; но жизнь его оборвется через полгода) и Михаил Чельцов, тоже видный ученый и историк ранней Церкви, расстрелянный в 1932 г. В 1932 г. начнется огульное закрытие храмов в Ленинграде; были арестованы митрополит Иосиф (Петровых) и его последователи: епископ Алексий (Буй), 13 архиереев-иосифлян и большинство духовенства этого раскола, а также началось массовое закрытие монастырей. Левитин - "Лихие годы", 210-264; Регельсон, 464, 486-505.

стали обычным явлением. Левитин говорит, что если бы его спросили, как он представляет себе "идеальную христианскую общину", то он всегда вспомнил бы Петроград 20-х гг. Проповеди читались не только по воскресеньям, как до революции, но и в будние дни. Во многих церквах, раз или два в неделю, после короткого богослужения устраивались серьезные богословские лекции и дискуссии между мирянами и духовенством, для этого в церковь приносили скамейки и стулья. Почти в каждом приходе был, по крайней мере, один такой популярный священник, проповедник или учитель, вокруг которого собирались верующие. В 20-е гг., когда аресты и ссылки были еще краткосрочными, на свободе оставалось еще достаточно популярных священнослужителей. В то время не было еще закона об обязательной регистрации, так что священники и епископы, часто только что выпущенные на свободу, могли заключать договор с приходским советом и приступать к своей работе 18 . Закон о регистрации сделал это невозможным. Как патриарх Тихон, так и его заместители выступали против этого закона, но в 1927 г. Сергий пошел на уступки. Этот закон, как и законодательство 1929 г., показывает, что в своей борьбе с Церковью правительство могло рассчитывать только на грубую силу, террор и преследования.

Советские данные о религии и атеизме за эти годы не внушают доверия. Так, например, в одном из документов говорится, что в 1929 г. атеисты составляли не больше 10% населения страны, в другом число атеистов в 1930 г. определяется в 65%, а в третьем приводится цифра в 98,5%. Цифры эти явно вымышленные. Наряду с этим появлялись и более надежные данные - например, об участии московского населения в совершении церковных обрядов.

крещение детей
неизвестно (было ли совершено крещение)
церковные похороны
неизвестно (были ли церковные похороны)
церковные браки

Принимая во внимание условия того времени, в том случае, когда указано "неизвестно", можно предположить скрытое от властей совершение церковного обряда. Обращает на себя внимание падение числа церковных браков. В то время как крещение детей можно было объяснить инициативой верующих "бабушек", а церковные похороны "отсталыми

взглядами" стариков, церковные браки были делом самих молодых, которым грозили очень серьезные последствия.

В одном из советских источников содержится признание, что "в тридцатых годах патриаршая Церковь начала расти". Это подтверждает и секретный внутренний доклад Союза воинствующих безбожников, в котором говорится о новом религиозном подъеме в 1929-1930 гг. 19 . Это было время насильственной коллективизации, раскулачивания и депортации миллионов крестьян в отдаленные районы страны или прямо в концлагеря. Вышеупомянутые источники представляют эти меры как подавление эксплуататорских классов и считают церковное возрождение доказательством того, что религиозные организации являются органами контрреволюционно настроенных нэпманов и кулаков. Но те же источники противоречат сами себе, признавая, что церкви удается вербовать заводских рабочих и беднейших и безземельных крестьян в члены приходских советов и на другие выборные церковные должности 20 . Таким образом, если допустить прямую связь между коллективизацией и религиозным подъемом, как это делают вышеупомянутые источники, то необходимо признать, что недовольство режимом охватило не только имущие классы, но и все население страны.

Опросы школьников в 1927-1930 гг. показали, что от 11 до 92% детей были верующими, причем процент верующих не зависел от того, были ли это городские школы или сельские. Наивысший процент верующих оказался в одной из московских школ. Среди призывников в армию 70% были верующими 21 . Даже в 1937--1940 гг. вожди советского атеизма считали, что число верующих составляет от 80 до 90 млн., т. е. от 45 до 50% всего населения 22 .

Согласно данным митрополита Сергия в 1930 г., патриаршая Церковь насчитывала 30 тыс. храмов. Очевидно, это была прикидка, учитывающая массовые закрытия 1929 г., так как, по данным НКВД, только по РСФСР в 1928 г. еще действовало более 28 тыс. патриарших церквей. Впрочем, вот данные:

	РСФСР 1928 г.	Российская империя 1917 г.
Патриаршая Церковь
Обновленцы
Старообрядцы
Римско-католическая церковь
Мусульмане
Евангельские христиане-баптисты

Правда, к концу 1930 г. данные митрополита Сергия уже были значительным преувеличением, если верить вождю Союза воинствующих безбожников Е. Ярославскому (Губельману), который

утверждал, что в течение года численность церквей сократилась в некоторых районах на 50%. В то время Союз сделал заявление: "В течение 1930 г. мы должны превратить нашу красную столицу в безбожную Москву, наши деревни в безбожные колхозы... колхоз с церковью и попом достоин карикатуры... Новой деревне церковь не нужна"*.

Для осуществления этой программы в дополнение к драконовским законам 1929 г. был принят ряд административных постановлений, направленных против священнослужителей. В 1929 г. священники были лишены возможности дополнительного заработка, так как специальное постановление разрешало местным властям увольнять с работы все элементы, враждебные советскому обществу и рабочему классу. В их число входили не только священники, но и миряне, открыто исповедовавшие свою веру. Больше того, 3 января 1930 г. в "Правде" было напечатано постановление о том, что все ограниченные в правах лица (священники, а также лица, принадлежавшие к дореволюционным эксплуататорским классам) должны быть выселены из всех национализированных и принадлежащих государству помещений, а также помещений, принадлежащих кооперативам и промышленным предприятиям. Необходимо напомнить, что все церковные и приходские здания были к этому времени национализированы 24 , хотя, как мы видели, в июне-августе последовали распоряжения, отменяющие выселение духовенства из муниципализированных домов. Статья в "Правде" была у всех на виду, а принятые позже распоряжения - секретные инструкции. Учитывая, что запретительные меры против религии, верующих и духовенства гораздо больше соответствовали всему духу, направлению государственной политики и политической атмосфере в стране, можно смело предположить, что восстановление справедливости по отношению к духовенству было гораздо более редким явлением, чем противоположные процессы. Духовенство, обремененное совершенно непосильными налогами, было еще вынуждено платить втридорога за наем частного жилья в условиях страшного жилищного голода и страха граждан иметь дело с духовенством. И даже в таких условиях, по сообщениям Журнала Московской патриархии, священники

________________________________

* Лаговский И. - "Коллективизация и религия". Париж: ИМКА-пресс, 1932, 1-3. Цитата из "Безбожника у станка". В 1932 г. Союз воинствующих безбожников объявил, что вторая пятилетка (1932-1937) будет и пятилеткой окончательного уничтожения религии, но тут же получил нагоняй от ЦК за неправильное толкование постановления XVII партконференции, в котором говорится, что необходимость "ликвидации в течение второй пятилетки пережитков капитализма обязывает к особенно напряженной борьбе с религией - этим наиболее живучим и враждебным пережитком реакционной идеологии эксплуататорских классов". А. Стецкий в газете "За коммунистическое просвещение" поясняет, что в решениях XVII партконференции речь идет о преодолении, а не о ликвидации религии, которая еще долго будет "давать себя чувствовать". См. "Российский центр хранения и исследований документов новейшей истории" (РЦХИДНИ): ф. 89, оп. 4, д. 131, лл. 14-18.

продолжали возвращаться в патриаршую РПЦ, в т. ч. и отказавшиеся ранее от сана, через покаяние 25 .

Страница сгенерирована за 0.05 секунд!

В музее современной истории России состоялась лекция заместителя заведующего Научно-исследовательским отделом новейшей истории Русской Православной Церкви ПСТГУ, доктора церковной истории, кандидата исторических наук священника Александра Мазырина. Выступление прошло в формате мероприятий, сопровождающих в Государственном центральном музее современной истории России. Выставка продлит работу до конца января.

В своем выступлении отец Александр подробно остановился на основных этапах истории Русской Православной Церкви в противостоянии с советской властью, вскрыл причины, по которым большевики боролись с христианством, показал механизмы их борьбы с Церковью.

Лектор в общих чертах осветил положение духовенства в первые годы советской власти, проблему легализации Православной Церкви и мотивы митрополита Сергия, по которым он пошел на компромисс с богоборческой властью. В его изложении предстали картины начала гонений, их апогея, приостановления с началом войны и нового натиска на Церковь в хрущевский период, когда всем было еще раз доказано, что «коммунизм и религия несовместимы».

На проблему взаимоотношений Церкви и советской власти есть несколько точек зрения. Первая состоит в том, что сначала Церковь занималась «контрреволюцией», и советская власть боролась с ней, как с политическим противником. Потом церковные деятели «покаялись», и Церковь стала частью социалистического общества.

Наконец, уже в годы войны Церковь окончательно засвидетельствовала свою патриотическую позицию, и поэтому какие-либо основания для дальнейших недоразумений в отношениях Церкви и государства как бы исчезли.

С того времени Церковь уже пользовалась полными правами и всеми возможностями, которые предоставляли ей советские законы, и, дескать, никаких проблем Церковь в Советском государстве больше не испытывала. Это официальная историографическая концепция, которую изначально стали развивать советские пропагандисты.

Позже к ней присоединились обновленцы, а с 1927 г. и сергиевское руководство Патриаршей Церкви, и таким образом эта концепция стала как бы общепринятой в Советском Союзе - и в советских организациях и в Московской Патриархии. То есть, якобы, корень проблем во взаимоотношениях Церкви и государства - это первичная контрреволюционная позиция Церкви. Когда Церковь отказалась от контрреволюции, то и проблемы сошли на нет.

В действительности такая концепция не выдерживает никакой критики. Можно утверждать, что даже если бы в октябре 1917 г. Русская Церковь приветствовала ленинский переворот, она всё равно была бы гонима. Основание для этого мы находим в самой идеологии, которую проповедовали большевики. Коммунисты не скрывали, что их целью является не просто социальное переустройство общества, а полное изменение сознания человека, воспитание нового человека, человека, «свободного» от каких-либо, как тогда говорили, «религиозных предрассудков».

Почему большевики боролись с христианством?

Вождь коммунистической партии В. И. Ленин, как и другие большевистские вожди, ещё задолго до захвата власти свидетельствовали о своей открыто богоборческой позиции. Можно процитировать письмо Ленина Горькому, написанное еще в 1913 году: «Всякий боженька есть труположство - будь это самый чистенький, идеальный, не искомый, а построяемый боженька, всё равно. Всякая религиозная идея, всякая идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье даже с боженькой - есть невыразимейшая мерзость, это самая опасная мерзость, самая гнусная зараза». Неудивительно, что, придя к власти, Ленин и его единомышленники начали с первых же дней бороться с тем, что считали «невыносимейшей мерзостью» и «самой гнусной заразой».

Поэтому дело было даже не в какой-либо оппозиции Церкви по отношению к новой власти. Любая религия, с точки зрения большевиков, была проявлением контрреволюционности. Само понимание, что такое «контрреволюция», у большевиков и у церковных деятелей было принципиально различным.


Церковные деятели не уставали заявлять, что Церковь не занимается никакой контрреволюцией, Церковь не ведет никакой политической борьбы с властью, не участвует в заговорах против нее. Но с точки зрения большевистской власти, любой носитель религиозной идеи, не разделяющий в полной мере коммунистической идеологии, уже являлся контрреволюционером. Именно такое глубинное идеологическое противоречие между коммунизмом и религией было главной причиной разворачивавшегося конфликта.

Свое мировоззрение, направленное на искоренение религии, социалисты сразу же стали претворять в действия. Уже в одном из первых советских декретов - в «Декрете о земле», принятом на второй день Советской власти, были предусмотрены масштабные антицерковные мероприятия. Была провозглашена национализация всех земель: наряду с помещичьими, удельными, земель монастырских и церковных со всем «живым и мёртвым инвентарем», усадебными постройками и всеми принадлежностями. Всё это переходило в распоряжение местных Советов. То есть, уже на второй день Советской власти всё церковное имущество одним росчерком пера было отобрано у Церкви (первоначально, правда, лишь на бумаге). Однако довольно быстро, уже в январе 1918 года большевики начали пытаться осуществить этот захват и в действительности.

Кульминацией антицерковного законотворчества большевиков стал ленинский «Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви», опубликованный 23 января 1918 года. Этим декретом у Церкви не только отнималось право владеть собственностью, но она вообще лишалась прав юридического лица, то есть-де-юре Церкви, как единой организации, больше не было. Церковь, как организация, оказывалась вне поля легальности, вне советских законов. Это положение оставалось в действии вплоть до 1990 года, то есть практически до самого конца существования советской власти.

Восьмой отдел Наркомюста, который должен был проводить в жизнь ленинский декрет, прямо был назван «Ликвидационным». Таким образом, открыто провозглашалась цель, которую преследовали в отношении Церкви большевики, - её ликвидация.

Если у кого-то ещё оставались сомнения в отношении верхушки компартии к христианству, то в программе РКП(б), принятой на съезде в марте 1919 года, было прямо сказано, что по отношению к религии РКП не удовлетворяется декретированным уже отделением Церкви от государства и школы от Церкви. Согласно этой программе, свою цель РКП(б) видела в полном отмирании «религиозных предрассудков».

Начальник восьмого отдела Наркомюста Красиков пояснял: «Мы, коммунисты, своей программой и всей своей политикой, выражающейся в советском законодательстве, намечаем единственный, в конечном счете, путь, как религии, так и всем ее агентам - это путь в архив истории». В дальнейшем всё советское законодательство было направлено именно на скорейшее «списание» религии и всех, имеющих к ней отношение, «в архив истории».

Очевидно, нет необходимости пояснять, что согласно советской Конституции, «служители культа», как и все «бывшие» люди, представители свергнутых «эксплуататорских» классов, были лишены гражданских прав, то есть были отнесены к категории так называемых «лишенцев». И это продолжалось до конца 1936 года, когда была принята так называемая сталинская Конституция, которая формально уравняла советских граждан в правах, но именно формально.

«Лишенцы» испытывали всевозможные притеснения практически во всех сферах жизни. Налогообложение духовенства было по самой высокой шкале - священнослужители должны были платить 81% подоходного налога. И это далеко не всё. Большинство духовенства (вплоть до 1960-х годов) были сельские священники. Сельское духовенство облагалось всевозможными натуральными налогами, обязывалось регулярно сдавать обычно непомерное количество мяса, молока, масла, яиц и прочих продуктов.

Церковное имущество согласно Декрету 1918 года формально безвозмездно передавалось во временное пользование религиозным группам, но на практике за использование храмами и Церковной утварью также назначался очень высокий налог. Это называлось «страховым обложением». Очень часто эти налоги, особенно с конца 1920-х годов, оказывались для общин совершенно непосильными, и это способствовало массовому закрытию храмов.

Дети духовенства, как и прочих «лишенцев», были практически лишены возможности получать какое-либо образование выше начального. Всевозможных пособий, распределений по карточкам «лишенцы», разумеется, тоже были лишены. Квартплата же для них назначалась самая высокая.

В результате возможность хоть как-то выживать в 1920–1930-е годы для духовенства открывалась лишь благодаря поддержке их прихожан. Если бы не такое неравнодушие со стороны рядовых верующих к судьбам Церкви и ее служителей, то совокупность этих экономических и административных мер, которые предпринимались в борьбе с духовенством, уже в 1920-е годы свели бы духовенство на нет. Но этого не происходило именно благодаря поддержке церковных масс.

Антирелигиозная пропаганда

Огромных размахов с первых же лет Советской власти достигла антирелигиозная пропаганда. В 1920-е годы она стала развиваться невероятными темпами. В 1922 году стала выходить газета «Безбожник», затем еще одноименный журнал, журнал «Безбожник у станка» и многие другие. В 1925 году «Общество друзей газеты „Безбожник“» было преобразовано в «Союз безбожников».


В 1929 году этот Союз был переименован в «Союз воинствующих безбожников». Союз ставил перед собой цели стать самой массовой общественной организацией в СССР. Таковым, правда, он не стал, но такие попытки предпринимались: разрабатывались планы проведения «пятилеток безбожия», в итоге которых, как заявлялось, «Имя Бога было бы забыто на всей территории СССР». Это планировалось осуществить к 1937 году.

Террор

Антицерковное законодательство и антирелигиозная пропаганда относились к числу открыто осуществляемых мер борьбы с Церковью, но не меньшая ставка делалась на те меры, которые не так открыто демонстрировались. С первых же дней Советской власти важнейшим методом борьбы с Церковью стал антирелигиозный террор - 25 октября по старому стилю большевики захватили власть в Петрограде, а уже 31 октября, то есть не прошло и недели, в Царском Селе был расстрелян первый из священномучеников - протоиерей Иоанн Кочуров.

По некоторым данным, это преступление было совершено по личному приказу комиссара Дыбенко (улицы, названные в честь него, до сих пор у нас есть чуть ли не в каждом большом городе). Священномученик Иоанн Кочуров стал первым, но очень быстро счёт убитых священнослужителей пошел сперва на десятки, потом на сотни, а затем уже и на тысячи.

25 января 1918 года, в день взятия большевиками Киева, был убит старейший иерарх Русской Церкви, почетный председатель Поместного Собора, митрополит Киевский и Галицкий Владимир (Богоявленский). Только за первые годы советской власти, в годы Гражданской войны было убито более 20 архиереев, то есть примерно каждый пятый-шестой.

Количество убитых священников и монахов в пропорциональном отношении было меньшим, не каждый шестой, но все равно было очень большим. Существуют оценки, согласно которым, первая волна гонений на русскую Церковь, волна периода Гражданской войны с конца 1917 г. по 1922 г. унесла около 10 000 жизней священников, монахов, активных мирян.

Эти репрессии сразу же приняли массовый и очень жестокий характер. В некоторых местах, особенно тех, которые оказывались фронтовыми во время Гражданской войны, например, в отдельных уездах Пермской, Казанской губерний, священники и монахи были истреблены практически поголовно.

Ленинцы декларировали, что «главный классовый враг» пролетарской революции - это буржуазия, в действительности же, в процентном отношении представителей буржуазии в первые годы советской власти было расстреляно меньше, чем представителей духовенства. Царские офицеры, чиновники и т. д., при желании, могли пойти на службу новой власти, духовенство же должно было исчезнуть как таковое.

Расстрелы осуществлялись даже без какого-либо конкретного предъявления вины. Очень часто священников расстреливали в числе заложников. На нашей выставке можно видеть экземпляр «Еженедельника ВЧК» со списком расстрелянных (это лишь один список из множества). Список возглавляет архимандрит Августин, затем идет протоиерей, дальше идут представители генералитета, офицеры. То есть большевики в служителях Церкви видели главных врагов, и старались нанести по ним первый удар. Конечно, это не могло не вызывать ответной реакции, поскольку эти расправы начались уже с конца 1917 года.

Советская власть была анафематствована Патриархом Тихоном, и никто никогда этой анафемы не отменял

В январе 1918 года, с одобрения Поместного Собора, Патриарх Тихон издал свое знаменитое «Послание с анафемой». Анафеме предавались «безумцы, творящие кровавые расправы». Большевики в нем не были названы прямо. Но любой, кто читал это Послание, понимал, что под церковную анафему попадают и представители новой советской власти, поскольку эти кровавые расправы осуществлялись от их имени. Патриарх Тихон в этом «Послании с анафемой» прямо упоминал «безбожных властелинов тьмы века сего», перечислял их акты, направленные против Церкви, в том числе, попытку захвата Александро-Невской Лавры, которая имела место в январе 1918 года.

(На выставке «Преодоление» вы можете увидеть подлинник документа того времени - письмо Коллонтай Ленину, в котором как раз об этой попытке захвата Лавры и говорится). Народ все понял, и назвал этот текст «Анафема советской власти».

Советская власть была анафематствована Патриархом Тихоном и Собором, и никто никогда этой анафемы не отменял, это надо помнить. Надо понимать и смысл этой анафемы. Это не было, с точки зрения Церкви, проявлением какой-то «контрреволюционности». Это была чисто духовная мера, направленная на вразумление тех, кто творил страшные злодеяния, преступления, которые иначе, как грех, Церковью квалифицированы быть не могли. Патриарх не мог, находясь на вершине духовной власти, не употребить этой своей власти для обуздания греха. По крайней мере, попытаться сделать он это был обязан. Его положение обязывало предать анафеме злодеев, и он это сделал.

Церковь вне политики

Однако впоследствии, когда началась полномасштабная Гражданская война, с фронтами, с делением на белых и красных, и к Патриарху Тихону обращались представители Белого движения с просьбой благословить это движение, Патриарх Тихон неизменно отвечал отказом. Даже, когда его просили благословить не само Белое движение, а передать лишь личное благословение его руководителям, он также отказался это делать, даже тогда, когда ему обещали сохранить это в полной тайне.

И Патриарх Тихон, и Поместный Собор, который проходил в 1917–1918 годах, и все последующие руководители Православной Церкви до 1927 г. твердо отстаивали принцип церковной аполитичности: Церковь не участвует в Гражданской войне и не участвует в политической борьбе. Осенью 1919 года, в наиболее критический для большевиков момент Гражданской войны, когда Белые армии наступали на Москву, были освобождены огромные территории, вплоть до Орла - казалось, еще немного, и советская власть окончательно падет - в этот критический момент Патриарх Тихон обратился с посланием к архипастырям и пастырям с призывом не участвовать в политической борьбе, стоять в стороне от всех распрей и разделений.

Более того, Патриарх Тихон тогда же призвал духовенство проявлять в отношении советской власти гражданскую лояльность, повиноваться советским законам, когда эти законы не противоречат вере и велениям христианской совести. Если противоречат, то их нельзя исполнять, а если нет, то необходимо повиноваться. Это давало основание и Патриарху, и его последователям утверждать, что обвинения Церкви в контрреволюции безосновательны. Хотя надо, конечно же, признать, что в Церкви, особенно в период боев Гражданской войны были те, кто открыто выражал свои симпатии белым. Было бы странно, если было бы по-другому в реалиях того времени.

Наиболее страстным сторонником вооруженной борьбы с большевизмом был митрополит Антоний (Храповицкий). На выборах Патриарха в ноябре 1917 г. он был первым кандидатом. Митрополит Антоний возглавлял Высшее Временное Церковное Управление Юга России при правительстве Деникина. Было свое Временное Церковное Управление и при правительстве Колчака в Сибири. В армиях Колчака и Деникина были военные священники, на это потом очень любили указывать советские авторы, как на доказательство контрреволюционной деятельности Церкви.

Но опять же, ни митрополит Антоний, ни другие деятели, связанные с белыми, не были выразителями общецерковного голоса. Таковыми могли быть Собор, Высшее Церковное Управление, Патриарх. Их позиция отличалась от позиции митрополита Антония. Она заключалась в отстаивании аполитичности Церкви, как уже сказано выше. Как уже потом, в 1923 году писал Патриарх Тихон: «Церковь не будет ни белой, ни красной, а Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церковью».

Позиция аполитичности стала ответом Церкви на обвинение в контрреволюции. Никаких реальных доказательств того, что Церковь в контрреволюции участвует, советская власть представить не могла. Власть сама это тоже осознавала. Поэтому, после 1922 года в показательных процессах над «контрреволюционерами», «врагами народа» и прочими «антисоветчиками», которые периодически устраивались, представители духовенства не фигурировали, власть не могла открыто доказать, что тот или иной священнослужитель участвовал в каких-то заговорах, в попытках ее свержения.

Механизм борьбы с Церковью

С 1922 года обычным способом репрессирования священнослужителей становится внесудебный порядок. Не приговоры так называемых «народных судов», а приговоры закрытых органов: Особого совещания, Коллегии ГПУ, ОГПУ, впоследствии пресловутых «троек НКВД». Вот именно эти органы и выносили приговоры в отношении священнослужителей.


Начиная с 1920-х годов, очень часто практиковалась высылка в административном порядке: без какого-либо следствия, без уголовного дела, того или иного архиерея или священника просто вызывали в местный отдел НКВД и предписывали ему в течение 24-х или 72-х часов покинуть губернию, выехав, либо в указанном направлении, либо куда угодно. Чисто в порядке административного распоряжения, без какого-либо предъявления вины, просто как «социально вредного элемента».

Однако этими методами борьбы с Церковью власть не ограничивалась, особенно после 1922 года, когда был введен НЭП, и прибегать к массированному террору власти стало неудобно по тактическим соображениям. В условиях борьбы за международное признание советская власть пыталась улучшить свой имидж в глазах мировой общественности, а репрессии по религиозным мотивам препятствовали этому.

В частности, желание улучшить международный образ СССР побудило в 1923 году большевиков отказаться от намеченного показательного процесса над Патриархом Тихоном. Процесс, должен был завершиться вынесением смертного приговора святому Патриарху, уже все для этого было подготовлено, но в последний момент Политбюро решило от этого процесса отказаться, и Патриарх Тихон, пробыв около года в заключении, вышел на свободу.

Период с 1923 по 1928 год - это период относительного затихания репрессий. Наряду с продолжающимся официальным богоборчеством, антирелигиозной пропагандой, наряду с ужесточением дискриминационных мер в отношении духовенства и верующих - это делалось открыто - главная ставка делается на скрытые методы борьбы с Церковью, а именно на раскол Церкви на ее всемерное разложение изнутри, на разжигание внутрицерковной борьбы между различными группировками и тем самым на дискредитацию Церкви и ее руководителей в глазах населения.

Как Троцкий инициировал обновленческий раскол

В 1922 году, в ходе развернувшейся тогда кампании изъятия церковных ценностей, советское руководство, в первую очередь Троцкий, который тогда был вторым человеком в компартии после Ленина, приходит к мысли о том, что, для более эффективной борьбы с ней, Церковь необходимо расколоть на два крыла: «советское» или «сменовеховское» и «черносотенное». Оказать негласную, но в то же время активную поддержку этим самым «сменовеховцам» («красным попам», как их стали называть в народе, или обновленцам, как они сами себя называли) с тем, чтобы с их помощью, как выражался Троцкий, «повалить контрреволюционную часть церковников».

Однако замысел Троцкого был не в том, чтобы на месте прежней, «контрреволюционной», «монархической», «черносотенной» Церкви появилась обновленная «советская». Церковь ни в каком виде - ни «черносотенная», ни «советская» - приверженцам коммунизма была не нужна.

Замысел верхушки Политбюро был в том, чтобы использовать «красных попов», с их помощью расправиться над церковными ревнителями, верными Патриарху Тихону, а затем, когда с «тихоновцами» будет покончено, уже разгромить и самих «красных попов». То есть, коль скоро не удается уничтожить Церковь всю сразу, целиком, «кавалерийским наскоком», надо сменить тактику и уничтожать ее по частям - одних с помощью других, а потом добить оставшихся.

Такой крайне циничный план, предложенный Троцким в марте 1922 г., был одобрен членами Политбюро и начал проводиться в жизнь с весны 1922 г. Непосредственное воплощение этого плана было возложено на ГПУ (бывшее ВЧК, впоследствии ОГПУ, с 1934 года - Главное управление Госбезопасности НКВД). В этой организации было создано специальное 6-е отделение Секретного отдела, осуществлявшее борьбу с «церковной контрреволюцией».


Возглавлял это отделение некто Е. А. Тучков. В 1922 году ему было всего 30 лет. Родом из крестьян Владимирской губернии, с тремя классами образования, но, по-своему, весьма одаренный по части всевозможных интриг и провокаций. Именно Тучков с 1922 года и до конца 1920-х становится фактически главным закулисным действующим лицом, отвечающим за тайную борьбу с Церковью.

В конце 1922 г. решением Политбюро была учреждена специальная Антирелигиозная комиссия ЦК РКП(б), естественно, секретная. Возглавил эту комиссию Емельян Ярославский (он же Миней Губельман), председатель «Союза безбожников» (с 1929 года «Союза воинствующих безбожников»). Секретарем Антирелигиозной комиссии, по сути дела, главным ее деятелем, был все тот же Тучков. Антирелигиозная комиссия стала центром выработки и координации антирелигиозной политики коммунистической партии в 1920-е годы.

При содействии ГПУ «сменовеховские попы», обновленцы, смогли осуществить переворот и захватили церковную власть весной 1922 года. Патриарх Тихон был арестован. Прокатилась волна арестов тех, кто отказывался признавать обновленцев в качестве высшей церковной власти. Официальным обвинением было, якобы, сопротивление изъятию церковных ценностей. Но в действительности, репрессии применялись в первую очередь именно за неприятие «красного» обновленчества.

Таким образом, например, был арестован в мае 1922 года, а потом расстрелян Петроградский митрополит Вениамин - пожалуй, самый в Русской Церкви далекий архиерей от какой бы то ни было политики, архипастырь в подлинном смысле этого слова, не церковный царедворец, а простой, близкий, доступный своей пастве, ею любимый. Он был выбран в качестве показательной жертвы, осужден и расстрелян.

На обновленцев властью была возложена задача прикрывать репрессии, заявлять об их обоснованности, справедливости. Так, на следующий день после вынесения смертного приговора митрополиту Вениамину и его единомышленникам (на казнь было осуждено 10 человек) обновленческое ВЦУ постановило митрополита Вениамина, как осужденного «народным» судом, «лишить сана», а осужденных с ним мирян «отлучить от Церкви».

На обновленцев, или «живоцерковников», как они еще поначалу назывались, ГПУ в первую очередь и возлагало задачу выявления «церковных контрреволюционеров». «Живоцерковники» должны были открыто доносить на своих собратьев. Причем партийные товарищи нисколько не щадили моральный престиж обновленцев, в них видели, своего рода, «расходный материал», поэтому в советских газетах публиковались доносы живоцерковников на «тихоновцев»: «Дескать,такой-то является активным контрреволюционером». После публикации доноса следовали аресты, а порой и расстрелы. Поэтому не удивительным было резко негативное отношение православного народа к «красным попам».

Обновленческий раскол держался в первые месяцы своего существования исключительно на страхе репрессий и на лжи. Ложь заключалась в утверждении обновленцев о том, что Патриарх Тихон перед арестом, якобы, сам передал им свою власть. Это было, конечно, нелепо, но находились те, кто в это верил, или делал вид, что верил. Было немало архиереев, тех, кто признал обновленчество, даже таких знаменитых, как митрополит Сергий (Страгородский), впоследствии Патриарх. В июне 1922 г. он объявил о «каноничности» обновленчества.

Однако, как только Патриарх Тихон вышел на свободу летом 1923 г., эта ложь вскрылась. Страх репрессий за неприятие обновленчества также стал уходить, оказалось, что можно быть «тихоновцем», можно даже быть самим Тихоном, и не сидеть за это в тюрьме. После этого обновленческий раскол стал рассыпаться на глазах и, вероятно, совсем бы сошел на нет, если бы большевики не спохватились и не предприняли бы экстренных мер по его реанимации. Но эти меры сводились, главным образом, к мимикрии обновленчества под православие.

Вообще, существует распространенный стереотип, что обновленцы - это такие бритые попы в пиджаках с сигаретками, которые служили по-русски. Ничего подобного. Если посмотреть на фотографии обновленческих съездов, то можно с удивлением увидеть там вполне патриархального вида священников, епископов с большими бородами, и служили они практически все по-церковнославянски. Энтузиастов, выступавших за перевод службы на русский язык, из многих тысяч обновленческих священников, можно было по пальцам пересчитать.

Обновленчество начинает всячески заявлять о себе, как о вполне ортодоксальном христианстве, верном всем догматам и канонам православной Церкви. Единственное нововведение, которое обновленцы внедрили, от которого они не могли уже отказаться с 1922 года, это был женатый епископат и возможность вступления духовенства во второй и последующий браки. В остальном они старались зримым образом не отличаться от православных.

Отношения между Московской и Константинопольской Патриархиями в 1920-е годы

Еще одной мерой для борьбы с Патриаршей Церковью, которую стали с помощью обновленцев практиковать советские власти с 1923 года, были попытки подвергнуть остракизму «тихоновскую» Церковь со стороны мирового православия, в первую очередь, со стороны Константинопольской Патриархии.

Одним из первых деяний обновленцев после освобождения Патриарха Тихона в 1923 году стало обращение к Восточным Патриархам с призывом об установлении общения с обновленческим Синодом. Обновленцы всячески проводили мысль, что они являются преемниками того синодального строя, который был в России до революции, и что главное их отличие от тихоновцев - это неприятие патриаршества.

Константинопольской Патриархии упразднение московского патриаршества было на руку. Были и другие резоны, еще более существенные, которые побуждали Константинопольскую Патриархию вступить в альянс с обновленцами. Сами греки в Турции в начале 1920-х годов переживали очень непростые времена после провала авантюрной попытки присоединить Малую Азию к Греции. Турецкое правительство Ататюрка фактически стало проводить политику полного изгнания, или даже жестче - уничтожения греческого населения в Турции.

Это была действительно национальная катастрофа греческого народа, сопоставимая с той, которую греки пережили в XV веке во время падения Константинополя. Это поставило под угрозу само существование Константинопольской Патриархии в Константинополе. Был момент, когда турки пытались ее окончательно оттуда выжить. Естественно, в такой тяжелой ситуации руководство этой Константинопольской Патриархии искало все возможные способы самосохранения, в том числе, политические способы.

Ситуация же была такова, что революционное турецкое правительство Ататюрка фактически имело связи лишь с одной страной - с Советской Россией, с большевиками. Эту связь советского правительства с турецким греки и попытались использовать - заручиться поддержкой большевиков, чтобы те походатайствовали за них перед турками. Но какой ценой? Ценой признания обновленцев. Большевикам это тоже было выгодно: с помощью Вселенской Патриархии попытаться дискредитировать Патриарха Тихона, Патриаршую Церковь в России.

В 1924 году произошло признание Константинопольской Патриархией обновленческого Синода. Константинопольский Патриарх Григорий VII заявил даже о том, что Патриарх Тихон должен уйти, а патриаршество в России должно быть упразднено. Он собирался направить в Россию специальную комиссию от своей Патриархии, которой дана была инструкция по приезде опираться на те церковные круги в России, которые «верны правительству СССР», то есть на обновленцев. Представитель Константинопольского Патриарха в Москве архимандрит Василий (Димопуло) с 1924 года состоял почетным членом обновленческого синода.

Это давало обновленцам возможность заявлять, что они не раскольники. Какие же они, дескать, раскольники, коль скоро они находятся в таком единстве с Вселенской Патриархией? «Раскольники - это тихоновцы. Тихон не слушает Вселенского Патриарха, его братский призыв уйти ради восстановления церковного единства. Именно тихоновцы и являются возбудителями церковного раскола», - утверждали обновленцы.


Ответом на этот вызов со стороны православных стало понимание того, что Константинопольская Патриархия, за которой потом последовали в своем признании обновленцев еще Патриархии Иерусалимская и Александрийская, что эти греческие Патриархи, как это ни прискорбно, не являются критерием православия. Как популярно объяснил митрополит Сергий (который в 1923 году покаялся перед Патриархом Тихоном за свое отпадение и обновленчество), «от того, что Восточные Патриархи признали обновленцев, не обновленцы стали православными, а сами эти Патриархи стали обновленцами».

Правда, находилось оправдание для Восточных Патриархов, что они все-таки не представляли толком, что творилось в России, кто такие обновленцы. Их представитель, архимандрит Василий (Димопуло), полностью был закуплен обновленцами и ГПУ, поэтому дезинформировал греческих Патриархов, выставляя обновленцев вполне законной церковной властью в России, пользующейся поддержкой церковного народа, чего в действительности не было.

Попытки власти спровоцировать в Церкви «раскол справа»

Интриги с использованием обновленцев, хотя, конечно приносили свои плоды - весьма болезненный раскол, несомненно, имел место, но все-таки масштаб этого раскола был не таким, как хотелось большевикам. В основном, в раскол удалось совратить духовенство - несколько десятков епископов, тысячи священников. Основная масса церковных людей за обновленцами не шла. Это не удивительно, поскольку они не имели никакого авторитета в глазах народа. Их совершенно обоснованно воспринимали, как подлых иуд, которые ценой предательства своих собратьев просто спасали свои шкуры.

Сами богоборцы относились к обновленцам с практически нескрываемым презрением. «Тихноновцев», с которыми они боролись, чекисты уважали куда больше, чем своих пособников-обновленцев. Это заставляло советскую власть искать новые подходы в борьбе с Церковью в попытках ее расколоть. Надо сказать, что Тучкову нельзя отказать в изобретательности. Он просто фонтанировал идеями, как, с помощью каких шагов, спровоцировать в Церкви какой-либо новый раскол.

Видя, что от обновленцев мало толку, Антирелигиозная комиссия и ОГПУ пытаются организовать другой сценарий возбуждения раскола в Церкви. Если не получается основательно расколоть Церковь слева, с помощью церковных революционеров, надо попытаться расколоть ее справа, с помощью церковных ревнителей. Эта тактика начинает активно реализовываться с лета 1923 года, когда Патриарх Тихон выходит на свободу. Его освобождают не просто так.

Освобождение его обставляют рядом условий. Патриарх Тихон должен был признать вину свою перед властью, должен был «раскаяться в преступлениях перед народной властью», должен был объявить, что он «отныне советской власти не враг». Патриарх Тихон пошел на такие шаги.

Большевики рассчитывали, что тем самым Патриарх Тихон себя полностью дискредитирует в глазах народа, однако этого не произошло. Православный народ, как доверял ранее Патриарху и любил его, так продолжил доверять и любить после этих заявлений. Как говорили в народе, «Патриарх все это писал не для нас, а для большевиков». Так оно в действительности и было. Тем не менее, все последние месяцы жизни Патриарха Тихона, Тучков продолжал оказывать на него давление, чтобы принудить Патриарха на такие шаги, которые должны были его опорочить в глазах народа.

Тучков требовал от Патриарха объединиться с обновленцами, с обновленческим синодом, с «Живой церковью». Казалось бы, с чего вдруг ОГПУ, которое до этого делало все, для того чтобы Церковь расколоть, стало пытаться ее объединить? Ответ был простой. Понятно, что в случае объединения Патриарха с живоцерковниками в глазах многих церковных ревнителей он становится таким же живоцерковником. Так, как народ отвращался от обновленцев, он отвратится и от Патриарха.

Естественно, Патриарх Тихон тоже это все прекрасно понимал, поэтому, хотя и вынуждался начинать переговоры с обновленцами, но как только видел, что это возбуждает крайнее беспокойство в православных кругах, от этих переговоров тут же отказывался.

От Патриарха требовали ввести в богослужение поминовение безбожной власти. Патриарх Тихон уступил. Конечно, это поминовение тоже было вызовом для народной религиозной совести, поскольку богослужение оставалось последней непоруганной святыней. Святые мощи были вскрыты и подвергнуты всяческому глумлению, чтимые иконы были изъяты, монастыри закрыты. Только богослужение оставалось не оскверненным большевистским влиянием. Теперь, приходя в храм, верующий человек и там тоже должен был слышать упоминание о богомерзкой власти.


Патриарх Тихон подписал указ, ввел новую форму поминовения (она похожа на ту, которая и сейчас звучит: «О стране нашей и о властех ея, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте»). Но, успокоив этим указом ОГПУ, Патриарх ничего не сделал, чтобы этот указ реально вошел в жизнь. Он его не рассылал, не отслеживал, выполняется он или нет, и уж тем более, никого не карал за невыполнение. Поэтому этот указ остался мертвой буквой, и в большинстве мест о нем даже ничего не узнали. Так Патриарх Тихон берег единство Церкви.

В конце 1923 г. от него потребовали перейти на григорианский календарь. Опять же, Патриарх Тихон уступил, издал указ, которым вводился новый стиль. Но, как только обнаружилось, что народ этот новый стиль не приемлет, Патриарх Тихон его введение приостановил. Так мы до сих пор и живем в Церкви при этом «приостановленном» новом стиле.

Как Тучков ни старался опорочить Патриарха Тихона, спровоцировать какой-то «раскол справа», у него ничего не вышло. Хотя были те, кто Патриарха Тихона критиковал за его компромиссы, в частности настоятель Московского Свято-Данилова монастыря, архиепископ Феодор (Поздеевский) выступал в качестве такой «оппозиции справа».

Эта оппозиция даже малейшим намеком не перерастала в раскол, отделяться от Патриарха Тихона никто не собирался. Понимали, что, если он идет на какие-то уступки, то под сильнейшим давлением, и готов сделать все, чтобы не допустить перерастания недоумений от его действий в настоящий раскол, и никогда не перейдет той черты, которая мыслилась, как недопустимая.

При всех своих компромиссах Патриарх Тихон продолжал отстаивать принцип церковной аполитичности. Церковь не будет участвовать в политической борьбе, в том числе, и на стороне советской власти. Церковное управление не превратится в орудие политической борьбы в руках ГПУ. Церковь не даст использовать себя в борьбе советской власти с ее политическими противниками. В частности, это проявлялось в том, что Тучков постоянно домогался от Патриарха, чтобы он ни много, ни мало предал анафеме врагов советской власти.

Особенно советская власть была раздражена деятельностью русского зарубежного духовенства, возглавляемого уже упоминавшимся митрополитом Антонием (Храповицким), председателем зарубежного Архиерейского Синода. От Патриарха Тихона требовали, чтобы он анафематствовал митрополита Антония и других церковных контрреволюционеров, но Патриарх отказывался это делать.

Позиция Патриарха Тихона и его единомышленников заключалась в том, что Церковь может осуждать только грех. Но греха под названием «контрреволюция» Церковь не знает. С контрреволюцией власть должна бороться другими средствами, у нее эти средства есть, пусть она эти средства использует, а Церковь в это дело не втягивает. Эту позицию Патриарх Тихон отстаивал до последнего, и церковный народ это чувствовал. Он понимал, что Патриарх Тихон не даст превратить Церковь в марионетку в руках богоборческой власти. Поэтому все вольные и невольные ошибки Патриарху Тихону прощались. Патриарха Тихона Церковный народ любил, как никого другого архиерея ни до, ни после него.

Проблема легализации Православной Церкви

Никакого нового раскола при Патриархе Тихоне власть так и не смогла спровоцировать. Но Тучков не прекращал своих попыток, особенно после кончины Патриарха Тихона, когда Русскую Церковь возглавил Патриарший Местоблюститель митрополит Петр. Но митрополит Петр всего лишь 8 месяцев смог управлять Церковью - после его ареста его заместителем стал митрополит Сергий (Страгородский). Власть продолжала всячески давить на руководство Патриаршей Церкви с тем, чтобы вынудить принять условия легализации.

Как уже было сказано, по Декрету 1918 г. Церковь была поставлена вне закона. С точки зрения советской власти, все «служители культа», от Патриарха до рядового псаломщика, были совершенно равны. Поэтому иерархия не имела никаких прав, никакой власти в Церкви. Попытки епископов осуществлять свои канонические полномочия рассматривались властью как политическое преступление.

Они не имеют права распоряжаться, не имеют права кого-либо назначать, перемещать, вообще, делать какие-либо правительственные распоряжения внутри Церкви. Обычной мерой репрессий в 1920-е годы было отобрание подписок-обязательств у архиереев: «я такой то, обязуюсь до регистрации епархиального управления не осуществлять никаких полномочий в Церкви». То есть православные архиереи оказывались повязанными по рукам и ногам, в отличие от обновленцев.

Обновленцы же с 1922 года действовали легально. Были предусмотрены специальные законодательные меры, которые позволяли им регистрировать свои управления и осуществлять свою «каноническую» деятельность по управлению епархиями. А православные епископы этого были лишены. Рядовым же священникам власть все время тыкала в глаза: «ваши епископы - сплошь контрреволюционеры, а вы, если им подчиняетесь, - тоже». Придумать способ еще более отравить жизнь священнику, у которого такой «неправильный» епископ, не составляло для власти никакого труда.

Власть начинает использовать этот момент нелегальности управления Патриаршей Церкви. Это началось еще при Патриархе Тихоне, особенно усилилось при его преемниках. «Хотите легализоваться? Пожалуйста, но для этого вы должны доказать свою верность советской власти. Например, так, как это доказали обновленцы. Должны деятельно отмежеваться от любых форм контрреволюции». По-другому это называлось, «отмежеваться от тихоновщины».

«Тихоновцам» предлагали отмежеваться от «тихоновщины», как некоей «политической авантюры Тихона». В случае согласия на такое «отмежевание от тихоновщины», власть готова была предоставить регистрацию, возможность относительно спокойного существования. Примерно в таком же объеме, каким пользовались обновленцы. Такая целенаправленная политика ГПУ с использованием легализации и нелегальности в качестве инструмента разложения Церкви начинает приносить свои плоды во второй половине 1920-х годов.

Митрополит Петр отверг условия легализации, поскольку они фактически означали полное порабощение Церкви. Фактически власть требовала поставить под полный контроль всю кадровую политику Церкви. Тучков выражался примерно так: «Если нам надо будет убрать какого-нибудь архиерея, мы вам скажем, и вы его уберете». Архиерей, соответственно, по требованию местного уполномоченного ОГПУ, должен был убирать неугодных священников. Фактически церковное управление превращалось бы в некий такой филиал органов госбезопасности.

Митрополит Петр это отверг, и за это был арестован. Митрополит Сергий тоже поначалу отверг предложения богоборцев. Но затем, оказавшись в заключении, он все-таки условия советской власти принял и начал действовать вопреки тем самым взглядам, которые сам первоначально исповедовал. Начинал же митрополит Сергий управлять Церковью на рубеже 1925-1926 гг. с борьбы с новым расколом, спровоцированным властью, - с так называемым григорианством.

Григорианство - названо по имени руководителя раскола, архиепископа Екатеринбургского Григория (Яцковского). Оно стало улучшенной модификацией обновленчества. Обновленческих вождей народ презирал, за ними не шел. Тогда в ОГПУ решили подобрать для возглавления нового раскола таких церковных деятелей, которые имели бы какой-никакой авторитет в церковных кругах. Таким, в частности, стал архиепископ Григорий. Он в 1922 году был посажен в тюрьму фактически за неприятие обновленчества, получил 5 лет тюрьмы. Но, пробыв в тюрьме три года, он, видимо, принял предложение выйти на свободу в обмен на принятие условий легализации.

Возникло «обновление № 2», как стали говорить в народе, хотя григориане подчеркивали, что они «староцерковники» и даже «тихоновцы», что они не обновленцы, что они никаких реформ не допустят. В действительности же, характер их взаимоотношений с властью, с ОГПУ, был точно таким, как и у обновленцев. И народ сразу же это понял, почувствовал в григорианах пособников ОГПУ.

Митрополит Сергий в тот момент (январь 1926 г.) выступил в качестве консолидирующего центра не приемлющих новый раскол. Православные сплотились вокруг него. Митрополит Сергий доказывал власти, что контрреволюция - это не грех, и Церковь бороться с ней церковными мерами не может. Церковь обещает власти полную гражданскую лояльность, но не может взять на себя никаких обязательств по доказательству этой лояльности, не может принимать на себя функции какого-то сыска и, тем более, функции экзекуторские.

Не может налагать церковные кары за политическую деятельность - просоветскую или антисоветскую. Это не дело Церкви. Такая позиция митрополита Сергия вполне тогда выражала церковное самосознание, поэтому-то он и получил столь сильную поддержку Церкви в начале своего правления. Он продолжал ту же линию, что и Патриарх Тихон, линию церковной аполитичности.

Так было до конца 1926 г., когда митрополит Сергий тоже был арестован, провел три с половиной месяца в заключении. Тем временем власть делала все для того, чтобы усугубить начинавшиеся в разных местах церковные нестроения. На рубеже 1926–27 гг. уже практически повсеместно через завербованных агентов в рясах власть провоцировала локальные раскольчики. Появлялись инициативные группы, которые ходатайствовали о местной сепаратной легализации, и власть поддерживала стремление этих групп объявить о своей независимости, автокефалии и т. п.

Мотивы митрополита Сергия в компромиссе с властью

Митрополит Сергий весной 1927 года, находясь в тюрьме, приходит к заключению, что если не принять условия легализации, то церковная жизнь окончательно будет погружена в полный хаос, и это приведет к тому, что обновленцы, григориане и им подобные раскольники, полностью восторжествуют. Поэтому, дабы не допустить окончательного распадения Патриаршей Церкви, как организации, надо принимать условия легализации, которые предлагает власть, какими бы тяжелыми эти условия ни были.

Митрополит Сергий славился еще с дореволюционных времен как искуснейший дипломат, который умел договариваться с любой властью - и при Царе, и при Распутине, и при Временном правительстве, и даже в 1922 году при обновленцах. Он, очевидно, понадеялся на свои дипломатические таланты, что ему как-то удастся смягчить условия легализации, которые выдвигала власть, добиться уступок со стороны власти. А Тучков, очевидно, обещал пойти на такие уступки, обещал после легализации Патриаршего Синода разрешить провести собор Патриаршей Церкви, провести амнистию репрессированных священнослужителей.


В те годы, в середине 1920-х, около половины епископата находилось в заключении, поэтому, конечно же, такая амнистия была жизненно необходима Церкви. А те, епископы, которые не были в заключении, как правило, не имели возможности управлять своими епархиями, поскольку были связаны подписками. Митрополиту Сергию обещали в случае легализации снять все ограничения. Он условия принял.

Обернулось это всё тем, что обещания, которые дала советская власть, она не исполнила (очевидно, что и не собиралась их исполнять). Амнистии, по сути дела, не произошло. Кто-то из заключенных епископов вышел на свободу, но в основном те, у кого и так заканчивались сроки. То есть «амнистия» в отношении них выразилась в том, что им не дали сразу же новых сроков, как это практиковалось. Собор Патриаршей Церкви провести так и не позволили.

Более того, даже Синод митрополита Сергия, составленный им из тех членов, которые были угодны ОГПУ, не получил полноценной регистрации. Митрополиту Сергию была лишь дана справка довольно-таки издевательского характера, что ему и его Синоду разрешается приступить к работе. «Препятствий впредь до регистрации не усматривается», то есть в любой момент эти препятствия могли быть усмотрены, и деятельность этого Синода могла быть прекращена.

Деятельность Синода митрополита Сергия

Между тем, эта деятельность фактически полностью осуществлялась под диктовку ОГПУ. На первом же учредительном собрании Синод принял постановление обязать русских зарубежных клириков дать подписку о своей лояльности советской власти. Кто не даст подписку, будет исключен из ведения Московской Патриархии. Фактически это означало применение церковных наказаний по чисто политическим мотивам.

Далее на свет появилась печально известная июльская декларация митрополита Сергия «ваши радости - наши радости», как ее окрестили в народе. Хотя дословно такой фразы там не было, основная мысль, действительно, была такая. От лица Патриаршего Синода выражалась полная политическая солидарность с советской властью. Враги советской власти объявлялись врагами Церкви. «Всякий удар, направленный в Союз, мы воспринимаем как удар, направленный в нас».

Это, по сути дела, означало уже отказ от принципа церковной аполитичности, который до этого проводился руководством Патриаршей Церкви, и это, конечно, не могло не вызвать неприятия в церковных кругах. «Разделение справа», которое не удалось спровоцировать при Патриархе Тихоне и при митрополите Петре, возникает при митрополите Сергии. Более сорока епископов внутри страны, еще примерно столько же русских епископов за рубежом, заявляют об отделении от него.

Это было более болезненно, чем в случае с обновленчеством. В обновленчество уходили худшие, и, как ни прискорбно это было, но всё-таки это имело для Церкви очистительное значение. Даже один из вождей обновленчества, Антонин (Грановский), очень метко, хотя и грубо, охарактеризовал «Живую церковь» как «ассенизационную бочку Православной Церкви». Действительно, Церковь избавлялась от нечистот благодаря уходу обновленцев.

А в «правую оппозицию» митрополиту Сергию уходили уже лучшие. Достаточно сказать, что политики Митрополита Сергия не приняли все три назначенных Патриархом Тихоном кандидата в Патриаршие Местоблюстители: митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский). Третий - ставший Патриаршим Местоблюстителем митрополит Петр (Полянский) из ссылки написал митрополиту Сергию письмо, в котором призывал его исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение. Целый ряд других видных иерархов, уважаемых и авторитетных, тоже заявили о своем неприятии политики митрополита Сергия.

В отдельных епархиях православные разделились примерно пополам - на «сергиан», как стали называть сторонников митрополита Сергия, и «антисергиан». Таким образом, власть отчасти добилась своего.

Волна сталинских гонений 1929–1930 годов

В конце 1920-х годов политика власти в отношении Церкви меняется. Советская власть посчитала Церковь уже достаточно разложенной изнутри. Антирелигиозная комиссия ЦК ВКП(б) выполнила своё предназначение и в 1929 году была распущена. После 1929 года коммунистическая власть возвращается к политике тотального уничтожения Церкви.

Поначалу обновленцы еще пользуются негласным покровительством, но оно постепенно сходит на нет, и уже в 1930-е годы обновленцы подвергаются репрессиям практически наравне с тихоновцами. Хотя некоторая очередность нанесения удара соблюдается: сначала в сталинскую мясорубку попадает «правая оппозиция», потом сергиевцы, потом григориане, потом обновленцы - как бы «справа налево». Но все равно в конечном итоге под репрессии попадают все.

1929 год - это начало новой, уже третьей, волны гонений. Конечно, это было связано и с общим генеральным изменением внутренней политики компартии. Сталин к тому времени расправился со всеми своими оппонентами внутри партии, окончательно сосредоточил в своих руках единоличную власть и начал проводить в жизнь свои взгляды, свою политику свертывания НЭПа, ускоренной индустриализации и коллективизации. Коллективизация подразумевала не только объединение крестьян в колхозы. Сплошная коллективизация означала удаление из деревень всего «антисоветского элемента», в который автоматически попадал весь церковный актив.

Поскольку абсолютное большинство храмов в 1920–1930-е годы были сельские, в ходе коллективизации по духовенству наносится удар небывалого масштаба, небывалой силы. Если в первую волну гонений пострадало около десяти тысяч служителей Церкви, во вторую, связанную с изъятием церковных ценностей и насаждением обновленчества, тоже примерно столько же (во вторую волну расстрелов было на порядок меньше), то третья волна по своему размаху в три раза превосходит первые две.

После 1929 года снова начинаются расстрелы - примерно каждый десятый, подвергавшийся аресту, затем расстреливался. Даже совершенно лояльных к советской власти, далеких от какой-либо политики, от какой-либо полемики, связанной с декларацией 1927 года, сельских батюшек арестовывали, отправляли в ссылки и лагеря: просто в силу политики тотальной «зачистки» русской деревни от всех, кого власть подозревала в нелояльности.

Духовенство всё автоматически зачислялось в разряд контрреволюционеров. Даже вождь обновленцев Введенский, готовый выполнить любое, самое подлое поручение власти, характеризовался Тучковым, как контрреволюционер: «поп, контрреволюционер». Почему контрреволюционер? Потому что поп, и не важно, что «красный».

Коммунизм против христианства: От террора к Большому террору

Наивысшего накала антицерковный террор достиг в 1937 году. На прошлой лекции Лидия Алексеевна Головкова в деталях рассказала, как осуществлялся механизм Большого террора. Но основные моменты необходимо отметить.

В декабре 1936-го была принята сталинская Конституция, которая, как я уже говорил, формально уравняла всех советских граждан в правах. Спустя год, в декабре 1937-го, должны были состояться первые всеобщие выборы в Советы всех уровней - от местных до Верховного, в которых должны были принять участие и все «бывшие» люди, в том числе священнослужители. В качестве, своего рода, смотра настроений населения, в преддверии этих выборов, в январе 1937 года была устроена всесоюзная однодневная перепись.


По настоянию Сталина, в список вопросов вопрос, который задавался в ходе переписи, был внесен вопрос об отношении к религии: «Верующий ли вы, если да, то к какой религии принадлежите»? Видимо, по замыслу организаторов переписи, она должна была продемонстрировать торжество насаждения атеизма в Советском Союзе.

Однако результаты оказались другими. Хотя, конечно же, люди понимали, чем они рисковали - опрос был, естественно, не анонимным - но, тем не менее, в большинстве они открыто признали себя верующими: две трети сельского населения и треть городского, в общей сложности 58% населения. В реальности процент верующих был еще более высоким.

В своей закрытой документации деятели «Союза воинствующих безбожников» признавали, что атеистов в стране не более 10%. То есть до 90% населения страны, оставались верующими людьми, несмотря на 20 лет антихристианского советского террора. Это не могло не напугать Сталина. Как эти верующие будут голосовать на выборах? Поэтому решено было отказаться от первоначально предполагаемого альтернативного характера выборов, выборы носили безальтернативный характер, но даже и в этой ситуации за исход выборов опасались.

(Конечно, еще больше Сталин боялся, какую позицию займут все эти «нелояльные» в случае начала большой войны, когда выбор будет осуществляться не на бумаге, а на деле. «Вождю народов» везде мерещились враги и изменники, по которым надо было нанести упреждающий удар.)

Поэтому в июле 1937 г. Политбюро принимает секретное решение о проведении «репрессивной кампании» в отношении «антисоветских элементов». На основании этого постановления Политбюро появляется серия секретных оперативных приказов наркома внутренних дел Ежова. Этими приказами предписывалось в конце августа начать и в четырехмесячный срок осуществить масштабную кампанию репрессий «антисоветского элемента».

Перечислялись контингенты, подлежащие репрессиям: бывшие кулаки, бывшие нэпманы, бывшие офицеры, чиновники и, в числе прочих, «церковники». Все, подлежащие репрессиям, делились на две категории: «более враждебные» и «менее враждебные». Первые подлежали расстрелу по приговорам «троек», вторые отправлялись в лагеря, на срок 8 или 10 лет. На практике священники и монахи, не говоря уже о епископах, обычно зачислялись в первую категорию, а миряне, проходившие по церковный делам, во вторую. Хотя бывали и отступления в ту и другую сторону.

Расчет Сталина был на то, что выборы состоятся в назначенный срок, 12 декабря, но все «бывшие» люди, весь этот «антисоветский элемент» до выборов не доживет, можно не опасаться того, что они как-то повлияют на результаты выборов. Таким образом, был дан старт кампании «Большого террора» в августе 1937 года. В четыре месяца не уложились, кампания растянулась до весны 1938 года и имела сокрушительные последствия для Церкви.

В конце 1937 г. Ежов похвалялся перед Сталиным: «В связи с ростом контрреволюционной активности церковников и сектантов, нами в последнее время по этим элементам нанесен значительный оперативный удар. Всего в августе-ноябре 1937 года арестовано 31 359 церковников и сектантов. Из них митрополитов и епископов на себя 166, попов - 9 116, монахов - 2 173, церковно-кулацкого актива (то есть мирян) - 19 904. Из этого количества осуждено к высшей мере…»

Дальше идут цифры - примерно половина арестованных. И это только за четыре месяца 1937-го. Террор еще продолжался и в 1938-м, да и в 1939-м, и в последующие годы не сошел на нет. «Оперативный удар нанесен исключительно по организующему и руководящему антисоветскому активу церковников и сектантов», - писал также Ежов - «в результате наших оперативных мероприятий почти полностью ликвидирован епископат Православной Церкви, что в значительной степени ослабило и дезорганизовало Церковь».

Чтобы было понятно, какого масштаба достиг террор, достаточно указать лишь на один факт. К 1939 году из тех двухсот епископов, которые были в Русской Церкви в 1920-е, уцелело на кафедрах всего лишь четыре: митрополит Сергий, ставший к тому времени Московским, митрополит Алексий Ленинградский (два будущих Патриарха) и по одному викарию у одного и другого. И всё. На весь Советский Союз! Митрополит Сергий по этому поводу мрачно шутил, что ближайший к нему правящий православный архиерей к востоку от Москвы - это другой митрополит Сергий, Японский.

Действительно, на всем пространстве от Москвы до Дальнего Востока, все епархии были разгромлены. На весь Советский Союз оставалось несколько сот действующих храмов. В основном, в тех местах, куда заезжали иностранцы: в Москве, в Ленинграде, в Киеве, в Одессе. А там, куда иностранцев не пускали, было вычищено практически все. В ряде областей - еще в начале 1930-х, а после Большого террора уже практически повсеместно.

Трудно поверить, но, например, на всю Советскую Белоруссию оставался один незакрытый храм, в каком-то отдаленном селе, куда просто не добрались. Официально незакрытыми числилось довольно много храмов, несколько тысяч. Но в абсолютном большинстве из них служб не было по той простой причине, что некому было служить - духовенства не оставалось.

Можно сказать, что митрополит Сергий своей политикой компромиссов, своим желанием, как он говорил, «спасти Церковь», спасти ее не сумел, хотя старался. Никакие компромиссы на власть не действовали, власть продолжала осуществлять свою политику планомерного уничтожения Церкви.

Христос спас Церковь - гонения приостановились с началом войны

Изменение политики власти произошло уже позднее, в годы войны. Невозможно было в условиях войны с сильнейшим и жесточайшим внешним врагом продолжать осуществлять полномасштабную войну и с собственным народом, который в абсолютном большинстве своем оставался верующим. Наоборот, необходимо было обращаться к Церкви, по сути дела, за помощью в деле патриотической мобилизации населения на борьбу с внешним врагом. Поэтому Сталин вынужден был свернуть антирелигиозные репрессии в годы войны.

Необходимо было дать ответ и немецко-фашистской пропаганде. Фашистский режим, конечно же, по сути своей с христианством абсолютно несовместим. И в случае победы фашистской Германии в войне, Церковь не ожидало ничего хорошего. Однако до победы в войне гитлеровская пропаганда очень активно использовала религиозный фактор.


Самому нападению на Советский Союз эта пропаганда пыталась придать характер чуть ли не Крестового похода для освобождения русского народа от ига безбожников. И действительно, на оккупированных территориях тысячами открывались храмы. На это тоже нужно было дать ответ. Какой может быть ответ? Если при Гитлере открываются храмы, то значит и при Сталине тоже должны открываться. Пусть и не в таких масштабах.

Кроме того, надо было расположить к Советскому Союзу западных союзников. А на Западе, особенно в Америке, крайне негативно относились к притеснениям религии со стороны коммунистов. Поэтому надо было показать Западу, что религия в Советском Союзе пользуется полной свободой.

В совокупности все эти факторы, плюс расчеты дальнейшего использования Церкви во внешнеполитических мероприятиях Советского Союза - все это побудило Сталина в годы войны политику очень существенно скорректировать, перейти от политики уничтожения Церкви к политике ее использования. Со стороны Патриархии это было воспринято с большим энтузиазмом, как некая победа. Митрополит Сергий, ставший в 1943 году Патриархом, принял новые условия существования, которые были предложены властью, негласный «конкордат»: готовность участвовать во внешне- и внутриполитических мероприятиях советской власти в обмен на существенное смягчение политики власти в отношении Церкви (особенно в отношении Московской Патриархии).

Патриархия включается в тот хор славословий Сталину, который повсеместно уже звучал. Если почитать «Журналы Московской Патриархии» тех лет, 1940-х - начала 1950-х, то там регулярно выражались самые верноподданнические чувства по отношению к «богоданному вождю дорогому Иосифу Виссарионовичу». Это было составной частью того характера взаимоотношений, которые установились в ходе войны и особенно после нее.

В действительности же, от планов по уничтожению Церкви Сталин не отказывался. Особенно это проявилось в последние годы жизни Сталина, когда гонения возобновились. Снова массовыми стали аресты, закрытие храмов, хотя все же не такими, как в конце 1930-х. Очень серьезное и опасное заблуждение - думать о Сталине, как о некоем покровителе Церкви.

В действительности, Сталин до конца своих дней оставался богоборцем, и факты об этом неопровержимо свидетельствуют. Богоборцем он был очень расчетливым, циничным. Когда он видел, что ему выгоднее Церковь использовать, он ее использовал. Когда видел, что это использование не дает тех результатов, на которые он рассчитывал, он снова санкционировал гонения.

Однако внешнее положение Московской Патриархии в последние годы Сталина казалось вполне прочным. Патриарх Алексий регулярно получал ордена Трудового Красного Знамени, митрополит Николай, второй человек в Церкви, ездил по всему миру, выступал на всевозможных конференциях в роли апологета советской политики и социалистического строя. О том, что в действительности против Церкви продолжаются жестокие гонения, многие во внешнем мире даже тогда уже и не подозревали.

Хрущевские гонения - «коммунизм и религия несовместимы»

Ситуация изменилась при Хрущеве, который открыто провозгласил в числе первоочередных задач, задачу покончить с религией. К 1980 году Хрущевым советским людям был обещан коммунизм. Очевидно, что коммунизм и религия несовместимы, а соответственно, до этого времени религия должна была исчезнуть. Хрущев даже обещал показать по телевизору «последнего советского попа», но не смог этого сделать.

Главное отличие хрущевских гонений от сталинских (и ленинских) заключалось в том, что они не были кровавыми. После разоблачения так называемого культа личности, после официального отказа от массовых репрессий, как главного метода внутренней политики, прибегать к новым масштабным арестам в отношении служителей Церкви Хрущеву было неудобно. Поэтому ставка была сделана на другие методы борьбы: экономические, административные и пропагандистские.

В хрущевское время антирелигиозная пропаганда по своему размаху даже превзошла то, что было в 1920–1930-е годы. Вновь против Церкви был задействован весь арсенал экономических и административных мер. Ущерб был нанесен весьма существенный. Так, например, количество монастырей за годы хрущевских гонений сократилось в четыре раза, количество приходов в два раза. Из восьми семинарий, открытых после войны, было закрыто пять.

Ответ Церкви - отдать жизнь за христианскую веру

Однако своей цели - покончить с религией - коммунисты так и не достигли. Не достигли ни при Ленине, ни при Сталине, ни при Хрущеве. Со стороны Церкви главным ответом на гонения стало исповедничество. Конечно, было и предательство. Случаи отпадения имели место и были не единичными и в первые годы советской власти, и в 1920-е, и в 1930-е, и после войны. Но все-таки абсолютное большинство, и духовенство, и миряне - представители церковного актива, оставались верны Церкви, и не шли по тому пути предательства, который им предлагала власть.

В конце1930-х это привело большинство из них к мученическому концу. Десятки тысяч священников и мирян за свою веру отдали жизни. Это стало главным ответом Церкви на гонения. Этот ответ, в итоге, оказался единственно правильным и единственно спасительным для Церкви. Хотя советская власть практически полностью физически разгромила Церковь, но духовно сломить она ее так и не смогла.

Этот подвиг мучеников и исповедников сыграл решающую роль в том, что все попытки власти покончить с религией, с верой, с христианством так и не увенчались успехом. В ответ на этот подвиг Сам Господь спас Церковь, спас тем, что направил ход истории так, что Сталин, его подручные, как ни хотели с Церковью покончить, этого сделать не смогли. В этом представляется главный ответ Церкви на антицерковную политику власти.

Текст выступления расшифрован и снабжен подзаголовками Александром Филипповым

В конце 20-х годов усилилось государственное регулирование деятельности религиозных объединений. К этому времени почти все религиозные организации объявили о своей лояльности к новому строю. Началась разработка союзного закона о религиозных культах. Обсуждение его проекта проводилось в ведомствах, осуществляющих "церковную политику": НКВД, Президиуме ЦИК СССР. В ходе обсуждения развернулась дискуссия о перспективах религии в советском обществе, о характере деятельности культовых организаций, о формах антирелигиозной пропаганды. Утверждалось, что работа многих церковных общин приобрела антисоветский характер. Предлагалось усилить борьбу с ними как с контрреволюционной силой. Было решено сохранить существующее в республиках законодательство по отношению к религии. А Весной 1930 г. Президиум ВЦИК РСФСР принял постановление "О религиозных объединениях". Вводился запрет на хозяйственную (создание кооперативов) и благотворительную работу общин. Запрещалось преподавание религиозных вероучений в учебных заведениях государственных, общественных, частных. Для связи с религиозными организациями создавалась комиссия по вопросам культа при ВЦИК. В нее вошли представители наркоматов юстиции, внутренних дел, просвещения, ОПТУ. Позднее комиссия была преобразована в общесоюзную при Президиуме ЦИК СССР (председателем ее стал П.А. Красиков.

Усилилась пропагандистская кампания с разъяснением населению "несостоятельности" религиозных вероучений. Центром атеистической пропаганды являлся "Союз воинствующих безбожников", возглавляемый публицистом и автором многих антирелигиозных книг Ем. Ярославским. Союз издавал многотысячными тиражами газеты и журналы ("Воинствующий атеизм", "Безбожник у станка", "Антирелигиозник", "Юные безбожники" и др.). Создавались антирелигиозные музеи и выставки, организовывались курсы для подготовки пропагандистов атеизма. II съезд Союза безбожников (1929 г) провозгласил атеистическую работу важнейшим участком классовой борьбы. Борьба с религией объявлялась борьбой за социализм.

В феврале 1930 г. ЦИК и СНК приняли постановление "О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих органах религиозных объединений". Местным органам власти рекомендовалось усилить контроль за составом руководителей общин. "Враждебных" советскому строю лиц предлагалось исключить из актива религиозных объединений. Участились целенаправленные репрессии против духовенства. Было увеличено налоговое обложение церковнослужителей. В случае неуплаты налогов их имущество конфисковывалось, а сами они выселялись в другие районы страны. Был упрощен порядок закрытия церквей: решение этого вопроса передавалось облисполкомам и крайисполкомам Советов. В середине 30-х годов число действующих культовых зданий (храмов, церквей, мечетей, синагог и др.) составляло 28,5% имевшихся в дореволюционной России. В связи с этим ЦИК счел нужным упразднить созданную ранее комиссию по вопросам культа. В новую Конституцию СССР не было включено положение о свободе религиозной пропаганды.