– Тюменская область на связи. – Белогородская область на связи
Пожалуй, самое трудное в вере - необходимость верить. Если бы мы могли видеть Бога так, как мы видим друг друга, если бы мы могли постигать Его так, как мы постигаем явления материального мира! Но Бог сокрыт от нас, природа Его непостижима, и поэтому нам мучительно трудно - ведь мы сотворены такими, что источником жизни для нас является лишь Сам Бог. И потому мы бесконечно дорожим всем, что совершает Господь в нашей жизни и в истории - ведь в этом нам даруется возможность прикоснуться к тайне Непостижимого. Его действия, Его явления людям - грандиозные события, потому что в них Он проявляет Себя. Библейские теофании (явления Бога (греч.) - примечание редакции) , во многом определявшие ход истории, оставались, тем не менее, косвенными и воспринимались как более или менее адекватные символы. Чаще всего это были даже не явления Бога как такового, но действие Его силы, Его воли. Голос, который услышал Моисей из пламени горящего куста... «Края риз» Господних, которые узрел в Храме Исайя Иерусалимский... Облако «славы Господней», виденное Иезекиилем при реке Ховар... Многочисленные исторические события, в которых их участники узнавали направлявшую их руку Господню... Все это - только образы, только видимые знаки Незримого; однако даже они сообщали людям удивительную силу, благодаря которой они становились свидетелями Творца.
Сам Бог пребывал втайне; непроглядный мрак окутывал Его Личность, Его Существо. И люди понимали, что непосредственная встреча с Ним была бы подобны огню, по-паляющему человеческое несовершенство. Лишь немногие дерзновенные сердца, как Исайя Вавилонский и автор книги Иова, дерзали молить Его: «Если бы только мы могли увидеть Тебя». Если бы только это было возможно! Каким грандиозным потрясением была бы непосредственная встреча с Богом, как изменилась бы наша жизнь...
Но наш стереотипный пафос присущ лишь нам самим; Бог, к счастью, свободен от него. Поэтому в тот день, когда долгожданное явление Его, наконец, произошло, оно было лишено той грандиозности, которая так нравится нам в ветхозаветных теофаниях. Просто один человек пришел к другому, и они, немного поспорив, совершили в неглубокой речке некий странный обряд. Это сейчас мы на Крещение торжественным басом воспеваем «Во Иордане крещающуся Тебе, Господи...». Тогда все происходило в удивительной тишине. Впрочем, скорее всего, и эта тишина заглушалась шумом, который производили пришедшие к Иоанну иудеи. Толкотня, которую мы устраиваем вокруг крещенской воды, на самом деле является иконой того, что происходило в тот день при Иордане. «Настоящие» верующие вообще стараются не ходить в этот день в храм. Шум, помолиться невозможно... Обстановка совсем не соответствует масштабу и значимости происходящего. Разве может Бог снизойти до такой суеты?! Это как же надо нас для этого любить?!
На самом деле, для нас исключительно важно увидеть это: не в возвышенной тиши Храма, куда не доносится гул большого города, не на уединенной сверкающей вершине являет Себя Бог, приходя к нам. Почему Иордан, почему толпы, почему, наконец, омовение в знак очищения от греха, которого у Него вовсе нет? Что такое было при Иордане, чего не было в остальных, более «подходящих случаю» местах? Свидетель. Свидетель, который ждал. Свидетель, которому это явление было нужно позарез, как Иову и Исайе. Свидетель, который всем своим существом знал о грядущем свершении замыслов Всемогущего. Христос пришел к Иоанну, и если бы Иоанн крестил не в Иордане, а где-нибудь еще - это было бы где-нибудь еще.
Указывая на Иисуса своим ученикам, Иоанн говорит о Нем самое главное: вот Агнец Божий, Который берет на Себя грехи мира. Несмотря на то, что эти слова теснейшим образом связаны с духовной традицией Ветхого Завета, они становятся пронзительно новым Откровением. Христос - Агнец, и это значит, что Бог пришел не судить, но спасти мир. Христос - Агнец, и это значит, что любовь Бога не ограничена никакими пределами, это любовь до смерти. Агнец Божий, Христос пришел, чтобы отдать Свою жизнь нам. Такова полнота Божьей любви - и поэтому Крещением Христа открывается последняя, полная и окончательная Теофания, ибо, дерзну сказать, в Боге нет ничего кроме этой беспредельной любви, что могло бы быть явлено людям. Пока еще это видит только Иоанн Креститель, и до Крестной жертвы остается целых три года; в этот момент ученики Иоанна, будущие ученики Иисуса, видят просто человека, Сына Человеческого, как Он Сам будет называть Себя. Спаситель мира, долгожданное Утешение Израилево - но нет в Нем ни вида, ни величия, потому что Он разделил с нами именно то, что отличает нас от Бога: нашу малость, немощь и смертность.
Христос приходит на Иордан и принимает омовение так же, как и сотни людей. Это важно, потому что полнота встречи с Богом для нас возможна только в покаянии. А крещение Иоанново, невзирая на уровень осознания нами происходящего, есть добровольный знак покаяния. И еще весьма существенно вот что. Покаяние подразумевает, что ты берешь на себя ответственность за свои поступки, сколь бы гадки они ни были. Пытаясь оправдаться, объясняя грех его врожденностью или тем, что все так живут, мы отказываемся от ответственности за него. Тем более мы не принимаем этой ответственности, когда живем так, будто никакого греха на нас нет. И лишь в покаянии человек признает грех своим и просит об избавлении от него. Только в этом сохраняется для грешного человека свобода, неизбежно связанная с ответственностью. Богу не в чем каяться, но у Него тоже есть ответственность: за мир, который Он сотворил, за нас, сотворенных, хотя мы об этом и не просили, за великий и страшный дар свободы, которым Он наделил нас. И Бог являет нам, что Он принимает на Себя эту ответственность. В Иордане, конечно же, в Иордане - рядом с нами и вместе с нами. Поэтому Крещение Христа имеет самое прямое отношение к заключению вечно Нового Завета, Завета взаимной любви и ответственности. Часто мы ропщем, потому что нам кажется, что Бог бросил нас и не отвечает за Свое творение. Как мог бы Всемогущий ответить на это нелепое обвинение? Он избирает для Откровения Своей ответственности за нас тот же самый способ, которым пользуемся мы сами, ведь мы понимаем только свой язык.
Конечно, Крещение Христа - икона, зримый образ непостижимого. Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную - вот, наверное, словесное выражение того, что открывается нам в Крещении.
Для тех, кто стал очевидцами этого события, вероятно, не менее важным и поразительным было явление Троицы, Отца, Сына и Святого Духа. Впрочем, это в записи евангелистов, сделанной спустя годы после евангельских событий, об этом говорится как об откровении Троицы. В том, что современники Христа знали о Боге, практически ничто не предвещало троичности Бога. Мы можем лишь догадываться о том, как восприняли очевидцы глас Отца с неба, непрестанное живое движение Духа и воплощенного Сына, когда увидели это «все сразу». Вероятно, каждый увидел по-своему, так что разнятся даже свидетельства столь близких друг другу авторов, как евангелисты. Но почти очевидно, что самым поразительным было непостижимое единство Трех Лиц, увиденных Иоанном и учениками. Это так хотя бы потому, что человеческий опыт нигде не обнаруживает такого единства - ни в мире, ни в обществе, ни в себе. «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино», - напишет потом, вспоминая о Крещении, евангелист Иоанн.
Обращаясь к свидетельству евангелистов, важно услышать то, что говорит Сам Бог: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение». Мы обычно ожидаем, что благоволение Божье к нам будет выражаться в разных полезных вещах: избавлении от заболеваний, спасении от несчастий и благополучии «в личной жизни». Все это, конечно, имеет место, но не в этом дело. Когда Бог является Илии на горе Хорив, пред Ним идут землетрясение и огонь, и сильный ветер - но не в них Господь; но после огня веяние тихого ветра... Так и все, в чем мы имеем нужду и о чем знает Отец Небесный - не в них Его благоволение, но в Иисусе. Мы просим у Отца дар жизни и блаженство, которое мы предпочитаем называть счастьем, - и Отец дает нам Иисуса. И большего дара у Отца нет..
У нас в гостях был клирик храма Тихвинской иконы Божьей Матери в Троицке священник Антоний Лакирев.
Наш разговор шел о том, как найти духовные ориентиры в своей жизни, каков был замысел Бога о человеке и мире, а также, как христианину строить отношения с Богом.
А. Пичугин
- «Светлый вечер» на светлом радио. Друзья, здравствуйте! Меня зовут Алексей Пичугин. И сегодня у нас в гостях в нашей студии священник Антоний Лакирев - клирик Тихвинского храма города Троицка, что теперь в Новой Москве, но при этом, почему-то, продолжает называться Троицком, городом. Здравствуйте!
Свящ. Антоний Лакирев
Здравствуйте!
А. Пичугин
Да, это какая-то непонятная коллизия, кончено, но речь у нас сегодня не о ней пойдёт. «Духовные ориентиры в жизни» - мы так озаглавили программу, но это не значит, что мы будем говорить о каких-то там… вернее, будем, конечно, о духовных поисках, какие ориентиры могут быть у человека, как он ищет свой путь? Я предлагаю начать с простого примера. В советское время… может быть, сейчас для людей, которые воцерковлялись в основном всё-таки и сейчас ходят в храм уже в постсоветский период, может показаться странным и не очень понятным, что могло привлекать в Церковь в советское время, когда о ней говорили мало или практически ничего не говорили. И Церковь представлялась таким убежищем бабушек, которые туда приходили, а кроме бабушек на службах практически никого и не было. Возможно, это ошибочное представление, может быть, оно так и было, потому что мне сложно судить, меня в Церкви в то время не было. Но вот вы воцерковлялись как раз в советский период. Прав я или нет?
Свящ. Антоний Лакирев
Вы знаете, я бы всё-таки предпочёл воздерживаться от обобщений. Невозможно сказать, почему тот или иной человек поворачивается к Богу, приходит в Церковь. По моим воспоминаниям, видите ли, я крестился в 1978-м году, мне было 15 лет. Да, я помню, конечно, храмы начала 80-х годов, я бы не сказал, что там были одни бабушки, потому что там были, конечно, бабушки и где-то ещё по углам пряталось изрядное количество юношей, где-нибудь в тени, чтобы их особенно было не заметно. Поэтому нет, в позднесоветские времена вовсе это не было в восприятии, ну, по крайней мере моего поколения, таким каким-то заповедником чего-то отжившего. По моему ощущению, вот для меня лично… Я, как вы понимаете, могу говорить только за себя. По моему ощущению, это было почти единственное в окружающей реальности, что, по крайней мере, казалось не советским. Насколько оно таковым было, в конце концов, не имеет значения. Но важно, что это что-то было другое, устроенное не так и, вообще, существующее отдельно в каком-то перпендикулярном измерении. На самом деле, это ведь действительно так - Церковь в каком-то смысле всегда существует в измерении перпендикулярном этому миру. А если нет, то вообще непонятно, что это такое. И, по крайней мере, в те времена какой-то был, несмотря ни на что, глоток свободы, возможность сделать что-то, что является твоим собственным выбором и твоим решением. Да, ты идёшь туда, ты идёшь на богослужение, пытаешься раздобыть Слово Божие каким-то образом, не потому что так положено и не потому что тебе это навязывают, даже наоборот, потому что ты хочешь это сделать и тебе это самому нужно. Знаете, мне, как и всем остальным, наверное, в те времена не повезло, у меня не было в доступности Слова Божьего. Первый раз мне текст Священного Писания дали на одну ночь в 81-м году, я был, по-моему, на 2-ом или на 1-ом курсе…
А. Пичугин
Получается, это уже через несколько лет после крещения?
Свящ. Антоний Лакирев
Да. На одну ночь, как давали Солженицына, и завернутую в газету «Правда», я её вёз в метро и на утро должен был её вернуть. Сами понимаете, сколько я успел за ночь прочитать. А дальше, следующий раз, цитаты из Слова Божьего попались мне в учебнике научного атеизма, но всё равно ты их оттуда пытаешься вычитать, выписать… Я знаю людей, которые выписывали эти тексты. Я помню как в те времена люди вырезали эти цитаты ножницами из… Как он назывался этот журнал? Журнал «Наука и религия», и вклеивали в тетрадочку, потому что никак иначе невозможно было раздобыть это слово, но ты к нему стремишься потому, что это твой выбор, а не что-то тебе навязанное. И мне кажется, что в независимости от всех остальных обстоятельств, этот глоток свободы в Церкви, по крайней мере тогда, он был возможен. То же я не могу ничего сказать за людей, которые приходят в Церковь сегодня. Для них, наверное, это как-то по-другому, но тогда было так.
А. Пичугин
У нас, по крайней мере раньше, так на радио было. Не хочу сказать, что люди считали себя кем-то избранным, но был какой-то элемент тайны, когда…. Это сейчас тут все студии практически (у нас, слава Богу, нет) увешаны камерами, можно зайти в Интернет, нажать на кнопку и увидеть, что в студии происходит, а тогда был какой-то элемент тайны. Вроде бы звук есть, а изображения нет. И что там происходит, где этот голос, идущий куда-то в пустоту, кто-то его слушает где-то по ту сторону приемника. Не было ощущения в то время, что вы тоже были носителями какой-то тайны, которая для многих недоступна? Вот сейчас вроде бы все храмы открыты, заходи. И даже наоборот, люди смотрят так порой: «А, пошёл в Церковь, ну-ну, вот к этим попам…» Да, у нас известно какое отношение сейчас сформировано и формируется по отношению к людям верующим, причём зачастую, возможно чаще всего, мы сами даём поводы к этому. Но тогда, наоборот, может быть, было ощущение какой-то тайны, сопричастности чему-то великому и не всем доступному?
Свящ. Антоний Лакирев
Мне кажется, что это на самом деле от времени не зависит, потому что единственный смысл всего, что мы пытаемся, довольно неуклюже, к слову сказать, называть «духовной жизнью» - это всё-таки лично Господь Иисус Христос. Но в Нём нет тайны, Он сам говорит: «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным». Поэтому нет, у меня никогда не было ощущения тайны, у меня всегда было ощущение, что Бог помог тебе найти какую-то возможность для всех открытую, но которую мы никак, и я в том числе, никак не готовы были замечать. И постепенно, вот уже 40 лет почти прошло, понимаешь, что Он всегда рядом в настоящей жизни, в том, где ты сам настоящий и события происходят настоящие, и нравственный выбор твой настоящий. Бог всегда рядом с тобой. Поэтому, я бы сказал, нет, конечно. Дело скорее вот в этом изумлении реальностью Божьего присутствия, а тайна, ну что тут? На самом деле, все всё про всех знали, и тогда тоже. Можно было, конечно, знаете как, «форсить» этим. Но времена были не те. Лет через 10, на рубеже 80-90-х, там ситуация несколько изменилась, но это уже было не интересно.
А. Пичугин
Вы говорите, в Христе нет никакой тайны. C одной стороны её действительно нет, потому что всё написано, всё явно для верующего человека, а с другой - мы же на протяжении последних 2000 лет постоянно изучаем Христа. Если нет никакой тайны, зачем нам тогда такое количество семинарий, богословских институтов, споров, разделений, конфессий, всего прочего? Это значит, что всё-таки тайна какая-то присутствует, которую мы… Или мы стучимся все в открытую дверь, все в нее пытаемся зайти одновременно, и не получается?
Свящ. Антоний Лакирев
Как бы так вам политкорректно ответить?
А. Пичугин
Ну, можно не политкорректно.
Свящ. Антоний Лакирев
Да. Но мы же - дураки, если не политкорректно. Понимаете, Господь предлагает нам встречу с Собой, и мы готовы потратить кучу сил, лишь бы искать Его где-нибудь в другом месте. Там, где нам удобнее, там, где нам больше хочется. На самом деле, понимаете, всё, что не есть личные взаимоотношения с Иисусом из Назарета, всё - надувательство, всерьез говоря. Поэтому содержание духовной жизни, смысл ради чего, вообще, мы ищем Бога, откликаемся на Его призыв и приходим в Его Церковь - в Нем Самом. Другой разговор, что нам часто бывает очень непросто рядом с Ним находиться и тогда, конечно, ты будешь выдумывать какие-то страшные сложности, что-то весьма эзотерическое, лишь бы только на простые прямые слова Иисуса не реагировать. При всём том, замечу, что конечно, глубина реальности присутствия Христа, например, в том же Таинстве Евхаристии, она такова, что ты все равно до конца этого не постигнешь, но Бог не прячется, Он слишком велик, чтобы ты мог надеяться до конца понять Его, но Он от тебя не прячется. Мне кажется, это фундаментальная такая вещь и, я бы сказал, что очень воодушевляет то, что Он настолько доверяет нам, открывая Свое сердце. И потом, согласитесь, что если ты видишь Сердце Христово, становится ужасно стыдно смотреть в зеркало.
А. Пичугин
Это правда!
Свящ. Антоний Лакирев
Да. И поэтому опять эта психологическая причина, почему мы начинаем очень всё усложнять.
А. Пичугин
А вот вы говорите, что крестились в 78-м, да? А Евангелие прочитали, начали читать, по крайней мере, в 81-м. А что вас привело, если это не секрет, конечно, в Церковь? Получается, что не живое Слово Христа?
Свящ. Антоний Лакирев
На самом деле, в моем детстве, когда мне было меньше намного, лет 8-9, я не знаю каким образом, в нашем доме оказался комикс на евангельскую тему, напечатанный на папиросной бумаге, завернутый в трубочку и засунутый в авторучку. Так тогда привозили. Вот он был формата трехрублевой купюры (кто еще помнит, что это такое), и я его увидел, там были картинки, собственно говоря, очень такие простые картинки, изображавшие какие-то евангельские сцены, и буквально, знаете, как рисуют в комиксах, в таких круглых, как это называется, пузырьках, поднимающихся от рта персонажа, какие-то отдельные фразы. В нем было страниц десять. Это первое. И второе, я однажды спросил у своего отца, который на тот момент был вполне неверующим человеком, спросил его: почему седьмой день недели называется «воскресенье»? Ну, мне было интересно, а ему было некуда деваться, хочешь не хочешь, он мне кратко пересказал, почему седьмой день недели в русском языке называется «воскресенье». Слава Богу, мне хватило этих двух порций информации.
А. Пичугин
Священник Антоний Лакирев - клирик Тихвинского храма города Троицка, сегодня гость программы «Светлый вечер» на светлом радио. Мы говорили с вами о том, как вы пришли в Церковь, и то, что вам хватило какой-то информации, такой, которую вам передал ее отец - только о том, почему воскресенье называется воскресеньем. Но это было в детстве, а потом ведь был какой-то путь до отрочества, до юности, когда вы и приняли крещение. Соответственно, это какие-то размышления о смыслах жизни, поиск духовных ориентиров, коль скоро мы о них говорим?
Свящ. Антоний Лакирев
По совести сказать, мне бы не очень хотелось об этом рассказывать.
А. Пичугин
Нет, не надо.
Свящ. Антоний Лакирев
В конце концов, понимаете, мой личный опыт не так интересен. Тем более что было в прошлом тысячелетии. Всерьез думать я, конечно, начал как раз когда уже стал студентом и пытался какую-то картину мира увидеть, по возможности не противоречивую. И, в конце концов, оказалось, что любая картина мира, в которой не Иисус в центре, она ужасно мрачная. По крайней мере так было для меня. Мне не хочется и тогда не хотелось жить в детерминированно м мире вечного во времени и пространстве, потому что: «А зачем? Где смысл?» Не знаю, мне кажется, что личное присутствие Бога в жизни, Его авторство по отношению к этому миру, не просто мировоззренческа я позиция, которая многое объясняет. Мне кажется, гораздо важнее, что это - то, что дает тебе смысл жить, цель, интерес. Интерес жить, ведь, понимаете, ужасно увлекательная вещь, когда она происходит перед лицом Бога, а иначе ничего особенного, зачем тогда? Поэтому, повторяю, это мой личный опыт, мне, в общем-то, повезло, у меня была довольно счастливая юность, несмотря на не слишком симпатичные времена. Вот, ну повезло! Я тогда верил, что я доживу до того момента, когда 7 ноября будет обычный рабочий день, как в этом году, но тогда мне казалось, что я буду уже совсем дряхлым. Но вот повезло, помиловал Господь меня и мое поколение.
А. Пичугин
Я просто в диалоге, опять же, с людьми, которые находятся вне Церкви, всегда сложно, я не знаю, что сказать… Хорошие люди, они живут хорошей, довольно-таки правильной… я не знаю, кто может оценивать, по каким критериям правильность жизни… ничего плохого, они, большинство людей, не совершают. У них хорошие семьи, хорошие дети, у них в центре жизни нет Христа, но они при этом живут, как им кажется, счастливо. А, может быть, и не как им кажется, а счастливо. И когда человеку начинаешь объяснять «зачем», сразу перестаешь понимать, когда об этом задумываешься, так у меня, по крайней мере: а как это объяснить «зачем»?
Свящ. Антоний Лакирев
Вы знаете, я вам скажу нечто перпендикулярное, вам, может, не понравится, впрочем. Я думаю вот что: естественно, как вы, я тоже сталкивался с тем, что ты не можешь толком объяснить, убедить «зачем». Что ты будешь делать? Ты же не можешь пересказать свой экзистенциальный опыт, это - несерьезно. Но при этом есть слово в Первом послании Петра: «Всякому, требующему у вас отчета, будьте готовы дать отчет с кротостью и терпением в своем уповании». И поэтому христиане все время бросаются искать этот ответ, убеждать, уговаривать, хотя, на самом деле, Петр-то имеет в виду довольно простую вещь - отчет в том, что мы уповаем, что Бог в Иисусе пришел в нашу жизнь, умер ради того, чтобы быть в ней, и воскрес, и победил наш грех и нашу смерть. Вот, собственно, и всё упование. И в конце концов я для себя понял, что мой ответ на вопрос: «Зачем тебе нужна Церковь?» - это цитата из Шекспира, не помню из какого сонета: «Я не хочу хвалить любовь мою, я никому ее не продаю». Я не уверен, что мы так уж обязаны всех убедить и, более того, я не уверен, что это возможно. Мне кажется, наше призвание - быть настолько счастливыми и жить такой полнотой жизни, чтобы это было заразительным. Вот и всё.
А. Пичугин
Мне стало казаться тоже с какого-то момента, что, наверное, и не надо.
Свящ. Антоний Лакирев
Понимаете, еще согласитесь, что мы всегда ходим по грани идеологии. Да, превращение наших взглядов, нашей веры, то, что мы думаем о своих отношениях с Богом, в некоторую идеологию… систему идей, во-первых, и систему практик, то есть в технологию. Но жизнь с Богом - не технология, это нечто гораздо более увлекательное.
А. Пичугин
Как сказал один священник: «Проповедь христианства - это одно, а пропаганда христианства - это совсем другое».
Свящ. Антоний Лакирев
Тоже верно, несомненно.
А. Пичугин
Ещё интересно, ведь вы учились на биофаке, долгое время занимались проблемами биологии. У меня был такой опыт и продолжается в какой-то мере, я общаюсь с людьми с биофака МГУ, у нас принято противопоставлят ь Церковь науке, науку Церкви, причем это делают люди как с одной стороны, так и с другой, хотя, по сути, наверное, никакого конфликта нет, но он постоянно при этом возникает из ниоткуда. Так принято считать, что сторонники теории эволюции, дарвинисты, не могут быть верующими людьми, потому что «генетика доказала…», «генетика очень быстро развивается…» Огромное количество генетиков, я не знаю, верующие, неверующие люди, но так или иначе, все равно используют какие-то противопоставлен ия. Со стороны Церкви звучат… не Церкви, а со стороны, скорее, людей верующих, которые вступают в эти дискуссии, звучат какие-то тоже совершенно фантастические вещи, которые к религии, к христианству уж точно не имеют отношения, но мы всё время это наблюдаем. И это далеко не лучше… не одну сторону не характеризует с хорошей стороны. Но почему каждый раз это всё возникает снова?
Свящ. Антоний Лакирев
Во-первых, потому что всё-таки мы очень часто какие-то интеллектуальные задачи перепрыгиваем, ограничиваясь стереотипными представлениями. Это касается как деятелей науки, так и, скажем условно, апологетов. Я не стал бы в данном случае говорить о верующих. Апологетов тех или иных христианских позиций. Так во многом оказывается проще, по крайней мере в своей среде. В принципе, конечно же нет, вовсе здесь нет ни почвы противоречий, ни реальных аргументов для дискуссии. Вообще разговор о разных вещах. Это одно. Второе - что как раз, не знаю, мне кажется чрезвычайно воодушевляющим то, что в попытках людей всерьёз думать, скажем, с одной стороны о Боге, а с другой стороны, скажем, о природе на нашей планете и истории этой самой природы. По моему ощущению, чем дальше мы продвигаемся в этих исследованиях, тем, с одной стороны, больше мы понимаем в этих тайнах, и тем более удивительным является то, что всё равно остается место для тайны, для загадки…
А. Пичугин
Отец Александр Мень, если не ошибаюсь, говорил, что теория эволюции гораздо более, с его точки зрения, богоприятна и гораздо больше показывает возможности Творца, чем теория креационизма.
Свящ. Антоний Лакирев
Да, вне всякого сомнения, теория креационизма - это такой примитив, о котором просто, друзья мои, только при отсутствии образования среднего, можно всерьез говорить. Да, конечно, другое дело, что сама теория эволюции при всём том для нас оставляет гораздо больше по-настоящему интересных вопросов, чем то, что мы пытаемся обсуждать - была ли эволюция или не была. Конечно, была, само собой разумеется, что тут говорить. Знаете, в Книге премудрости Соломоновой написано: «Водные животные переменялись в наземные, наземные - в водных». Кому хочется, может взять эту цитату, 19-я глава. Есть, действительно, при всем том вопросы, которые для верующего человека по-настоящему были бы интересны, их было бы интересно обдумать, потому что они относятся к тому, как всерьез устроен этот мир. Мы понимаем, что, да, в природе господствует конкуренция, пожирание и борьба за существование, и так было до того, как появились мы с вами, до того как Бог сотворил человека из обезьяны. Само собой разумеется. Скажем, почему именно в нашей жизни, в человеке, как в феномене, это зло торжествует необратимо до тех пор, пока его не победит Христос? То, что происходит в природе, как сказать… В какой степени, каким образом, мы несем за это ответственность? Потому что в конечном итоге мы несем за это ответственность - за торжество зла в этом мире. Как Павел пишет в одном месте: «Вся тварь стенает и мучается доныне, ожидая откровения славы сынов Божьих». Каков был замысел Бога? Как Он представлял Себе этот сложный процесс, если Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, если зло, без сомнения это так, не является частью Его замысла об этом мире? Это достаточно важные вопросы, из которых, между прочим, есть и практические следствия о том, как жить дальше, как действовать, как строить свои взаимоотношения с окружающим миром. Они такие довольно глобальные для большинства из нас, согласитесь, всё же очень абстрактные, потому что практическая духовная жизнь христианина, она редко происходит в столь возвышенных сферах. Как правило, перед нами стоят гораздо более конкретные задачи.
А. Пичугин
А страх?
Свящ. Антоний Лакирев
Что страх?
А. Пичугин
Всё равно христианина всегда сопровождает чувство страха, что я что-то делаю не так.
Свящ. Антоний Лакирев
Как раз христианина-то оно и не сопровождает, потому, что христианин слышит, как Иисус ему, чуть ли не на каждой странице, говорит: «Не бойся! Не бойся!»
А. Пичугин
Это вообще главное.
Свящ. Антоний Лакирев
- «Я с вами во вся дни до скончания века». «Бог с нами, и никто же на ны». Как раз, нет, мне кажется, что страх - это переживание отсутствия Бога. А христианин - это тот, кто переживает Его присутствие.
А. Пичугин
Священник Антоний Лакирев - клирик Тихвинского храма города Троицка, что в Новой Москве, сегодня гость программы «Светлый вечер». Я - Алексей Пичугин. Мы продолжим через минуту.
А. Пичугин
Мы возвращаемся в эту студию, где сегодня говорим со священником Антонием Лакиревым - клириком Тихвинского храма города Троицка. Троицк - в Новой Москве, напомню. Мы остановились на том, что чувство страха - это… Чувство страха о том, что мы делаем что-то не так - это не христианское чувство. Христианское чувство - это чувство ощущения присутствия Бога всегда и во всём. Но разве в этом ощущении присутствия, оно растворяет в себе страх?
Свящ. Антоний Лакирев
Снова вернусь к тому, что я говорил, что наши отношения с Богом - это не технология, поэтому невозможно… Понимаете, вот соляная кислота растворяет цинк, да. Растворяет ли страх ощущение присутствия Бога, я не уверен, что это корректный вопрос. Мне кажется важным, что, понимаете… Всё-таки Господь призывает нас менять свой ум буквально (покаяние - это поворот на 180 градусов), менять свой взгляд, в том числе и на самих себя, и менять свою жизнь. Единственное, чего всерьез, действительно надо бояться, это отречься, отказаться от своего человеческого призвания, отказаться от Бога, который дает тебе Свою жизнь. Бояться имеет смысл греха. Но Бог призывает нас к покаянию для того, чтобы мы не столько боялись, сколько разделили Его победу, в том числе над нашей немощью, мелкостью, никчемностью, грехом и злобой. Страха не бойтесь, нет, нет. Он пришел, чтобы вытащить нас из этого болота страха и безысходности. Как же, и что ты будешь там сидеть и дрожать, когда Бог тебе протягивает руку? Правильная реакция - осознать в каком, в общем, безнадежном ужасе ты находишься, за Христа схватиться и вылезать из болота, не оставаться в этом. Любые, даже самые крошечные изменения, которые с Божьей помощью, человек совершает в своей жизни - это всегда воскресение и возвращение к полноте жизни. Мне кажется, что вот это по-настоящему важно. Обычный страх, которого, конечно, полным-полно в человеческой жизни, он парализует. Страх Божий - это нечто совершенно другое, это всё-таки некорректно названная потребность в Его близости.
А. Пичугин
Вот здесь я попрошу вас, наверное, чуть полнее раскрыть эту мысль.
Свящ. Антоний Лакирев
Мысль-то ведь не моя. Я сошлюсь на такого блестящего русского библеиста - владыку Кассиана (Безобразова), который, не помню сейчас где, кажется в «Комментариях на Евангелие от Иоанна» писал, что вера - это стремление того, кто верит к совершенному и полному единству с тем, в кого он верит. И для меня, когда я впервые это определение прочитал, оно стало очень каким-то родным, близким и понятным. Понимаете, мы можем не артикулировать своё переживание неполноты без Бога, мы можем не очень понимать этого, мы можем называть это стремлением, да хоть к счастью, хоть к чему угодно, хоть к успеху. Но как говорит Экклезиаст: «Бог сотворил человека и вложил в его сердце…» - по разным переводам «хаолам» можно перевести «весь мир» или, наоборот, «всю вечность». И человеческое сердце не может быть заполнено ни чем, кроме Бога. Все труды человека для рта его, сердце же его остается без насыщения. Мы так устроены, что в нас есть эта внутренняя потребность полноты, а полноты в нас нет. Источником полноты, конечно, является сам Бог. И мне кажется, что это дано нам для того, чтобы мы могли действительно стремиться к Богу, стремиться к Нему, пытаться, так или иначе, действительно быть с Ним. И наоборот, когда ты разлуку с Богом переживаешь, понимаешь это или хотя бы чувствуешь это, хотя бы на уровне душевном, каким-то образом эту свою неполноту знаешь, это может быть для тебя параличом, камнем на шее, который тянет тебя на дно или, наоборот, трамплином. Вот как раз тут и находится, мне кажется, точка нашего собственного духовного выбора нравственного. Что мы выбираем? Мы все находимся в одинаковом положении. Нам всем одинаково страшно, мы все одинаково немощные и, в общем, примерно одинаково грешные. Что ты выбираешь: сказать, что «всё, катастрофа, караул» или «из глубины воззвах к Тебе, Господи, услыши мя».
А. Пичугин
Получается, что если человек говорит о том, что он со Христом, то это означает изменение его жизни, или при этом его жизнь может продолжаться (я тут сейчас о совершенно каких-то бытовых, наверное, вещах) почти такой же, какой она была и до того, но при этом с осознанием того, что всё это не совсем ко Христу. Или я опять всё сильно упрощаю?
Свящ. Антоний Лакирев
Я не знаю, но я вам несколько взаимно-перпенди кулярных ответов могу предложить. Во-первых, обратите внимание на очень важную притчу Христа, которую мы не всегда помним, к сожалению. Господь говорит о том, что взаимоотношения с Богом, жизнь в Царстве Небесном подобны человеку, который посеял зерно на поле своем, и ложиться ночью, и встает днем, и не знает, как оно растет. Если ты будешь каждые 15 минут выкапывать этот росточек и измерять ему линеечкой длину корешка, на второй раз он погибнет.
А. Пичугин
Сломается.
Свящ. Антоний Лакирев
Сломается, засохнет и так далее. Это одна сторона дела. Вторая - да, конечно, всегда, когда Бог прикасается к человеческому сердцу, жизнь человека меняется, но это далеко не всегда меняется в ту сторону, в которую ты сам пытаешься ее изменить. Есть такое понятие в физике «параллелограмм сил». Чего ты пытаешься добиться и то, чего хочет добиться Бог, и в общем - некоторая равнодействующая, которая тебе кажется иногда достаточно неожиданной или вовсе незаметной, что тоже важно. Жизнь меняется не так, как нам кажется, что это должно происходить, потому что мы все, так или иначе, ищем себе образцы по принципу: «Делай жизнь с товарища Дзержинского». Ну хорошо, не с товарища Дзержинского, но с какого-нибудь там великого святого…
А. Пичугин
Но с другого плаката.
Свящ. Антоний Лакирев
С другого плаката, совершенно верно. Бог не присутствует в мифах, Он присутствует в реальности, и это совершенно потрясающе, на самом деле, я бы сказал, что это великая милость Божья по отношению к нам, поэтому в конечном итоге жизнь человека все равно меняется, чтобы мы об этом не думали. Другое дело, что у меня нет уверенности в том, что здесь уместно, как сказать, пытаться целенаправленно чего-то добиться. Наша ответственность - открыть Христу дверь. «Се стою у двери и стучу». Наша ответственность - дать Ему возможность быть главным, быть нашим Господом, потому что слово «Господь» означает, собственно, именно это: Ты - главный в моей жизни. Это значит, что мы о Нем думаем, это значит, что мы Его слушаем, это значит, что мы пытаемся Ему свою жизнь предъявить, что, собственно, и есть молитва. Это вовсе не попытки упросить Его дать нам зарплату побольше. Нет, предъявляем Ему свою жизнь и Им питаемся, Христом питаемся. Вот примерно так.
А. Пичугин
А в чем тогда смысл молитвы? Бог же видит все наши чаяния, но Он вообще нас видит - как кто-то мне объяснял, может быть, упрощенно, но очень наглядно, что жизнь наша для Него как некая такая прямая. Он же все равно вне времени существует…
Свящ. Антоний Лакирев
И видит ее всю.
А. Пичугин
Он прекрасно знает, чем она у нас закончится, что мы выберем и как мы поступим.
Свящ. Антоний Лакирев
Бог очень деликатный, Бог - единственный, кто не нарушает чужую свободу и для того, чтобы Он в нашей жизни, в нас самих, в нашем сердце, в событиях жизни действовал, необходимо наше согласие. И оно должно быть артикулировано, оно должно быть выражено. Жизнь должна быть Богу предъявлена. Знаете, я вам напомню такой известный, надеюсь, многим эпизод. О нем пишет пророк Исаия. Дело было при царе Езекии, как сейчас помню, в VIII в. до Р.Х., когда войска фараона Сеннахирима осадили Иерусалим. К этому времени они уже, эти ассирийцы, всё почти завоевали, что можно было на Ближнем Востоке, и подступили к стенам Иерусалима; и царский полководец Рапсак стал в картонный рупор на еврейском языке под стенами Иерусалима возвещать громко: «Вот. Мы захватили богов Вавилона, мы победили богов Тира, мы победили тех, тех, сех, и вашего бога мы тоже победим и ваш город захватим». И стал ещё и подметные письма через стену бросать в Иерусалим. И царь Езекия взял такое письмо, принес его в Иерусалимский храм и положил на престол, и сказал: «Вот, Господи, сделай с этим то, что Ты сочтешь нужным». Он не объяснял Богу, что Бог должен сделать, чтобы решить эту проблему, потому что это - самое глупое, что можно сделать: начать Богу рассказывать, как Ему действовать. Он предъявил эту ситуацию, в которой сам он ничего не мог сделать - ни он, ни защитники Иерусалима, ни все его жители. И как известно, на утро они вышли на стены и увидели, что все палатки стоят, оружие лежит и никого нет. Историки говорят: то ли это была эпидемия, то ли какие-то политические проблемы у ассирийцев. Не важно, на самом деле, что там произошло, а важно, что, на мой вкус, всё-таки наша молитва, в первую очередь - это выражение нашего согласия на то, чтобы Бог действовал. Во-вторых, это предъявление Богу нашей жизни настолько, насколько мы ее способны осознать вообще, увидеть, из чего она состоит и что в ней происходит. Потому что мы часто многих вещей просто не замечаем. И самое главное, у Павла есть такое выражение «воздыхание неизреченное», это - диалог, в котором, помимо прочего, ценна не та информация, которой мы с Богом обмениваемся, прости Господи, а то, что мы в диалоге, то, что мы перед Ним. В конце концов, знаете, дети лепечут, потому что они по-другому не умеют, но они в этот момент находятся в диалоге. И…
А. Пичугин
А зачем нам тогда… я понимаю, что это, может быть, глупо прозвучит, но все равно не могу не спросить: зачем нам тогда такие громоздкие молитвы на церковно-славянс ком, у католиков, до определенного момента, на латыни, которые мало кто понимает? Почему именно в такой форме, чьими-то словами, когда-то сформулированным и, и нам, может быть, не близкими? Мы просто к другим не готовы?
Свящ. Антоний Лакирев
А. Пичугин
Отец Антоний кивает сейчас.
Свящ. Антоний Лакирев
- «Ходить бывает склизко по камешкам иным». Понимаете, если бы мы были ангелами, да еще и желательно бестелесными, ну да, конечно. Но поскольку мы отнюдь не ангелы, а существа из плоти и крови - это «А», - еще не вполне освободившиеся от греха - это «Б», - то в разные моменты жизни, в разных состояниях духовных и душевных, и телесных, мы нуждаемся в очень разных формах и опытах молитвы. Я уж не говорю о том, что мы, вообще, все разные.
А. Пичугин
Из практической просто плоскости получается вопрос. Люди приходят в церковь, а им с порога говорят: «Ты должен, чтобы прийти на исповедь, прочитать вот эту брошюру. Чтобы я тебя допустил до Причастия, ты должен читать утренние и вечерние правила, написанные здесь вот так». «Ты должен…» Вот это - «ты должен, должен, должен» формирует отношение казарменное, получается.
Свящ. Антоний Лакирев
Конечно, в христианстве нет слова «должен». Его в принципе не существует в словаре. И это надо понимать и иметь в виду. Но твоя ответственность, в любом случае, как-то понять: «А что? А кому ты должен?» Если речь идет о том, что ты должен Богу, но, друзья мои, у нас есть, русским по белому написано, в Слове Божьем, чего Он от нас ждет. Обратись к первоисточнику! Понимаете, я бы сказал, что Бог так прекрасен, что соглашаться на то, чтобы кто-то был между Ним и тобой ещё каким-то опосредующим звеном… По-человечески не очень удачная идея, прямо скажем, поэтому надо обращаться к Богу напрямую, и Он дает понять, что ты действительно… в чем ты, в самом деле, нуждаешься, а в чем на данном этапе твоей жизни не нуждаешься. Мне кажется, это важно. «Один у вас учитель - Христос, один у вас отец - Бог». И это относится к нам ко всем.
А. Пичугин
Но я буду говорить, что я - человек очень ленивый, и поэтому я же буду лучше обращаться к Богу своими словами - простыми, понятными мне, искренними; я так буду говорить, только чтобы не читать это всё, что там написали до меня: монотонно, стоя и не понимая половины написанного. Это с одной стороны…
Свящ. Антоний Лакирев
Половины - это вы сильно сказали. Я бы сказал «четырех пятых». Во-первых, вы довольно быстро обнаружите, что свои слова куда-то улетучиваются, особенно в трудную минуту жизни.
А. Пичугин
Нет, в трудную, мне кажется, они наоборот приходят.
Свящ. Антоний Лакирев
Нет. В трудную минуту жизни они уходят, и зубами держишься за Псалтырь, тут как раз всё просто. Это, во-первых. Во-вторых, друзья мои, у нас все-таки есть 2000 лет истории Православной Церкви, и так уж прямо делать вид, что, кроме составленного в конце XVIII века правила, больше ничего не существует на белом свете, это - неправда.
А. Пичугин
Я не конкретно об утреннем и вечернем правиле.
Свящ. Антоний Лакирев
Обратите внимание, что, вообще-то, всеобщая грамотность - завоевание советской власти, может, единственное ценное во всех ее завоеваниях. Никто не задавался вопросом: «Как себе представляли молитву, скажем, в XV веке»?
А. Пичугин
Или вологодские крестьяне XIX века?
Свящ. Антоний Лакирев
Хотя бы XIX века. А уж тем более, я не знаю, XII века? На самом деле, существуют простые формы молитвы, которые, как бы это объяснить… являются способом организации молчания перед Богом. Главное ведь в молитве - не столько слова, которые мы Ему говорим, Он их все наперед знает и слышал тысячу раз. Главное - помолчать, послушать. И Православная Церковь (кстати, у католиков то же самое) в общем-то, знает несколько ключевых способов молчания перед Богом. Это, в первую очередь, Иисусова молитва, это, в первую очередь, Богородичное правило, возникшее тоже очень давно, и какие-то ещё варианты. Так что, знаете ли, оппозиция не в том, чтобы: либо своими словами, либо - черный молитвослов (в моей юности никаких других не было, и все его называли тогда «черный молитвослов», патриархийного издания). Либо-либо нет! Вариантов, которые тебе предлагает традиция, достаточно много. Другой разговор, что нам лень пробовать, и другой разговор, что почему-то нам кажется, что раз взяв какое-то устроение, какой-то способ организации своей молитвы, ты должен дальше на протяжении всех последующих 80 лет твоей жизни его придерживаться. Это абсурд.
А. Пичугин
Священник Антоний Лакирев - клирик Тихвинского храма города Троицк сегодня гость программы «Светлый вечер». Вы говорили о том, что абсурд считать, что необходимо одних и тех же правил, в том числе молитвенных, в том числе устроения своей религиозной жизни придерживаться, взяв их один раз, на протяжении остатка.
Свящ. Антоний Лакирев
Конечно, потому… В конечном итоге, понимаете, признак психического здоровья личности то, что она развивается и то, что она меняется. И у тебя не может быть одного и того же образа, одного и того же текста молитвенного правила в 16 лет и в 60. Так не может быть. Либо в том, либо в другом возрасте, и, скорее всего и в том и в другом, ты кого-то обманываешь. Поэтому, знаете, неизменные вещи очень кратки. Существует… Апостолы, как известно, молились три раза в день молитвою «Отче наш», а кроме этого они…
А. Пичугин
Правила, составленного в XVIII веке, у них тоже не было.
Свящ. Антоний Лакирев
Да. На самом деле, понимаете, ведь молитвенное правило - это идея, которая появилась лет за 40-50 до Рождества Христова у таких людей, которые на вопрос о том: «А как надо молиться, чтобы считать, что ты правильно помолился и всё сделал?» - составили некоторое последование, некоторый список молитв, который должны прочитать. Как вы догадываетесь, это были фарисеи.
Свящ. Антоний Лакирев
А. Пичугин
Но в таком случае всё равно остается важная вещь - это вопрос о спасении. Это у протестантов ряда деноминаций, по крайней мере: ты веруешь - ты спасен, и больше тебе уже ничего не надо. Соответственно, тот страх, о котором мы говорили полчаса назад, он ведь всегда… Вы говорите, что это не христианское чувство, но люди вроде бы живут христианской жизнью, но при этом боятся именно не спастись, хотя тут еще вопрос о том, что такое спасение?
Свящ. Антоний Лакирев
Я бы еще поставил вопрос: «Когда?» Господь говорит: «Верующий не судится, но перешел от смерти в жизнь». И одновременно Господь говорит: «Верующий не согрешает». Понимаете какая вещь, спасение - это наличие личных прямых взаимоотношений с Богом, существование в этих отношениях. Это не когда-нибудь потом, по итогам, а это сейчас или есть, или нет. И в следующую минуту ты можешь… К сожалению, понимаете, свобода подразумевает, что в следующую минуту ты можешь оказаться предателем, ты можешь отречься, и Христос не раз говорит ученикам о том, что эта возможность реальна, но всё-таки не на нее надо ориентироваться.
А. Пичугин
Но человека поставили не в те условия жизненные. Он до этого был для всех примером, даже в христианской жизни, возможно, на него кто-то ориентировался, но его поставили не на ту должность, перевели на работе с одного места на другое; и у него всё посыпалось, и он уже строчит доносы, он потерялся, он не понимает, как ему действовать. И тут включаются какие-то другие, видимо, механизмы, и всё. Это не к вопросу о спасении, но это к вопросу о его христианской жизни…
Свящ. Антоний Лакирев
- …И чего она стоит. Да, конечно. Именно это и важно понимать. «Блюдите, яко опасно ходите». Возможность, свобода, как реальная возможность каждый день, каждую минуту выбирать Бога или отрекаться от Него - она реальна. И это, на самом деле, самая главная трудность в христианстве - то, что ты находишься всегда в состоянии реальной свободы. Ах, если бы всё было так просто, как говорят наши братья-протестан ты: «Уверовал, покрестился, и дальше всё хорошо». Да нет, конечно. А в каком-то смысле ты это делаешь, этот выбор совершаешь: и крестишься, погружаешься в смерть Христову, и восстаешь с Ним каждый день, в каждый момент, когда тебе приходится делать нравственный выбор. Но, собственно, это и есть жизнь. Альтернатива - смерть, вне зависимости от того - всё в ней плохо или тебе кажется, что всё хорошо. Вне вот этой свободы и вне этого постоянного выбора просто жизнь не возможна. Конечно, ты обязательно будешь ошибаться, потому что не ошибается тот, кто ничего не делает. Мы уповаем не на то, что мы не будем ошибаться, мы уповаем на то, что Христос сказал: «Приходящего ко Мне не изгоню вон». На то, что никто не отлучит нас от любви Божьей во Христе Иисусе. Мы уповаем на то, что… самое главное - Христос умер за нас, когда мы были ещё грешниками, не по результатам наших многотрудных аскетических подвигов, а в надежде на то, что мы захотим этот Его дар жизни принять.
А. Пичугин
Может быть, в знании даже, что кто-то его принял.
Свящ. Антоний Лакирев
Как в старину говорили, в древности: «Не так важно - веришь ли ты в Бога, важно, что Он в тебя верит». Но и тоже не забудем притчу о последнем Суде, где Господь дает нам огромную, очень радостную надежду на то, что у нас всегда есть возможность всё-таки выбирать правду Божью и тем самым оказываться с овцами по правую руку, а не с козлами по левую.
А. Пичугин
У Льюиса в «Расторжении брака» эта известная тема о том, что нету ничего, кроме собственного желания человека, только он может отказаться от того же рая, о котором Льюис писал.
Свящ. Антоний Лакирев
Да, хотя всё равно мне кажется, что желание Бога важнее. Своему желанию, что, ты будешь радоваться?
А. Пичугин
Но там же желание Бога… Там же и описано желание Бога по отношению ко всем и каждому, а дальше уже - собственный выбор человека, и ад умещается в этой трещинке земной.
Свящ. Антоний Лакирев
При всем том, тоже мне кажется очень важным, по крайней мере для нас православных, что Господь не бросает нас как щенков в реку, глядя - выплывем мы или нет. Его слова «Я с вами во все дни до скончания века» подразумевают, что всегда, когда нам необходимо делать этот нравственный выбор, Он всегда рядом, и у нас есть всегда возможность обратиться к Нему за помощью; а самое главное - действительно питать свое сердце, свою душу всей полнотой воскресшего Христа в Причащении. Я, честно сказать, просто не могу представить: а как, вообще, можно быть христианином без этого. Я имею в виду в первую очередь тех христиан, которые не пользуются этой возможностью. Да, такова моя немощь - я просто не понимаю, как без этого можно жить, как без этого можно быть христианином. Именно потому, что не бросает Он тебя. И вопрос, что в конце концов первично: твой выбор или Его желание, может быть, и вовсе неправильный. Обратите внимание: в истории Церкви ведь были разные точки зрения, в том числе и представление о том, что «все погибли и только, может быть, некоторые сумеют заслужить». И наоборот: представление о том, что «Бог всех спас, и у всех всё будет хорошо». И то и другое, к счастью, не стало мэйнстримом православной традиции, потому что мы понимаем, что это крайности, которые слишком просты, чтобы быть правдой. А правда - где-то глубже.
А. Пичугин
Спасибо большое! Священник Антоний Лакирев - клирик Тихвинского храма города Троицка в Новой Москве, был гостем программы «Светлый вечер». Я - Алексей Пичугин. Всего хорошего, и до новых встреч!
Свящ. Антоний Лакирев
Оглавление
Царство Небес – это не потом, а сейчас
Я не буду рассказывать, что: «я хотел бы поговорить …». Это была не моя идея. Хотя, тем не менее, то о чем мы планируем поговорить, сейчас одно из тех немногих вещей, о которых вообще имеет смысл говорить и тратить на них время. Стало быть, тема нашего сегодняшнего разговора: Царство Небесное.
Я, для начала, хочу проговорить некоторую, в сущности, банальную вещь, которая, тем не менее, на практике оказывается не такой хорошо известной, как надо было бы. Дело в том, что само по себе выражение: «Царство Небесное» по моим наблюдениям в нашей церковной среде, как правило, подразумевает продолжение, что «Царство Небесное, вечный покой». Хотя оно вообще ни разу не про это.
Дело в том, что это выражение сложилось еще до Рождества Христова в библейской культуре, где, в течение довольно длительного времени, веков примерно восьми, если не десяти развивалась и углублялась тенденция: не произносить имени Божьего. Если в Моисеевы времена ситуация была одна, то к новозаветной эпохе, как правило, вообще везде, где можно и где нельзя стали заменять эвфемизмами. Сначала Имя Божье заменяли, говоря: Адонаи – Господь, говоря слово «Бог». А собственно в последние, может быть, полтора-два столетия до Рождества Христова и эти слова тоже перестали использовать. Им казалось, что слово: «Бог» уж слишком близко к имени Божьему, которое ни в коем случае нельзя употреблять всуе, а чтобы не употреблять всуе, лучше не употреблять вовсе. Так они считали. Это не хорошо и не плохо. Мы так, к счастью, не делаем, но тем не менее.
В ту эпоху, о которой говорит Евангелие, для тех людей, к которым обращается Господь Иисус, собственно, выражение звучит, как «Царство Неба». Βασιλεία των ουρανών, как это передается по-гречески, и «Царство Небесное» на современных языках, вообще говоря, не точно. И не точно сильно. Потому что «Царство Небесное» все-таки в человеческом восприятии подразумевается «Царство, которое где-то на небесах». Все сразу вспоминают спектакль Образцовского театра «Божественная комедия», где на облаках какие-то плюшевые существа… но тут совершенно не об этом. Речь идет о феномене, который имеет место здесь, в нашей жизни и на этой земле. Царство Неба – это не «там», а «здесь», и это принципиально важная вещь, которую мы с большой легкостью забываем. Поэтому когда люди пытаются прочитать, или себя спросить, или вообще как-то обсуждать, что это, где это, и как туда попасть, возникают совершенно очевидные искажения смысла. Кажется, что лишь, когда ты закончишь свой земной путь, и тебе проиграют печальную музыку, тебе может быть, или не быть, открыться или не открыться Царство Небесное. Это, наверное, так. Но для христиан все-таки важно как раз другое. То, что Бог предлагает нам нечто прямо сейчас и прямо здесь. На мой взгляд, это вообще одна из самых фундаментальных и самых радостных вещей, которые в Евангелии есть.
Кроме этого надо сказать, что Царство Бога, а надо сказать, что все евангелисты говорят о Царстве Божьем, это только Матфей, который пишет для иудейской среды, использует этот эвфемизм: «Царство Небес». Так вот Царство Бога – едва ли не вовсе центральная тема всего того, что говорит Господь.
Я буду вашим Царем
Когда евангелисты пытаются коротко обрисовать, что, собственно Иисус говорит, и что происходит в Его жизни, что меняется для окружающих Его людей, то ключевая фраза: «Приблизилось к вам Царство Небес».
Понимаете, речь, по крайней мере, в том евангельском контексте, совершенно не идет о том, что оно было на расстоянии 6800 км, а стало на расстоянии 6798 км, то есть чуть ближе, но тоже далеко. Когда Господь говорит о том, что Царство Бога приближается к людям, которые Его слушают, приблизилось к ним, Он скорее говорит о том, что оно было далеко, а стало близко; было: «где-то там», а стало: «вот оно», в него теперь можно войти. Ожидание, когда откроется Царство Бога, наполняло смыслом жизнь довольно многочисленных поколений иудеев, по крайней мере, в промежутке межу пленом и Рождеством Христовым, в, так называемую, межзаветную эпоху. Так или иначе, эти люди знали, что Бог обещал нечто, что Сам Он назвал: «Мое Царство»: «Я буду вашим Царем». Но при этом Он не оставил достаточно прямого указания, когда и при каких обстоятельствах это будет. В некоторых, в том числе и литературных произведениях, впоследствии вошедших в библейский канон, делаются попытки предугадать, и даже вычислить каким-то не вполне привычным для нас способом, когда это будет, но на самом деле, это довольно бессодержательные вещи. Главное, что говорит Бог: «Я буду вашим Царем». Наступит день, который слово Божие называет: «День посещения», день, когда Бог придет в жизнь этого народа.
Еще мне кажется чрезвычайно важным, что этот путь ожидания Царства Божьего достаточно драматический, потому что начинается-то вообще весь разговор, если кто помнит: израильский народ приходит к пророку Самуилу и просит: «Поставь нам царя, мы хотим быть, как все». С одной стороны понятное желание, с другой стороны именно для этих людей оно оказывается трагическим выбором, потому что когда Самуил в ужасе обращается к Богу, и говорит, что: «Вот, они хотят, чтобы я поставил им царя», Бог отвечает: «Не тебя, а Меня они отвергли, чтобы Я не царствовал над ними». На самом деле, судя по библейскому рассказу, мы можем только догадываться, конечно, но все-таки замысел Бога скорее предполагает отсутствие каких бы то ни было промежуточных звеньев между Ним и нами, между Ним и Его народом, отсутствие собственно человеческой власти. И, когда Господь Иисус потом говорит своим ученикам о Царстве Бога, он говорит, что там вообще все наоборот: «князья народов господствуют над ними, но между вами да не будет так». И это обещание Бога, что настанет Царство Небесное, дается людям, которые уже его отвергли, и с этим уже ничего невозможно сделать. Это довольно поучительная история на самом деле, хотя, для нас она, конечно, гораздо менее поучительная. Мы, как правило, не видим в своей биографии такого драматического поворота событий, хотя, конечно, он почти в любой жизни человеческой имеется.
Итак, Царство Бога, это – то, что Бог обещал слушающим Иисуса. Когда Он говорит им об этом, они уже, во-первых, устали ждать, они ожидают, когда же этот момент произойдет, на протяжении нескольких столетий. И вопрос, который под конец апостолы задают Господу Иисусу: «Не в сие ли время, Господи, восстанавливаешь Ты царство Израилю?», до этого момента уже задавали множество людей самым разным другим людям. Еще когда Ездра и Неемия, возвращаясь из Вавилона, возобновляют Завет, для большинства участников этого события, вообще становится, как ни покажется это для нас странным, заключением «нового завета». Обратите внимание, что Иисус мало говорит о «новом завете» в Евангелии просто потому, что для большинства его слушающих это будет непонятно. Они привыкли думать, что вот тогда пришли Ездра и Неемия, подтвердили Моисеевы заповеди, приняли снова Тору, как закон жизни, Завет и был заключен. Но при этом ничего не изменилось, потому что люди ожидают, что Царство Бога будет подразумевать, в первую очередь, свободу от вполне земного угнетения.
Начиная с пленной эпохи на протяжении долгих столетий, вплоть до наших времен, прошу заметить, эта земля была все время чьей-нибудь колонией. И на фоне обетований Божьих: «Я дам вам Свое царство, и в нем изменится вся ваша жизнь», постоянная власть каких-то оголтелых язычников, выглядит совершенно абсурдной, совершенно невозможной. То персы, то греки, потом римляне, потом кто-нибудь еще.… Все время какие-то малосимпатичные оккупанты. Поэтому, начиная еще с Маккавейских времен и дальше, буквально с регулярностью движения планет появляются какие-то люди и говорят: «Вот сейчас сделается Царство Бога; вот сейчас оно настанет». Все тут же бросаются за ними бежать куда-то, и в лучшем случае, дело кончается каким-нибудь партизанским движением.
Понимаете, в это время существуют фарисеи, у которых всегда есть объяснение на все, но тоже своеобразное, поэтому они говорят, что Царство Божие настанет, но тогда, когда мы, наконец, станем этого достойны. И все, слушающие Иисуса, в общем, привыкли так и думать. Привыкли полагать, что сколько-то еще людей должно присоединиться к числу более-менее праведных. Вот, лично ты, что делаешь сейчас со своей жизнью? Вот тебя и не хватает до полного числа! Надо, отдать, впрочем, должное фарисеям, что они считали, что таким остатком Израиля, достаточным для того, чтобы Бог пришел и установил Свое Царство, будет примерно две трети народа Божьего. Христиане, как правило, довольствуются куда меньшими цифрами.
Вот, приходит к этим людям Иисус, и говорит: «Царство Божие приблизилось!». И у них первая мысль: «А как же так? Ведь мы живем, в общем, по-прежнему, мы живем почти как язычники! И все то, чему учили нас эти бесконечные фарисейские раввины, путешествующие по Галилее от синагоги к синагоге, оно же все еще не реализовано! Как же так: Царство Бога приблизилось?» И в восприятии этих людей, первая реакция: а куда бежать? Что можно успеть сделать в своей жизни? Этот человек, к тому же еще, прошу заметить, совершающий чудеса, утверждает, что Царство Божие уже рядом, значит времени осталось совсем мало, а изменить что-нибудь очень трудно, и вообще, непонятно, что менять. К тому же многие побаиваются воспринять всерьез эти слова, потому что, повторяю, периодически появляются какие-то люди, которые говорят: «Это будет сейчас, через меня», и все оканчивается ничем. Надо сказать, что и после Иисуса еще какое-то количество такого рода деятелей появляется. Если вы помните, на суде над апостолами в синедрионе, Гамалиил говорит о том, что: «Ну сколько их было приходивших. Если это не от Бога, оно само рассеется». Потому что они видели, как рассеиваются в пыль эти квази-мессианские движения, обещавшие Царство Бога.
Но вместе с тем, Иисус говорит некоторые достаточно неожиданные вещи. Начать с того, конечно, что Царство Божие близко. Но еще Он говорит о том, что в конечном итоге твое участие в этом Царстве определяется твоим собственным выбором и твоими личными отношениями с Богом. Очень важная для нас сегодня вещь, потому что слушатели Иисуса скорее привыкли думать о некотором коллективном событии: сейчас мы все либо войдем, либо не войдем. Бог к нам придет или не придет, или посмотрит на нас и передумает… Иисус говорит о том, что – это тебе решать!
О брачном пире
Одна из ключевых притч о Царстве Божьем, которая в разных формах повторяется в разных Евангелиях, это притча о брачном пире или о званных на вечерю. Я надеюсь, что вы все знаете эти притчи. Христос говорит о том, что вот: Царство подобно тому, как пришел человек, позвал своих друзей, а они не захотели прийти. И в конечном итоге, на пиру в этом царстве оказываются те, кто согласился. Совершенно к этому, прошу заметить, не пригодные все эти люди, которых слуги господина собрали вдоль заборов, по дорогам, вовсе не были достойны того чтобы войти на этот пир. В версии Матфея там, помните, еще есть человек, одетый не в брачную одежду; но – это те, кто откликнулся. Значит, для слушателей Иисуса, это – твой личный выбор, который тебе нужно сделать, ты не можешь от него уклониться.
Теперь, если, как мы сказали с вами, Царство Божие – это не «нечто с нектаром, амброзией и прогулками в красивом саду», что ожидает нас в посмертии, а реальность этой жизни, то в чем оно заключается? Чем оно отличается от нашего состояния, когда мы ощущаем себя вне этого Царства? Слушатели Иисуса имеют строго определенное представление на эту тему: Царство Бога – это когда всех язычников пинками разгонят, и это – когда земля потечет молоком и медом. В нашем с вами фольклоре это называется: «молочные реки, кисельные берега» — когда можно будет, наконец, не работать. В моем поколении мы так и не сумели построить коммунизм, но пытались. Собственно, это такой суррогат молочных рек и кисельных берегов, когда все станет прекрасно. И удивительно, что в этом, конечно, есть глубокая правда, потому что все вокруг меняется, когда Бог приходит в этот мир, но это – только следствие. А главное все-таки, с точки зрения того, что Христос в Евангелии говорит, Царство Бога – это то место или то состояние сердца, состояние жизни, для которого Бог – главный. Вот, собственно, и все. Почему мы и говорим, что это – нравственный выбор самого человека, сказать Богу: «Ты – будешь главный. С этого момента Твой закон и Твоя правда – главные в моей жизни». Это главенство Бога для христиан еще боком вышло, потому что на греческом языке мы моментально стали Бога словом Κύριος (Кириос) – господин, а кто по-латыни знал, те стали говорить Dominus (Доминус), но уже в первой четверти первого века этот термин был зарезервирован за государем императором, поэтому, когда ты называешь Κύριος какого-то другого человека, ты автоматически становишься бунтовщиком. И даже без всех сложностей с разрешенной или запрещенной религией. Мы, кстати, эти сложности до конца 60-х годов I века довольно успешно обходили, но все равно оказывались «антисоветчиками», потому что Царство Бога – это люди, для которых главным является Бог. При этом, сколько бы ни пытались христиане говорить себе или окружающим, что они, конечно же чтят законы и вообще, в состоянии падшего мира, та или иная власть необходима для того, чтобы упорядочивать жизнь и удерживать нас от какого-то несусветного зверства, тем не менее, это были люди, которые выбрали своим царем кого-то другого, а не кесаря. Тогда это был весьма серьезный выбор, если хотите, опасный для жизни. И это всегда было важно для первого поколения христиан.
То что люди делают такой выбор меняет очень многое, но внутренне. Внутреннее содержание жизни, отношения с Богом и друг с другом. А внешние обстоятельства меняются далеко не всегда. Слушатели часто, а может быть почти всегда, ожидают от Иисуса, что он им скажет: «Вот теперь все будет хорошо!». Но этого не происходит. Кроме того, Он иногда своим ученикам говорит шокирующие, пугающие вещи, что «не останется здесь камня на камне», и что «будут бить вас в синагогах». Как же это так? Как это может быть? Вот, Господь говорит о Царстве, которое, повторяю, где-то спрятано внутри.
Поставить в центр не себя
Еще один очень важный для Него образ, который Он использует много раз, может быть ярче всего проявляется в притче о закваске. Царство Небес подобно маленькому кусочку дрожжей, который положили внутрь большого чана с мукой, и оно там как-то работает, оно там что-то меняет, совершенно невозможно заметить, как это происходит. Еще одна, на мой взгляд очень важная, ну по крайней мере для православных, притча Господа Иисуса о Царстве Божием, говорит, что Царство подобно тому, как если бы человек посеял зерно на поле своем, он ложится ночью и встает днем, и не знает, как оно растет. Потому что мы все время пытаемся пойти йогическим путем, и замерять, на каком этапе духовного возрастания мы находимся, как если бы человек посеял зерно на поле своем и каждый час выкапывал бы его и измерял длину корешка, на сколько он там вырос. Царство Божие оказывается, в том, что говорит Иисус, не только состоянием главенства Бога, но и состоянием, когда не я в центре, а Бог. Очень увлекательно думать о том как мне будет хорошо, и что будет со мной, когда Царство Бога настанет и я туда попаду. И что я там буду делать. Это, повторяю, очень занимательная вещь.
Но Иисус говорит о том, что на самом деле главное отличие Царства Бога от того, что им не является, это то, что человек оказывается настолько свободен, что может думать не о себе, может отвлечься от себя хотя бы в какой-то степени. Когда Он говорит: «Отвергнись себя, возьми крест свой иди за Мной», Он в общем имеет в виду именно это: поставить в центр не себя. Более того, Господь неоднократно говорит, вспомните, хотя бы притчу о Последнем Суде в 25-й главе Евангелия от Матфея, где Он говорит о том: «что вы сделали одному из малых сих, то сделали Мне». Дело не в какой-то системе взаимозачетов, а в том, что, когда человек действительно, по-настоящему сердцем обращен к кому-то другому, он, во-первых, всегда при этом обращен к Богу и открыт для Бога. Это, мне кажется, тоже замечательная совершенно вещь, к сожалению, не для нас, потому что все-таки Иисус это говорит людям, которые о Нем ничего не слышали, а мы к таковым, так или иначе, уже не относимся. Поэтому, к нам скорее всего какие-то другие требования. Тем не менее, видите, для людей, которые слушают Иисуса, конечно же это очень трудно. Потому что это значит, что все те совершенно реальные и важные заботы и ответственности, которые на мне есть, я что, должен о них забыть и взирать на Бога? Но вот загадка, или, если хотите, тайна Царства Бога заключается в том, что именно тогда, когда ты отдаешь это Богу, это становится по-настоящему твоим, и ты в состоянии нести ту ответственность, которую Бог на тебя возлагает не своими силами, а Божьими.
Царство – это выбор
Теперь, я думаю, что очень важный момент, который нам необходимо попытаться увидеть, может быть в гротескной форме, но все-таки, что Царство Бога — это не после смерти, это не то, что будет с нами когда-нибудь потом, а до. Более того, насколько я понимаю, Евангелие скорее подразумевает, что потом уже поздно будет что-нибудь менять, что это решение надо принять сейчас. Это выбор – кто у тебя будет главный, и кто у тебя будет в центре: ты сам, или Бог? Его необходимо сделать сейчас. Значит, Царство Бога – это то, что открывается сейчас, здесь, до, и в каком-то смысле вместо, в обход смерти.
Если будете иметь любовь между собой
Для христиан на самом деле это всегда было очень важной вещью, потому что мы не верим в жизнь после смерти. Мы верим в воскресение мертвых, а это нечто совсем-совсем другое. И, если хотите, драматический поворот нашей культурной истории, мы стали видеть, в качестве модели Царства Бога, вот этот самый эллинский «парадиз» на горе Олимп с нектаром и амброзией. Это было еще связано с подменой понятий смерти и Шеола понятием греческого Аида, но не будем сейчас в эту путаную сферу вторгаться.
Царство Бога, если оно начинается, если человек входит в него, в отличие от этой жизни, там никакой смерти нет, смерть там в принципе невозможна. Бог не сотворял смерти и не радуется погибели живущих. Таким образом, это, конечно же решение проблемы человеческой смертности, человеческой гибели. Но вовсе не такое, какое мы сами могли бы придумать. И в этом тоже, на самом деле, драматическая трудность для тех, кто Иисуса слушает.
Когда Он говорит о Царстве будущего века, о том, что сейчас начинается для Его учеников, и еще к тому же об этой самой трапезе Царства, о брачном пире, это, кстати, был общераспространенный общепринятый способ говорить о Царстве Бога, как о мессианской трапезе, Он говорит о таком состоянии взаимоотношений человека с Богом, когда вообще смерть перестает существовать. Это трудно себе представить. Но, как можно надеяться на что-то другое? Еще один чрезвычайно важный момент в отношении Царства Бога тоже весьма и весьма труден для понимания, потому что в греческом языке Евангелия передан очень многозначно. Это – слова Христа в 17-й главе Евангелия от Луки: «Царство Божие внутрь вас». В синодальном переводе и в славянском «внутрь вас», владыка переводит как «внутри вас», и там можно действительно греческое слово перевести, передать по-разному. Это – то, что находится внутри человека, мы об этом чуть-чуть уже сказали. Далее, это ровно так же можно передать словами: Царство Бога – это то, что происходит между вами, как искра между двумя электродами возникает. Она может быть или не быть, возникнуть или нет. Царство Бога, это то, что происходит в пространстве человеческой жизни, человеческих отношений. Я думаю, что одно из важных призваний христиан, к которым мы, как и другим, довольно плохо соответствуем, это – попробовать вот так жить, когда в отношениях между нами имеет место, происходит Царство Бога. Когда по Его законам эти отношения строятся.
Иисус довольно прямо говорит о том, как это выглядит, например, вспомните притчу о том, что Царство Бога подобно тому, как господин захотел сосчитаться с рабами своими. Приведен был к нему некто, кто должен был ему десять тысяч долларов, а потом тот стал душить того, кто был ему должен сто рублей. Мы бы скорее назвали это, вне религиозного контекста, человеческими отношениями, потому что культура к которой мы принадлежим, приучала нас считать это нормальным. Это не значит, что мы так умеем, прошу заметить, но мы по крайней мере думаем, что это и есть нормальные отношения; то, как должно было бы быть. Иисус действительно говорит своим ученикам: «Потому узнает мир, что вы – мои ученики, если будете иметь любовь между собой». И свидетельство, на которое Он своих учеников отряжает, говоря: «Идите по всему миру и проповедайте Евангелие Царства», оно вовсе не заключается в том, что нужно втолковывать учебник «догматического многословия», которого в тот момент еще и не существует.
Почему апостолы, большей частью, ходят по двое? Для того, чтобы один «на стреме» стоял? Нет, конечно. Для того, чтобы те, к кому они приходят, могли увидеть в глазах их этот Свет Царства, во взаимоотношениях друг с другом. Почему для христиан всегда таким важным феноменом была семья, гораздо большим, чем узаконенная форма регулирования репродуктивного поведения? Потому что это – взаимоотношения в которых Бог и Его Царство могут присутствовать, это великий дар Божий, «о нем же несть глаголати подробно». Царство Бога между вами. У нас нет права говорить любым другим людям, что «между вами должно так быть». Это не наша ответственность, а их. Но себе Мы имеем право это сказать. Это мое призвание – пытаться построить свои взаимоотношения с окружающими людьми так, чтобы в них было пространство Царства, чтобы Бог и Его любовь к этим людям и ко мне были действительно главным. Это совсем не тривиальная задача, более того, поскольку мы разные, все наши взаимоотношения складываются в разных обстоятельствах и по-разному, эта задача исключительно творческая. Действительно, созидание, которое выпадает на твою долю каждый день. И это действительно прекрасно, вне зависимости от того, в каком состоянии ты находишься, это – одновременно и школа Царства, и пространство, в котором оно реализуется.
Подарок Бога
И еще один, третий, может быть самый загадочный аспект этого слова: εντος υμων (энтос умон), «Царство Бога внутрь вас», повторяю, и славянский, и наш синодальный русский переводы используют этот маловразумительный вариант. Там должен быть глагол: что оно внутрь вас: движется, смотрит, светит? На самом деле, выбирайте, любой из этих глаголов подходит, и наверняка можно еще какие-то подобрать. Господь говорит о Царстве, которое вторгается в этот мир через наши сердца, вторгается внутрь человека. И, действительно, как зерно и закваска, там растет. Это совершенно поразительная вещь! Правильная реакция на это – доверие. Психологически это очень непросто. Поэтому, как правило, люди предпочитают вырабатывать себе комплекс упражнений, думая, что так мы будем низводить Царство внутрь себя, и в нем возрастать каким-то образом. Это часто бывает полезно, прошу заметить, и даже необходимо для того, чтобы как-то выправить собственную жизнь.
Но все-таки мне кажется, может быть самым прекрасным, что говорит Иисус о Царстве, это то, что Царство Божие – подарок Бога. Подарок, который дается, во-первых не потому, что мы это заслужили, поскольку мы этого не заслужили. И это, кстати, Его слушатели понимают отлично. Понимают, что мы совершенно еще не готовы, и совершенно не достойны того, чтобы увидеть Бога. Они, может быть, как Исаия Иерусалимский, готовы сказать: «Горе мне, я погиб, ибо я человек с нечистыми устами, а глаза мои видели царя Господа Саваофа» Они понимают, что это – дар незаслуженный, но он дается. Он дается, я бы сказал, даже не потому, что мы в нем нуждаемся, хотя и это тоже так, без сомнения.
Вспомните, у Экклезиаста есть такая идея, что Бог сотворил человека и вложил внутрь его, в его сердце некую бездну. Еврейское слово עוֹלָם (олам) в разных переводах, греческих и современных, то переводят, как «вечность», в славянском по-моему «всякий век», то как «бесконечный мир». Сам Экклезиаст говорит: «все труды человека для рта его, сердце его остается без насыщения. Примерно то, что выражает словами: «Ты создал нас для Себя и мятется сердце наше, пока не успокоится в Тебе». Значит, конечно, мы нуждаемся в этом полновластии Бога в нашей жизни. Я дерзну утверждать, что по конструкции человек так создан. Может быть этим мы и отличаемся от человекообразных: в нас есть некоторая пустота, которая не только может, но и предназначена для того чтобы быть заполненной Богом. И, конечно же, мы нуждаемся в этом Царстве. И вне его все равно, так или иначе, эту неполноту мы будем переживать, если вообще даем себе труд задумываться о своей жизни, потому что можно же скользить по поверхности и вообще не проживать свою жизнь, а просто смотреть, как часы тикают.
Но все-таки, самое главное, Бог дает этот дар потому что Бог такой, а не мы такие. И, если хотите, одно из ключевых откровений Бога: что Иисус открывает нам о Боге? Что Бог такой, что дарит нам Свое Царство со всеми последствиями прямо сейчас. Суд состоит в том, что Свет пришел в мир. Суд для них – не состязательный процесс, как мы привыкли себе представлять, и не взвешивание на весах, как привыкли представлять себе древние египтяне, где богиня справедливости взвешивает на весах сердце фараона, вы может быть видели такие картинки из гробниц фараоньих, и там, что перевесит: хорошее или плохое. В наш фольклор квази-духовный этот образ тоже вошел довольно глубоко. Нет, суд состоит в том, что Бог приходит в этот мир, в Его присутствии уже невозможно жить по-другому, уже невозможно не войти в Его Царство. Стало быть, этот дар дается потому что таково сердце Бога. Мне кажется, это потрясающее, поразительное откровение. И люди, которые слушают Иисуса, себе говорят: «И что, значит можно доверять Богу? И что, значит можно пытаться изменить свою жизнь, опираясь на Его помощь? Значит можно действовать, освобождаться от своих внутренних тягот, страстей, грехов и злобы, и из-под власти злобы внешней прямо сейчас, опираясь на этот дар Царства, который Бог тебе дает? Да, именно так! Именно в этом и заключается доверие.
Надо быть лично знакомым с Царем
Следующий, принципиально важный, как мне кажется, момент, это то, что на самом деле в учении Господа Иисуса, Царство Бога, как выражение, все целиком становится эвфемизмом. Потому что на самом деле Он говорит о Царе. Невозможно войти в Царство Бога вне прямых личных взаимоотношений с Иисусом. Так не бывает. «Я – Путь, Истина и Жизнь». Господь говорит о Себе. Помните еще, тоже поразительная вещь, не всегда ясная, а может быть всегда неясная: «Я – Дверь». Вот уж, казалось бы, с чем еще сравнить Иисуса: «Я – дверь овцам». И это тоже чрезвычайно важный и трудный для понимания образ. Как ты можешь войти через Него, как дверью? Ну хорошо, тогда Он пытается объяснить то же самое, и говорит: «Если будете есть Мою Плоть и Кровь». Еще хуже, потому что это уж вообще ни в какие ворота не лезет для Его слушателей, настолько, что даже апостолы начинают задумываться, а что это Он вообще такое говорит? Таким образом, Господь на самом деле говорит, что открытие Царства, дарование Царства, приход Царства в этот мир, это то, что происходит лично в Нем, в личности Иисуса. И быть подданным Царства Небесного невозможно без прямых взаимоотношений с Царем. Поднимите руку, кто знаков с В.В. Путиным? Хорошо, Вам повезло, но остальные – нет. Но мы же все – граждане Российской Федерации? Не мешает нам это незнакомство? Кто из подданных Российской Империи был знаком с Его Величеством? Полтора землекопа, а остальные – нет. Но ты все равно был подданным этой империи, этого царства. По каким-то формальным признакам: платил налоги, жил на этой территории, и прочее. Обратите внимание, христиане не зря все первое столетие подчеркнуто, говоря о своей жизни, своей общине, о Церкви, никогда не пользуются религиозными терминами, всегда гражданскими! Поэтому, я совершенно не утрирую, задавая вам вопрос о гражданстве и знакомстве с президентом. Это – ровно манера мысли и выражения христиан первого столетия. Они так и делают всегда. У них на то есть определенные причины. Значит, отличие Царства Небесного в том, что ты не можешь быть его подданным без личного знакомства с Царем. Так просто не бывает! Еще есть, правда, некий бонус: там нет промежуточных этажей власти. Я бы сказал, что это большой бонус, без сомнения. Это – не такая простая вещь, потому что тогда у людей возникают вопросы, у апостолов, в том числе: а как быть с теми, кто с Тобой не знаком по объективным причинам? Они не знают о существовании Полинезии, но могли бы, в качестве примера привести тех людей, которые жили в Полинезии. Как быть с этим? И, собственно говоря, притча о последнем Суде предлагается Христом в ответ на именно этот вопрос. Он говорит о том, что в конечном итоге быть знакомым с Царем, быть с Ним в прямых взаимоотношениях, значит в глубине сердца соглашаться на тот способ жизни и на те взаимоотношения с людьми, которые Он предлагает. Тоже совсем не простая вещь, потому что они спрашивают Его: «Ты произносишь нечто удивительное, говоришь нечто трудное для понимания» А большинство вообще в притчах. А как понять, что в этом действительно есть что-то настоящее, какая-то правда. На что Иисус говорит, что кто хочет творить волю Отца Моего, узнает об учении Моем, от Бога ли оно.
В том, что Евангелие рассказывает нам о Царстве, есть некий парадокс, который лично я не берусь разрешать. Парадокс заключается в том, что с одной стороны это – дар Бога по инициативе Бога, А с другой стороны, это – твоя ответственность, выбрать это Царство, захотеть творить волю Отца, почувствовать эту правду, если хотите, простого человеческого милосердия, что тебе дано вне зависимости от каких бы то ни было историко-культурных обстоятельств. Я не знаю, как этот парадокс разрешить, он действительно существует. И это – еще одна важная черта Царства, потому что все настоящее, что делает Бог почти всегда парадоксально. Потому что парадоксален Он Сам, и на Его деяниях этот отблеск тоже без сомнения есть.
Чудеса – не главное
Теперь, все-таки, конечно, Господь не только в притче о брачном пире, не только в притче о званных на вечерю говорит об этом повороте человеческого сердца. Еще одна очень важная, в этом контексте, притча Христа, хотя она напрямую не очень-то говорит о Царстве Небес, это притча о богаче и Лазаре. Где Иисус специально, единственный раз в Евангелии, заметьте, берет абсолютно эллинскую картинку: Лазарь на лоне Авраама, богач – где-то там, в кипящем пламени мучающийся, говорит Аврааму: «Пошли, отче Аврааме Лазаря предупредить моих братьев. Если кто из мертвых воскреснет — поверят ему. На что Иисус устами Авраама в этой притче говорит: «Есть у них Моисей и пророки. Если Моисея и пророков не слушают, даже если кто из мертвых воскреснет – не поверят ему» Почему всякий раз, совершая чудо, Иисус говорит: «только никому не рассказывай»? Мы же сегодня с таким апломбом рассказываем, какие у нас чудеса! Огонь сошел с неба и попалил пятидесятника и баптиста и всех на белом свете, и прочее. Обожаем рассказывать про всякие чудеса! А как в Евангелии посмотришь, Он: «Только никому не рассказывай, ни в коем случае не говори». И дело вовсе не в том, что часто у Иисуса случаются большие неприятности из-за этих чудес. То потому что Он прикоснулся к прокаженному, чего ни в коем случае делать нельзя, Его тут же из деревни выгонят. То он прикоснулся к одру сына наинской вдовы, которого несут хоронить, чего ни в коем случае делать нельзя. То сзади к нему эта тетенька, двенадцать лет страдавшая кровотечением прикоснулась. Таких примеров – миллион. Конечно, это имеет место быть, но самое главное, что вовсе Христос не хочет, чтобы информация о чудесах становилась для нас мотивом выбора Бога. Он говорит: «Нет. У вас есть Моисей и пророки», которые предлагают вам некоторый образ правды Божьей, достаточно упрошенный, я бы сказал, адаптированный к тому, что мы из себя представляем. Помните, однажды Он фарисеям говорит: «По жестокосердию вашему дал вам Моисей эту заповедь», не соглашаясь категорически, что там все от первой до последней буквы продиктовано Богом, и не подлежит истолкованию. Господь говорит: вы пришли в этот мир не на пустое место, Бог в нем действует, есть Моисей и пророки, есть некий образ. Понимаете, десять заповедей, это в последнюю очередь список правил, а в первую – это попытка рассказать о сердце Бога. Наша задача: попытаться прочитать их и представить себе Того, Кто даст такой закон. Это – форма Откровения. И поэтому Иисус отказывается принимать фарисейское учение об «устной Торе», которая ограничивает ее конкретными правилами, отказываясь видеть в ней Откровение о Боге. Значит, у вас есть Моисей и пророки, и вы можете, хотя бы немножечко, пытаясь на этом пути жить, пытаясь действовать так, как предлагает Тора, узнать Бога. И тогда сердце человека способно на Его призыв откликнуться. Способно захотеть в Его Царство войти.
Помните, Павел в одном месте говорит, что Закон – это «педагог» — детоводитель ко Христу. В буквальном смысле, это раб, который ведет детей из дома в школу, а вовсе не тот, кто с указкой прыгает у доски, как мы сейчас думаем. Это важно, потому что, говоря о Царстве Бога, при всем том, Иисус говорит о том, что: «Я пришел не нарушить Закон, а наполнить его». Еще одно, кстати говоря, довольно многозначное греческое слово, которое одновременно может быть переведено и как «исполнить», и тут с этим все понятно, Иисус и впрямь его исполняет, этот Закон. Даже синедрион, и Иосиф Флавий пишут: «Жизнь Его была праведной». Но еще он говорит: «наполнить». Наполнить исполнение этого Закона смыслом не для того, чтобы стать пригодным. В конце концов станем ли мы когда-нибудь в полной мере пригодными для Царства? Но для того, чтобы научить нас, я бы сказал, научить нас мечтать об этом Царстве, жаждать его, как-то увидеть эту бездну, которую никто, кроме Бога не может заполнить.
Мы Ему очень нужны
И, снова вернемся к притчам о закваске и о зерне, потому что и говорит Христос о том, что растет внутри человека, что наполняет содержанием нашу жизнь и наши отношения с Богом. Фундаментальное утверждение Иисуса о Царстве Бога, которое тоже, в общем, необходимо знать и помнить, это то, что Он говорит, что «Царство Бога — это Царь, который не согласен обходиться без кого-то из нас. Это не значит, что мы все там окажемся. В Церкви не зря, в конечном итоге опровергли учение о всеобщем оправдании. Но тем не менее, Иисус говорит о том, что Царство Бога подобно человеку, который пас сто овец; девяносто девять дружно строем шли куда надо, а одна по каким-то причинам куда-то отбилась. И вот, Он говорит: «Он оставит девяносто девять, и пойдет за ней, потому что она ему нужна, и когда найдет, будет радоваться. Он говорит о Царстве Божием, которое подобно женщине, которая вдруг взяла и потеряла драхму, монету, и подметает весь дом, роется под кроватью для того, чтобы эту монету найти, потому что она ей нужна. Когда мы все перейдем на карточки, как мы будем объяснять значение этой притчи? Придется, видимо, переписывать вместо драхмы что-то другое.
Иисус, наконец, говорит о неводе, который забросили и вытащили рыб всякого рода. Мне кажется, этот образ невода, у него же, обратите внимание, чуть ли не половина учеников – рыбаки, для которых понятно, о чем идет речь, и это стоит перед глазами: забрасывают не глядя, они-то, в отличие от Него не видят великого скопища рыб под водой, когда забрасывают эти самые сети. И вытаскивают все, что удается поймать, ищут эту заблудшую овцу, потому что без нее никак невозможно. И, если возвращается блудный сын, который сделал все ошибки, какие только можно сделать, и еще те, какие нельзя, все равно его принимают, потому что он нужен Царю. Кстати сказать, современные библеисты склонны утверждать, что это вообще фундаментальный месседж – весть Иисуса, которая была главной для Его слушателей: то, что Царство Бога не соглашается обойтись без кого-то из людей. Это чрезвычайно утешительно. Это – огромная радость. Есть в правиле молитвенном слова: «Имиже веси путями спаси мя, Господи», как Ты это знаешь, так и сделай. На что мы надеемся? Вот на этот невод, на то что он не пройдет мимо тебя. «Нет воли Отца Моего, чтобы погиб один из малых сих» — прямо выражается на эту тему Иисус. По-моему, это совершенно потрясающе! И это надо помнить, не только думая о себе и о своих отношениях с Богом, но и о других людях, которые нам кажутся совершенно … только невод пачкают. И мы бы ни за что в жизни не стали их ловить; эта овца ушла – и хорошо! Но Бог – не такой. По-моему, это – огромная радость.
Но Он не спасает нас без нас
При всем том, сказанное не означает, повторю, что твое внутреннее состояние не имеет значения. Что, каким бы ты ни был, тебя обязательно поймают, и под конвоем, руки за спину, в это Царство приведут. Нет. Потому что Царство Небесное подобно, например, десяти девам. Страшно несправедливая притча, потому что эти пятеро взяли батарейки для фонариков, пятеро забыли, и оказались, в общем, в дурах. Хотя они – прекрасные девушки, замечательные. И ждали этого самого жениха с томлением упования. Ну вот, не сложилось. Господь говорит о том, что на самом деле важна твоя внутренняя собранность и готовность к этому.
Обратите внимание, есть еще одна очень важная притча о человеке, который решил строить дачу. И деньги на стройматериалы зарезервировал, а на оплату рабочих – кончились деньги. Что это? Абсурд, так не может быть. Или царь, который решил пойти на войну, а патронов не посчитал. Иисус специально предлагает эти абсурдные картины, чтобы ученики увидели, что важно думать об этом. «Не всякий, говорящий мне: «Господи, Господи!», но исполняющий волю Отца Моего». Ты, может быть, плохо понимаешь эту волю, и завтра может, с Божьей помощью будешь понимать ее лучше. Но настолько, насколько сегодня ты ее понимаешь, твоя ответственность этим жить. Как Павел выражается, в одном письме: «До чего вы достигли, так вы и должны мыслить, и по тому правилу жить. Павел не говорит, что, если чего-то вы еще не поняли, то вам хана, нет. Но, что вы уже смогли понять, этим надо жить. «А если вы о чем иначе мыслите, то и это Бог откроет», выражается тот же Павел.
Когда Господь говорит своим ученикам о реальной возможности пропасть, о хуле на Духа Святого, например, трудные тоже слова, потому что все сразу начинают спрашивать, а что Он имеет в виду? А вот это хула? Или вот это? Я помню, я был еще совсем юным, еще при режиме было дело, у меня еще была по-моему, военная кафедра, и, соответственно, тогда там было положено в галстуке ходить. И как-то мне в церковном ларьке сказали: «хула на Духа Святого, кто ходит в галстуке, у кого треугольничек вот тут острием вниз, потому что на иконах Святой Троицы треугольничек острием вверх. Я, к слову сказать, не поверил, что это на самом деле так, и оказался прав. Иисус по-видимому, специально не объясняет этого, потому что Ему другое важно сказать: если ты не хочешь войти в это Царство, если ты не приемлешь Духа, который властвует в сердце у подданных этого Царства, есть реальная возможность пропасть. Что Он их пугает? Тогда зачем Он говорит все время: «Не бойся»? Но в том-то и дело, что Царство Бога – это выбор, относящийся к жизни и смерти. Сегодня христиане нередко пропагандируют себя и свой выбор, как жизнь лучше, чем без этого. Что мы – лучше, что у нас есть то, чего нет у вас, и прочее. На самом деле, бессмысленно пропагандировать жизнь по сравнению со смертью, и говорить, чем она лучше. Иисус говорит о том, что это – действительно вопрос жизни и смерти.
Купить жемчужину
И, может быть, последнее, на чем я сейчас закончил – притча о жемчужинах. Несколько раз, и, по-видимому в разных формах рассказывает это Иисус, и в разных формах входит эта картина в рассказы евангелистов. Скорее всего она дошла до них в устном предании несколько по-разному, или вообще существовала поливариантно. Господь говорит о Царстве, которое подобно жемчужине, найдя которую на поле человек идет и продает все, что имеет, и покупает это поле, чтобы жемчужина ему досталась. Продает все, что имеет. Это – драгоценность, которая стоит всего остального. На самом деле, мы понимаем, что жизнь-то только начинается. В сказках, как известно, жизнь свадьбой кончается, а в жизни, наоборот, все только начинается. Так и здесь: жизнь в Царстве только начинается с этого момента, но для Христа, рассказывающего эту картину, это даже притчей сложно назвать, важно, чтобы мы увидели человека, который все оставляет, от всего готов избавиться для того, чтобы у него в руках оказалась эта жемчужина. Все остальное, собственно, менее важно. Может быть, Царство Небесное – это и есть твое состояние, когда и иерархии ценностей эта жемчужина – Царь Небесный, оказывается главной и на первом месте. Хотя, при этом, надо сказать, есть второй вариант этой притчи, когда Господь говорит о том, что Царство Небесное подобно купцу. Не жемчужине, а купцу, который ищет жемчужину. Который, соответственно, все продает и ее покупает. О.Георгий Чистяков говорил, что получается тогда, что это – мы – та жемчужина, которую купец пытается из грязи выкупить. Я не возьмусь утверждать об изначальности того или другого варианта, но мне тоже кажется, что это достаточно объемная картина. Речь идет о ценности, о том, что на первом месте. Впечатление такое, что Царство Бога, это то, где для Бога на первом месте мы, а для нас – Он.
Вот, собственно, наверное, на этом месте я остановлюсь. Если какие-то есть вопросы, я попытаюсь на них ответить.
Вопросы из зала
У меня вопрос про притчу о неводе, и в нескольких еще притчах по-моему, есть такое выражение: «Царство Небесное подобно неводу … так будет и в кончину века». То есть Царство Небесное, Царство Бога, это еще какое-то время.
Я так думаю, что речь идет в первую очередь о том, когда невод вытянут, или когда наступит время жатвы, уже поздно будет решать, ты пшеница или плевел. Мимикрировать «под пшеницу» будет поздно, надо сделать это сейчас. И, конечно же, Господь говорит о том времени, которое у нас есть, и которым действительно важно дорожить. Ну а что касается кончины века, нет ощущения, что Он хочет, чтобы мы на нее ориентировались. Кто-то до нее доживет, кто-то – нет. У каждого из нас будет своя кончина века, и гораздо раньше, чем хотелось бы.
Для меня про жизнь есть такая модельная картинка, когда меня с первым инфарктом санитар в больнице по подвалам вез в реанимацию на каталке. И он мне рассказывает анекдот:
— Доктор, куда вы меня везете?
— В морг.
— Я же еще не умер!
— Мы же еще не приехали.
Было ужасно смешно, хотя время и место, согласитесь, он выбрал идеально.
Вот наша жизнь – это время, когда «мы еще не приехали». Что там дальше в конце будет, так ли это важно? Выбор надо успеть осуществить по дороге. Принять решение и исповедать Иисуса Господом надо успеть по дороге, если вообще такая милость Божья в жизни совершилась, и тебя достигло Слово Божие. Не наше дело решать, как Он будет в конце концов решать вопрос с допуском или недопуском в Царство Небесное других, кого не достигло Слово Божие. Нас-то оно достигло!
Меня всегда смущала притча о десяти девах.
Меня тоже.
Конкретно, меня смущают те пять дев, которые не поделились. Я из-за этого смущения не могу даже приступить к пониманию. Вы можете ее объяснить?
Мне не очень было понятно всегда про «Царство Небесное силою берется»
«И употребляющий усилие восхищает его».
Да, и что Иоанн Креститель меньший в Царстве Небесном…
Ну, про Иоанна Крестителя и про то, как масштаб его личности соотносится с какими-то другими людьми, ну… чего мы будем об этом говорить. Там есть определенный смысл, потому что Иоанн во-первых великий аскет, во-вторых последовательно исполняет Тору, и Господь говорит о том, что человек, который входит в Царство Небесное достигает не только этого, зримого для людей, так сказать, уровня, но и в каком-то смысле становится больше. Это не значит, что вошедший в Царство Небесное мученической смертью Креститель, окажется меньше нас там. Он, как тут был наибольшим, так и там тоже станет. Это я так думаю. Это первое.
Второе – что касается «употребляющий усилие восхищает его». Ну пусть бы как-нибудь оно само собой произошло! Как-нибудь незаметно. Зуб, ведь гораздо лучше рвать с обезболиванием. А под общим наркозом вообще отлично! Заснул, проснулся – все хорошо, да? Господь говорит важную вещь о том, что это ценность номер один, и может быть единственная абсолютная ценность – Царство Бога. Но необходимо, чтобы ты захотел в него войти. Понимаете, Бог очень деликатный. Он – единственный, кто никогда не нарушает чужую свободу. И, даже если Он совсем рядом и все тебе рассказал, и ты все знаешь, пока ты не скажешь: «Я хочу быть подданным Твоего Царства. Я хочу, чтобы Ты был моим Господом», пока ты не исповедуешь Его Господом, пока ты это усилие не сделаешь.… А усилие чаще всего выражается в довольно простых действиях по изменению жизни ну хоть в чем-нибудь. Пока ты этого усилия не сделаешь, ничего не получится. И это мы можем легко наблюдать по себе, как: все знаешь, но как-то так… жить предпочитаешь «на поверхности», «по течению». Нет-нет, эти слова про «употребляющий усилие восхищает его», чрезвычайно важны. На мой взгляд, в первую очередь потому что это – пространство нашей человеческой свободы. Мы же не хотим ее лишиться. Потому что тогда мы перестанем быть людьми. Вот, примерно так. Не знаю, насколько я ответил на ваш вопрос.
У меня еще есть вопрос. Он несколько путанный, потому что я для себя не могу еще его сформулировать, но попробую, потому что ответ я хочу получить. Есть часть людей, христиан, они верят в Бога, хотят быть с Ним. И есть некие другие люди, которые выбирают: не верить в Бога. И те, которые выбирают, пока не верить, смотрят на христиан, и не видят никаких позитивных изменений в их жизни, они часто не видят, что христиане чем-то лучше, или что жизнь у них лучше. А можно видеть наоборот, что человек пришел в христианство, более-менее старается погрузиться в него поглубже, и у него начинаются великие неприятности. И эти люди, которые пока выбирают не верить или сомневаться, смотрят и видят, что нет отличия. Наоборот, нам проще жить в своем тихом мире, не принимать этот вызов, и жизнь будет счастливее. И для тех, кто сделал выбор в пользу веры, получается, что самое главное – это наполнение этой нашей бездны Богом? Богообщение?
Я попробую ответить, насколько могу. Ясное дело, что слушать надо не меня, а Бога.
По моему ощущению, совершенно бессмысленно и бесплодно говорить о том, как и что должно меняться. К лучшему, не к лучшему… Понятно, что жизнь любого человека так или иначе существует в пространстве Правды Божьей, и совесть нам дана для того, чтобы мы независимо от всех остальных обстоятельств, к этой правде стремились. Совесть у нас есть. Мне кажется, что меняется – это отношения с Иисусом, а этого совершенно не видно. Да, не становится жизнь веселее. И, без сомнения, не становится легче. И без сомнения, количество обуревающих человеческое сердце страстей и злобы тоже, в общем, не становится меньше, хотя все-таки в процессе жизни, нормальный христианин немножко, чуть-чуть приобретает некоторый опыт этой борьбы. Но не так, чтобы уж очень большой, но все-таки. Что меняется? Что меняется в жизни человека, когда он влюбился? И, более того, женится? Становится легче? Поверьте, нет. Становится меньше в твоем сердце чего-то того, чего стыдно? Тоже далеко не всегда. Но вы – вместе. Вот, что изменилось. А дальше все очень индивидуально. Поэтому так и в отношениях христиан со своим Царем. Все очень индивидуально. Что, в чьей жизни, какими темпами и в каком направлении Бог будет менять, это Его воля. Важно, что мы вместе. До тех пор, пока мы вместо этого пытаемся добиться каких-то результатов, или, думая, что должны быть какие-то результаты.… А если не будет? Если я пытаюсь свои отношения с Господом Иисусом Христом построить, ожидая некоего результата, вопрос: а если его не будет? Что, «развод и тапочки в посылке»? Вот, в какой-нибудь год Благодатный Огонь не сойдет, мы что, перестанем верить в Воскресение Христово? Или перестанем быть православными? Да ну! А что будет, если ничего, кроме Самого Себя в хлебе и вине – своем Теле и Крови, Иисус тебе не даст? Ты скажешь: «Ой, мне этого мало, пойду куда-нибудь еще»? Ну, это человеческая незрелость. Нет-нет. Мне кажется, тут фокус именно в том, чего ради. Корысть – вещь в духовной жизни глубоко неуместная.
Спасибо. Слава Богу!
Спасибо. Слава Богу!
Свящ. Антоний Лакирев
Введение
Середина 1-го тысячелетия до РХ - удивительное время в истории человечества; мало можно найти периодов, когда в столь короткий промежуток времени по всему лицу земли одновременно происходили бы столь знаменательные события и при этом жили бы многие пророки и мыслители, навсегда оставившие след в человеческой цивилизации. Разве только 1-й век по РХ и рубеж 19-20 веков... Однако, если учесть скорость распространения информации (вернее было бы сказать - медленность ее распространения), «осевое время» все же можно назвать самым поразительным. Для библейской истории этот период был не менее знаменательным, чем для всего человечества в целом. Попробуем вкратце, совсем схематично перечислить лишь самое существенное, что произошло и, конечно, упомянуть тех, кто жил в это необыкновенное время.
Совсем незадолго до этого времени несколько крошечных деревушек латинов, разбросанных на семи холмах в нижнем течении Тибра, соединяются в один, пока еще маленький и слабый, город, которому суждено великое будущее; имя этому городу - Рим. Его полулегендарные цари конца 8-7 вв до РХ - Тарквиний Древний, Сервий Туллий и Тарквиний Гордый превращают Рим в сплоченную нацию, а незадолго до начала 6 века царская власть сменяется rex publica, общественным правлением, которое впоследствии станет образцом и основой едва ли не всей политической культуры человечества. Именно Тарквинии породили тот практический протест против тирании, от которого берет начало наше представление о демократии и социальной справедливости. Политический вывод, который к началу 6-го века сделали римляне: «мы больше не потерпим над собой царей» не скоро удастся реализовать на практике, но слово - сказано, и новый народ пытается воплотить этот принцип в жизнь.
А на Востоке волна за волной набегают друг на друга народы, которые управляются железной рукой царей, ценящих порядок и единообразие. В начале 6-го века вавилоняне под водительством страшного Навуходоносора строят на обломках ассирийской империи свою сверхдержаву. Как и ассирийцы, вавилоняне проводят массовые депортации, разрывая связь народов с их землями и богами. Даже дряхлеющий, но все еще грандиозный Египет, уже тогда казавшийся загадочным всем, кто краем уха слышал о нем, пал жертвой вавилонской экспансии... Рвущиеся к Египту вавилонские армии едва ли даже заметили крошечную Иудею, оказавшуюся у них на пути. Если бы не бунт, который подняли в тылу вавилонян жители Иерусалима, незачем было бы и задерживаться. Но бунт был, и город, по обычаю вавилонян, оказался разрушен вместе с его легендарным Храмом Единого Бога. Да что с того... все равно все должны чтить вавилонского Сина, бога Луны... А под боком у жестоких вавилонских царей уже взрослеют юноши, которым суждено смести их с лица земли: Алиатт и легендарный Крез, покорив почти все греческие колонии, создают в Малой Азии сказочно богатую Лидию, а в соседней Мидии тем временем взбунтовавшиеся против мидийского царя персы создают державу Ахменидов, которая будет владычествовать над востоком до самого Александра Македонского.
И Кир II, царь персов, завоевал весь восток Средиземноморья, в который раз бросив его народы и культуры в плавильный котел новой мировой державы. Отпущенные на свободу из вавилонского плена народы возвращаются каждый на свою землю, чтобы на развалинах вновь создавать жизнь. Только сатрапов ставят персы во главе национальных провинций, да и те нередко происходят из туземцев. Вот как, к примеру, сатрапы Иудеи, где вновь восстанавливается разрушенный иерусалимский Храм. Надо сказать, что этническая административная единица, центром которой был храм национального божества, была типична для империи Ахменидов, и многие народы переживали во второй половине 6-го века нечто подобное восстановлению Храма; уникальность иерусалимской общины заключалась в чем-то совсем другом.
Все можно построить заново - но мир уже не будет прежним, где все стоит на своих местах. И даже фараоны, неприступные божественные фараоны - сначала Априй, а потом Амасис, всеми силами противившиеся персам, вынуждены пожертвовать традиционной египетской замкнутостью и войти в союз с греками, которым ведь тоже надо дать место в истории этого дивного века. Именно греки остановят движение персов на запад, но это дело будущего, пятого века. А пока Спарта собирает Пелопоннесский союз, а ионийские тираны лавируют между единоплеменниками с материка, египтянами и персами, чтобы выжить. А греки с запада бегут на материк, изгоняемые карфагенянами, которым тоже суждено великое будущее... Тем временем в Афинах Солон пытается укрепить нацию и борется против внутреннего насилия; а вслед за ним Писистрат устанавливает в Афинах тиранию - но тирания запомнится главным образом тем, что кто-то неизвестный записал в это время на пергаменте или папирусе гомеровские поэмы... а к концу века Писистратиды изгнаны и Клисфен устанавливает в Афинах демократию... Сколько еще будет соперничества и борьбы, сколько «новых вещей»... И как много личностей, людей, имеющих собственное неповторимое лицо, появляются на смену полубезликим правителям народов!
Но ведь персы двигались не только на запад; на востоке они столкнулись с первыми государствами Индии и здесь, в долине Инда и к северу от него располагались самые дальние восточные сатрапии персидской империи. Здесь и еще дальше на восток, в Китае, тоже возвышаются и растут державы, становятся крупнее царства, углубляется и расцветает культура... И сюда устремляются купцы и послы, и рождаются легенды о богатствах крайнего востока и величии его мудрецов.
По совести сказать, мудрецы-то и составляют главное богатство века и его самую непостижимую тайну. Где взяли они свою мудрость, и почему так схожи вопросы, которыми они задавались, и откуда черпали они такие, в сущности, похожие ответы на них? Быть может, один из тех пророков, о чьих словах мы будем говорить дальше, и дал ответ на эти вопросы, сказав великие и таинственные слова: «Глас вопиющего». Каждый по-своему слышал этот глас, каждый по-своему интерпретировал его, но невозможно отделаться от ощущения, что мысль всех мудрецов этого века, бьющихся над загадкой бытия человека перед лицом Вечности, отражает нечто единое, что роднит их всех друг с другом. Как будто сама Вечность приоткрывает человечеству свою тайну, и по всему лицу земли поднимаются мудрецы - те, кто сумел что-то расслышать... Вот они идут один за другим, гении, стоявшие у истоков культуры.
Вот Семь эллинских мудрецов размышляют о пути, которого следует держаться человеку, и один из них, Питтак, говорит: «что возмущает тебя в ближнем - того не делай сам». А вот божественный Пифагор, объездив восток вплоть до самого Вавилона (если не еще дальше!), говорит о бессмертной душе, обитающей в теле как в доме и переселяющейся в новый дом после смерти; он видит мир как гармоничную структуру, в которой все созвучно, как в числах и музыке, и познание которой может дать душе очищение, катарсис. Вот Гераклит, младший современник Пифагора, говорит о том, что человеческие души уходят из мира в иную, высшую жизнь, и что человеческие законы «питаются единым, божественным» законом, который он обозначает таинственным понятием логоса. Гераклит осуждает жертвоприношения и почитание идолов; за постоянно меняющимся миром он видит Единое, из которого исходит и куда возвращается все. И вот Ксенофан говорит о Едином Боге, «несравнимом со смертными ни по образу, ни по мыслям», который «без усилия властвует над всем своей мыслью». А еще в дни их юности, в первой половине века, Анаксимандр говорит о невоспринимаемом беспредельном , в котором все берет свое начало . А рядом с ними живут и творят Эзоп и Эсхил...
На противоположном краю земли полулегендарный «старик-младенец», великий Лао-Цзы возвещает дао покоя и бесстрастия; он ищет мистического проникновения в сущее на путях «внутреннего делания», «искусства сердца-ума». Поиск совершенства и освобождения от мира ведет его к бессмертию в единении с Дао-Небом... Мистический опыт и аскетическое делание могут, по мнению Лао-Цзы (точнее, конечно, по приписываемому ему трактату «Дао-дэ-цзин») привести жизнь человека в гармонию с небесным Дао, с тем, чем живет мироздание. А где-то неподалеку все в тот же век Конфуций учит этике, отражающей высшую мудрость неба. Дао Конфуция - в человечности и справедливости, мужестве и вежливости, братской любви и достоинстве человека. Здесь тоже мудрый человек своей нравственной жизнью противостоит силам хаоса, в первую очередь - в социальной жизни. Небесный порядок, своего рода ритм дыхания беспредельного, может стать содержанием жизни, если человек «встроится» в этот ритм, попадет с ним в духовный и нравственный резонанс...
А тем временем за Гималаями оформляется ведическая религия и философия; именно 6-м веком до РХ датируются многие ее тексты. Здесь расцветает практика «совершеннейшего жертвоприношения», - приношения сомы, опьяняющего напитка наркотического свойства (по мнению ученых, это было нечто вроде браги, настоянной на мухоморах...). Но не менее эффективны и изобретенные в Индии иные, не-наркотические способы преодоления личностных ограничений, вроде аскетических и дыхательных техник йогов. Впрочем, с точки зрения последующих столетий все это, скорее, фон грандиозной личности одного из самых поразительных людей этого столетия, принца Сиддхартхи Гаутамы. Учение Гаутамы Будды слишком значительно, чтобы оценивать его или пытаться изложить вкратце. Провозглашенные Буддой Благородные истины весьма радикальны в контексте его времени: всякое существование принципиально является страданием, но есть путь, ведущий к его прекращению и есть состояние, в котором страдания нет. На первый взгляд это мало похоже на то, о чем думают современники Будды, да и само буддийское спасение, своего рода внеличностное бытие — вовсе не то, чего стремятся достичь мыслители Греции, Ближнего Востока или Китая. Но восьмеричный путь, который по учению Будды ведет к нирване, пролегает там же, где ищут смысл и жизнь его современники: благое видение и благая решимость, благая речь и правильное поведение, отказ от насилия и благой образ жизни... Будда не связывает присущее бытию страдание с грехопадением, с повреждением человеческой природы, но если охарактеризовать восьмеричный путь привычным библейским языком, то следует говорить именно о прекращении греха. Как и другие его современники, Будда полагает заключительные этапы пути к нирване в области мистического созерцания беспредельного (впрочем, это в данном случае сторонний термин). Так или иначе, именно Вечное и беспредельное — цель, стремиться к которой Будда призывает своих учеников и последователей; Вечное, приблизиться к которому возможно лишь освобождаясь от греха.
И среди этих гигантов духа живет маленький народ, которому доверено самое главное откровение эпохи: Единое и беспредельное греков, Небесное Дао китайцев, Атман упанишад и «освобождение» Будды - Личность, с Кем возможны отношения от сердца к сердцу. Не «Оно», таинственное и непостижимое, а «Ты», Кто сотворил с нами великое и чудное, славное и ужасное... И этому народу хорошо знакомо правило «не делай другому того, чего не хочешь себе»; за отказ от его исполнения и постигла этот народ вавилонская катастрофа - по крайней мере, именно так объясняли ее пророки первой половины века.
История народа Завета в середине 1-го тысячелетия до РХ полна драматическими событиями, далеко не все из которых зафиксированы в библейских текстах. Политика переплетается в них с верой и религией столь тесно, что порой невозможно отличить одно от другого… В конце 8-го века (точнее, в 722 году) ассирийцы захватили Северное царство и его столицу, Самарию, и самостоятельное существование израильтян на Севере прекратилось. Немногие сумели бежать на юг, в Иерусалим, но они принесли с собой бесценные документы: записи идущего от Моисея предания, которому со временем предстояло войти в текст Библии.
В течение почти целого столетия после падения Самарии цари Иудеи с трудом сохраняли свое государство. В сущности, будучи попеременно вассалами то Египта, то Ассирии, они временами вступали в союзы с такими же малыми государствами и восставали против окружавших их великих держав - Палестина была своего рода буферной зоной, и те, кто не владел ею в данный момент, были заинтересованы в том, чтобы поддерживать мятежи ее правителей. В угоду политической необходимости (а может быть, и без такой причины), иудейские правители не придавали слишком большого значения религиозной, культурной и национальной идентичности своего народа; все время существовала опасность, что поддерживаемое правителями язычество возобладает над верой в Единого Бога, и она будет забыта. Правители, как им это свойственно во все века, считали религию страны своего рода идеологическим обеспечением, и если приходилось чтить чужих богов — что ж, ничего не попишешь… А вслед за правителями и весь народ склонялся ко все большему синкретизму. Насколько можно судить, среди тех, кто оставался верен Единому Богу, были пророки, мужественно обличавшие измену единобожию - но, как свидетельствует пророк Иеремия, «пророков ваших поядал меч ваш, как истребляющий лев» (Иер. 2:30).
Лишь в конце 7-го века до РХ что-то начинает меняться. Во время ремонта в Иерусалимском Храме был обнаружен некий текст, в котором были собраны заповеди Моисеева Завета… Трудно быть уверенным, насколько случайно священники «нашли» его; 4 Цар. 22 сообщает только о том, что по царскому повелению был ремонт, и первосвященник Хилкия вручил книгу Закона (а это было Второзаконие) царскому писцу. Царь Иосия (640-609) пришел в ужас от того, насколько реальная жизнь страны не соответствует Закону Господню; это и послужило, по логике библейского повествования, побудительным мотивом т.наз. религиозной реформы царя Иосии. Но эта реформа, сколь бы ни была она благодетельна, не отвратила бедствий, о которых все яснее говорили пророки времен Иосии, в первую очередь - Иеремия.
Написанная после Плена 4 Цар сообщает далее: «так говорит Господь: наведу зло на место сие и на жителей его, - все слова книги, которую читал царь Иудейский. За то, что оставили Меня, и кадят другим богам, чтобы раздражать Меня всеми делами рук своих, воспылал гнев Мой на место сие, и не погаснет. А царю Иудейскому, пославшему вас вопросить Господа, скажите: так говорит Господь Бог Израилев, о словах, которые ты слышал: так как смягчилось сердце твое, и ты смирился пред Господом, услышав то, что Я изрек на место сие и на жителей его, что они будут предметом ужаса и проклятия, и ты разодрал одежды свои, и плакал предо Мною, то и Я услышал тебя, говорит Господь. За это, вот, Я приложу тебя к отцам твоим, и ты положен будешь в гробницу твою в мире, и не увидят глаза твои всего того бедствия, которое Я наведу на место сие». Этому проровеству не суждено было исполнииться: царь Иосия нелепо погиб в битве при Мегиддо в 609 году, когда он с малым войском пытался противостать проходившим через Палестину войскам фараона Нехао II, и эта катастрофа навсегда сделала Мегиддо (Армагеддон) символом неравной битвы со злом...
Традиция, зафиксированная в 4 Цар., объясняет гибель Иерусалима и плен изменой Единому Богу, в которой были повинны предпленные поколения. Эта идея, ясная и последовательная, не может не вызывать целый ряд вопросов, которые и были поставлены в израильской мысли, главным образом - во время и после плена. Во-первых, измена имела место во дни царя Манассии (в наиболее яркой форме), - а в плен пошли совсем другие люди! Справедливо ли это? Если рассматривать народ как единое целое, как коллектив лишенных индивидуальности людей, то, может быть, и справедливо. Но пророки и мыслители эпохи плена и возвращения восстают против подобного подхода: каждый человек уникален и, хотя бы до некоторой степени, самостоятелен перед Богом. «Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина!», с горечью восклицает пророк Иезекииль. Во-вторых, что проку в наказании, которое падает на голову грешника, коль скоро он уже ничего не может изменить, потому что гибнет? Если бы ему была дана вторая попытка , когда наученный горьким опытом, он мог бы прожить праведно - но жизнь дается человеку один раз. Об этом уже после плена, в конце 5-го века до РХ, мучительно размышляет безымянный гений - автор книги Иова. И он же задается вопросом о том, могли ли израильтяне жить по-другому. Незнание закона, конечно, не освобождает от ответственности - но работает ли этот принцип в отношениях Бога с людьми? И справедлив ли этот принцип по высшему, гамбургскому счету? И могут ли люди своей, человеческой мудростью (еще одно ключевое понятие послепленной мысли) найти путь правды? Наконец, в-третьих, катастрофа носит массовый характер, и вавилонский меч не разбирает правого и виноватого… Однако, «не может быть, чтобы Ты поступил так, чтобы Ты погубил праведного с нечестивым, чтобы то же было с праведником, что с нечестивым; не может быть от Тебя! Судия всей земли поступит ли неправосудно?», вопрошает Господа Авраам в идущем от Моисея предании, обретшем окончательную форму также в описываемое время. Тем более, что на практике благоденствуют люди, которых трудно назвать праведными, а подлинный праведник часто жестоко страдает. Об этом еще перед пленом думал пророк Аввакум, об этом же думают Иезекииль, Исайя Вавилонский и автор книги Иова.
В середине и второй половине 6-го века до РХ в Вавилоне, а затем, вероятно, в Иерусалиме, жил и действовал неизвестный по имени пророк; быть может, он принадлежал к целому пророческому движению, наследовавшему традиции Исайи Иерусалимского. Вскоре после того, как его пророчества были записаны, их стали объединять с книгой Исайи Иерусалимского в единый свиток; в результате слова обоих пророков оказались объединены под общим заглавием «книга пророка Исайи». Под этим названием книга, как единое целое, включая и речения безымянного вавилонского провидца, вошла в состав Священного Писания.
Объединение текстов Исайи Иерусалимского и вавилонского пророка в единую книгу может объясняться, впрочем, и не принадлежностью последнего к школе Исайи. Книга Исайи Иерусалимского завершается пророчеством о грядущем вавилонском плене; книга вавилонского пророка посвящена освобождению народа из плена. Нельзя исключить, что древние редакторы объединили эти тексты по тематическим, а не по генеалогическим соображениям. Наконец, правдоподобным выглядит и предположение, что направленные против Вавилона высказывания пророка могли быть для него небезопасными; этим может объясняться анонимность его текстов. Так или иначе, это не меняет нашего отношения к книге пророка Исайи как к целостному боговдохновенному тексту, одному из центральных в Священном Писании Ветхого завета.
Для различения двух частей книги и их авторов принято именовать автора второй половины книги Исайей Вавилонским или Второисайей (нельзя исключить, что вавилонский пророк мог и в самом деле быть тезкой Исайи Иерусалимского). Исследователи Библии выделяют, кроме того, последние главы Ис и предполагают существование еще одного, третьего автора, именуемого ими Тритоисайей. Вполне возможно, что у этой гипотезы есть реальные основания; тем не менее, для чтения и понимания книги гораздо важнее различить авторов и время написания первой и второй половин. Различие двух авторов второй части (Второисайи и Тритоисайи) отчасти сглаживается сходством контекста их служения.
Религиозно-историческим фоном проповеди Второисайи послужили масштабные события, связанные с крушением Вавилонской державы под ударами персов. Царство Набопаласара и его потомков, раздираемое внутренними противоречиями, оказалось неспособно противостоять персидскому завоеванию. Около 556 г. до РХ, при Набониде, в Вавилонии была сделана попытка ввести обязательный для всех, включая и переселенцев, культ лунного бога. Отказ от участия в этом культе расценивался, в лучшем случае, как проявление нелояльности, а то и как государственная измена. Иудеи, для которых поклонение чужому богу было равносильно отказу от своей веры и, одновременно, от своей национально-религиозной идентичности, подверглись при Набониде наиболее серьезным преследованиям. Впрочем, религиозная политика Набонида была направлена не столько против иудеев, сколько против вавилонского жречества. Так или иначе, от этой политики разительно отличалась относительная религиозная и этническая терпимость персов, сулившая перемену участи народов, выселенных вавилонянами из их родных пределов. Поэтому когда около 550 г. до РХ персидский царь Кир начал свои завоевания, переселенцы (а к ним относились не только иудеи, но и многие другие ближневосточные народы) восприняли войско Кира как освободителей, и это ускорило распад Вавилонского царства.
Духовная жизнь иудеев эпохи Плена, сосредоточенная преимущественно в Вавилонии, складывалась вокруг двух главных ориентиров. С одной стороны, согласно проповеди пророков конца 7-го - начала 6-го вв, необходимо было принять Плен как заслуженный результат допленной иудейской истории; страдания лишенных родины переселенцев рассматривались как своеобразная очистительная жертва. Принять Плен как волю Всемогущего, очистить жизнь и неукоснительно следовать Закону (насколько это возможно) - вот что должно было стать плодами покаяния, принести которые призывала иудеев родившаяся в условиях Плена синагога. С другой стороны, все большее значение приобретала надежда на непреложность обетований Божьих, надежда на избавление из Плена. Горький хлеб изгнания и слезы угнетенных, лишенных в Вавилоне почти всех гражданских прав, укрепляли чаяние утешения от Бога.
Таков духовный контекст конца эпохи Плена, когда прозвучали первые проповеди Второисайи. Служение пророка продолжалось, вероятно, не один год; заключительные главы, скорее всего, были записаны уже после возвращения, в Иерусалиме - и, быть может, третьим Исайей.
nämlich den Zimmerleuten und Bauleuten und Maurern und denen, die da Holz und gehauene Steine kaufen sollen, das Haus zu bessern;
doch daß man keine Rechnung von ihnen nehme von dem Geld, das unter ihre Hand getan wird, sondern daß sie auf Glauben handeln.
Und der Hohepriester Hilkia sprach zu dem Schreiber Saphan: Ich habe das Gesetzbuch gefunden im Hause des HERRN. Und Hilkia gab das Buch Saphan, daß er"s läse.
Und Saphan, der Schreiber kam zum König und gab ihm Bericht und sprach: Deine Knechte haben das Geld ausgeschüttet, das im Hause gefunden ist und haben"s den Werkmeistern gegeben, die bestellt sind am Hause des HERRN.
Auch sagte Saphan, der Schreiber, dem König und sprach: Hilkia, der Priester, gab mir ein Buch. Und Saphan las es vor dem König.
Da aber der König hörte die Worte im Gesetzbuch, zerriß er seine Kleider.
Und der König gebot Hilkia, dem Priester, und Ahikam, dem Sohn Saphans, und Achbor, dem Sohn Michajas, und Saphan, dem Schreiber, und Asaja dem Knecht des Königs, und sprach:
Gehet hin und fraget den HERRN für mich, für dies Volk und für ganz Juda um die Worte dieses Buches, das gefunden ist; denn es ist ein großer Grimm des HERRN, der über uns entbrannt ist, darum daß unsre Väter nicht gehorcht haben den Worten dieses Buches, daß sie täten alles, was darin geschrieben ist.
Da gingen hin Hilkia, der Priester, Ahikam, Achbor, Saphan und Asaja zu der Prophetin Hulda, dem Weibe Sallums, des Sohnes Thikwas, des Sohnes Harhas, des Hüters der Kleider, und sie wohnte zu Jerusalem im andern Teil; und sie redeten mit ihr.
Sie aber sprach zu ihnen: So spricht der HERR, der Gott Israels: Saget dem Mann, der euch zu mir gesandt hat:
So spricht der HERR: Siehe, ich will Unglück über diese Stätte und ihre Einwohner bringen, alle Worte des Gesetzes, die der König Juda"s hat lassen lesen.
Darum, daß sie mich verlassen und andern Göttern geräuchert haben, mich zu erzürnen mit allen Werken ihrer Hände, darum wird mein Grimm sich wider diese Stätte entzünden und nicht ausgelöscht werden.
Aber dem König Juda"s, der euch gesandt hat, den HERRN zu fragen, sollt ihr sagen: So spricht der HERR, der Gott Israels:
Darum daß dein Herz erweicht ist über den Worten, die du gehört hast, und hast dich gedemütigt vor dem HERRN, da du hörtest, was ich geredet habe wider diese Stätte und ihre Einwohner, daß sie sollen eine Verwüstung und ein Fluch sein, und hast deine Kleider zerrissen und hast geweint vor mir, so habe ich"s auch erhört, spricht der HERR.
Darum will ich dich zu deinen Vätern sammeln, daß du mit Frieden in dein Grab versammelt werdest und deine Augen nicht sehen all das Unglück, das ich über diese Stätte bringen will. Und sie sagten es dem König wieder.
Неверующие родственники: воцерковить или оставить в покое (+видео)
«Каждый отвечает за себя. А еще мы отвечаем за то, чтобы из-за нас имя Божие не хулилось у язычников, как выразился в одном письме апостол Павел. И это, может быть, самая серьезная проблема для современных христиан, в том числе и православных. Мы таковы, что маловероятно, чтобы людям стало легче обратиться, глядя на нас. Как-то я прочитал в интернете: «Я не против христианского Бога, но Его фан-клуб меня определенно раздражает». Встреча с иереем Антонием Лакиревым из серии «Основы христианского учения» прошла в Добровольческом движении «Даниловцы».
СПРАВКА
Священник Антоний Лакирев родился в 1963 году. Окончил биологический факультет МГУ, Смоленскую духовную семинарию. Работал в Академии наук СССР. С 1990 года преподает в школах г. Москвы. Служит в Тихвинском храме подмосковного города Троицка. Известный лектор, много лет читает курсы по Ветхому и Новому Завету.
Пространство Царства Божьего
Сегодня мы поговорим об отношениях с неверующими людьми, в том числе с неверующими родственниками. Я понимаю, почему меня не попросили поговорить об отношениях с филателистами, скажем. Это не так актуально.
Хотя все-таки, прежде чем говорить о конкретных вопросах, мне хотелось бы оговорить несколько базовых вопросов об отношениях людей друг с другом вообще и христиан с людьми в частности. О том, как вообще могут быть устроены человеческие отношения, в чем их смысл. Потому что прежде чем задавать себе вопрос о «неправильных» родственниках, которые почему-то вдруг не хотят верить, надо сначала все-таки понять, в чем содержание и смысл наших взаимоотношений с Богом.
Мне кажется, что принципиально важными здесь являются слова Господа Иисуса, Который говорит: «Я посреди вас». «Там, где двое или трое вместе во имя Мое, там Я посреди них». Господь говорит, что Царство находится где-то внутри нас, между нами.
Это на самом деле ведь фундаментальная вещь, потому что и современники Господа Иисуса, и люди в позднейшие времена, и до сих пор чаще всего под пространством Царства Божьего подразумевают нечто, таковым не являющееся. Пространство за пределами стратосферы, например. Мол, оно где-то там, где космонавты и астероиды. Нет, это совершенно не там. Пытались современники Иисуса искать пространство Царства Небесного в каких-то политических феноменах. Тоже очевидно, что не там искали.
На самом деле пространством Царства являются именно человеческие взаимоотношения.
Когда Господь пытается привлечь своих слушателей к этому факту, ответить на вопрос, что такое Царство, где оно и как туда войти – Он все время говорит, в тех или иных словах: любите друг друга.
Он говорит о том, как относиться друг к другу, чтобы в этих отношениях было присутствие Царства Бога, чтобы они становились проявлением Царства Бога. Мне кажется, это фундаментальная вещь. Понимаете, наши взаимоотношения друг с другом могут быть пространством Царства Божьего.
Это, к сожалению, не означает, что всегда так оно и есть. На самом деле, во-первых, мы очень часто просто не входим в личностные взаимоотношения. Как толпа в метро: мы рядом друг с другом, толкаемся, и даже довольно ощутимо порой, но никакой встречи при этом не происходит. Христос говорит именно о том, что происходит, когда люди встречаются друг с другом сердцами, лицом к лицу, когда возникает что-то общее между ними. И я бы сказал, что в целом христианская точка зрения сводится к тому, что то общее, что между нами действительно возникает, то пространство, где мы оказываемся открытыми друг другу, всегда характеризуется присутствием Бога, присутствием Иисуса Христа.
Фокус, который с Богом не проходит
Вспомните, например, притчу Господа Иисуса о Страшном суде, из 25-й главы Евангелия от Матфея – она ведь совершенно не о Страшном суде. Она о том, что, когда мы друг с другом взаимодействуем, что-то делаем друг для друга не ради каких-то абстракций, а просто потому, что мы люди – это всегда поступок, совершенный по отношению к Богу. Понимаете, в любых наших взаимоотношениях с другим человеком всегда рядом с нами загадочным образом присутствует Бог.
И вектор, исходящий из нашего сердца, направлен всегда и на человека, и на Бога. Это часто бывает ужасно неудобно, потому что нам ведь очень хочется угождать Богу, а к людям относиться по-другому.
Это, в общем, общечеловеческая особенность. Но с Господом такой фокус не проходит. Любые взаимоотношения, любая встреча с другим человеком одновременно – встреча с Богом.
И вот мы задумываемся о своих взаимоотношениях с близкими – верующими ли, неверующими, – о тех отношениях, которые нас ранят или которые нами ощущаются как зона ответственности. И здесь важно помнить, что всегда есть универсальные признаки, которые характеризуют Царство Бога. Если хотите, это законы Царства. Собственно, Господь и предлагает нам в этом мире, несмотря на все его несовершенство, жить по законам Царства. И один их этих законов говорит о том, что людей надо беречь, например.
Да, люди – великая ценность, их надо беречь. При том, что все мы несовершенны, каждый – в свою меру. Но, тем не менее, с христианской точки зрения фундаментальным определяющим является то, что Иисус умер за всех нас, за всех людей. Бог свою любовь к нам явил в том, что Христос умер за нас, грешных. Это, вне всякого сомнения, относится к каждому, и это следует относить к себе, и это большая радость.
Ведь если бы Он ждал, когда мы перестанем быть грешниками, то мы бы уже давно сковородки лизали. Но Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками.
Ровно так же это относится и ко всем остальным, к тем людям, с которыми нам бывает очень-очень трудно. Апостол Павел, кстати, пишет в одном месте: понятно, что в каждой человеческой личности и в каждой человеческой жизни есть и то, что достойно Бога и Царства, и то, что Его недостойно. По словам Павла, все это подвергается испытанию огнем – все недостойное сгорает и исчезает. И наша задача, и наша ответственность – прийти к этому моменту такими, чтобы из этого огромного деревянного строения, построенного без единого гвоздя, хоть один гвоздь все-таки остался и не сгорел. И, может, этим гвоздем станут те две минуты, которые мы когда-то бескорыстно уделили ближнему. Вот это то, что останется…
Бог ценит нашу свободу
Господь умирает за нас и отдает нам Свою жизнь не потому, что мы это заслужили (мы ведь этого совершенно не заслужили), а потому, что Его сердце таково. Бог умирает за каждого. И, собственно, наше отношение друг к другу определяется, должно бы определяться именно этим фактом. Это бывает очень непросто, это сугубый вопрос веры. Ведь глядя на человека, в том числе на себя, нам трудно поверить, что это недалеко ушедшее от обезьяны существо может быть так любимо Богом. Но это, тем не менее, так.
И это причина для существенной радости и благодарения Богу. И эта благодарность за жизнь, которую Он дал нам всем, за то, что мы можем проживать ее вместе, – это ведь очень целительная во взаимоотношениях вещь. В том числе и с неверующими родственниками. Так что если коротко отвечать на вопрос, как быть с такими родственниками, – благодарить за них Бога, и, в конце концов, все станет на свои места.
Еще один чрезвычайно важный закон Царства Божьего заключается в том, что Бог никогда не покушается на свободу человека, и это для нас тоже очень неудобно.
Мы все-таки созданы из стайных животных, вот ничего тут не поделать. Все приматы, все гоминиды, все наши предки – животные стайные. И если кто-то уклоняется от общей первомайской демонстрации, то это у нас вызывает, как правило, негативную реакцию.
Но Бог уважает нашу свободу. Никто из нас на Его месте не стал бы этого делать.
Представляете, миллиарды людей, которые не хотят в Него верить, не хотят Его видеть, не хотят по Его правде жить – а если Он им зачем-то и нужен, то только чтобы наколдовать так, чтобы коммунальные платежи поменьше стали… То есть дары, бонусы какие-то мы иметь хотим, а верить не хотим. Понятно, что любой человек на месте Бога (этим мы от Него и отличаемся), скорее всего, железной рукой постарался бы всех нагнуть и построить. И человеческая история знает, наверное, тысячи, миллионы попыток именно так и сделать, когда мы пытаемся организовать нечто массовое.
Но фундаментальное отличие Нового Завета в том, что он заключается не с массами. Я, возможно, сейчас крамольную вещь скажу, но тем не менее – невозможно крестить страну. Можно ее обратить в какой-нибудь шаманизм (другое дело, что это довольно глупо), но крестить – нельзя. Новый Завет заключается с каждым человеком по отдельности. Именно потому, что Бог бесконечно ценит нашу свободу. И нам нужно учиться именно так относиться к свободе другого человека.
«Кто примет – тот примет, кто не примет – тот не примет»
Это, конечно, очень осложняет отношения с неверующими. Да, хочется, чтобы все с тобой согласились. Веры-то мало, доверия Христу недостаточно, мы же все слабенькие, правда? И поэтому хочется, чтобы тебя одобрили, чтобы сказали, что, мол, да, правильные твои взгляды. Тоталитарные идеологии, собственно, так и рождаются – из воззрений неуверенных в себе подростков. Но, во-первых, это не путь веры. А во-вторых, есть здесь какая-то глубокая неправда.
Ведь свобода – очень важная вещь, без которой, видимо, мы не были бы тем, чем Бог нас задумал. И, конечно, самое главное во всем – любовь.
Новый Завет предлагает тем, кто в него вступает, относиться друг к другу, как Господь говорит, «так, как Я возлюбил вас». Господь любит ведь нас совершенно бескорыстно. Какая Ему с нас корысть? Что можно от нас получить? В конце концов, все принадлежит Богу, и когда мы приносим ему свои дары, мы честно говорим: «Твоих Тебе приносим». Потому что это все Тебе принадлежит, и мы тоже Твои. Но, тем не менее, почему-то мы Богу интересны. Почему-то воля Его такова, чтобы мы были свободными существами.
Свобода, помимо всего прочего, подразумевает и обязательность сомнений. Не возможность сомнений, но обязательность. Поскольку веры и любви без свободы не бывает, значит, ни того, ни другого не бывает без сомнений. И это тоже фундаментальная вещь. И поэтому люди, которые не верят так, как мы, – благословение для нас. Именно они дают нам возможность углубить свои взаимоотношения с Иисусом, во-первых. Во-вторых, возможность ясно понять, что по-настоящему важно, а что, в конечном итоге, второстепенно.
Еще один важный момент заключается в том, что Господь отправляет Своих учеников в этот мир, говоря: «Будьте Моими свидетелями». Обратите внимание на то, что в Новом Завете нет слова «миссионерство». Господь говорит: «Идите по всему миру, будьте Мне свидетелями, научите все народы». «Кто примет – тот примет, кто не примет – тот не примет», – говорит Он Своим ученикам.
Значит, это спасение их – тех, к кому вы придете, и это их выбор. А мы, как правило, не дослушиваем до середины фразы Господа Иисуса и бежим уже выполнять. А вторая половина оказывается, на самом деле, чрезвычайно важной. Потому что ведь Он не говорит: добейтесь того, чтобы они, во вретище и пепле, посыпая голову противогололедными реагентами, раскаиваясь, бежали за вами и прочее. Он говорит: «Кто примет – тот примет, кто не примет – тот не примет». «Но ваша задача, – говорит Он своим ученикам, – идти свидетельствовать».
Где нет любви – быть ею
Я читал рассказ одного американского протестанта, который не то в Лос-Анджелесе, не то в Сан-Франциско на перекрестке какого-то рокера на мотоцикле остановил, зажал переднее колесо коленями, схватил его за косуху кожаную, и пока тот не покаялся, не отпустил – все проповедовал ему, проповедовал.
Пока ты не переполнишься до краев, ты не сможешь ни о чем никому свидетельствовать. И прежде, чем мы сможем говорить с людьми о вещах сущностных, имеющих отношение к глубине жизни, об отношениях с Богом, отношениях людей друг с другом – надо пройти вместе довольно долгий путь.
Иногда это получается у великих поэтов. Ну, на то они и великие. Великий поэт или писатель может сказать так, чтобы сердце человека, по слову Божиему, «повернулось во Мне сердце Мое от жалости к тебе, народ Мой». Кто из нас может написать, скажем, сцену из «Войны и мира», где графиня узнает о смерти сына, Пети? Там ведь всего один абзац – а читатель действительно прикасается ко глубине жизни.
Но наша задача в другом, наша задача – самим войти в такие реальные жизненные взаимоотношения, чтобы был возможен диалог, который открывает наши сердца Богу.
И в этом смысле, конечно, первоначальным препятствием всегда является высокомерие и самодовольство верующих, хотя оно, конечно, далеко не всем свойственно. Нам свойственна тенденция жить поверхностно, общаться, думать, судить друг о друге поверхностно.
«Нет, я не хочу хвалить любовь мою, я никому ее не продаю»
И вот когда мы говорим о свидетельстве вообще или, тем более, близким нам людям неверующим, у нас есть две модели. Одна, на мой взгляд, малоподходящая, другая, может быть, чуть более подходящая.
Можно прийти домой и сказать: «Я тут прочитал книжку о теории эволюции Жана Батиста Ламарка», например. Или про квантовую физику, не суть. И пытаться убедить близких в том, что Ламарк или Гейзенберг прав. И совершенно иначе все происходит, когда ты приводишь домой знакомиться любимую девушку. Тут в принципе другая задача. Тебе не нужно, чтобы все твои родные и близкие согласились, что эта девушка лучше всех на свете. Они ж тогда сами на ней женятся. «Нет, я не хочу хвалить любовь мою, я никому ее не продаю», – сказал Шекспир.
Значит, вера-то, на самом деле, не столько наши абстрактные представления о том, как устроен невидимый мир, а взаимоотношения с тем, кто из этого невидимого мира к нам сюда пришел, стал видимым и кого мы полюбили.
Поэтому – да, конечно, наша жизнь определяется нашими взаимоотношениями с Господом Иисусом. По крайней мере, может определяться. Но не уверен, правильно ли убеждать других в том, что Иисус прекрасен.
Правильность теории или любимая девушка? Выбор, мне кажется, в этом пространстве лежит.
Модель, наверное, хромает, но с ее помощью можно, мне кажется, понять проблемы, которые обычно возникают у людей, причем не только у православных христиан, во взаимоотношениях с окружающими – с родственниками, друзьями, верующими или неверующими. На самом деле загадка состоит в том, что, с одной стороны, мы призваны быть свидетелями, а с другой стороны, наши взаимоотношения с Богом в Иисусе Христе – такая сокровенная тайна сердца, рассказывать о которой не целомудренно. И мы все время находимся между этими двумя перпендикулярными векторами: с одной стороны, ты не можешь не свидетельствовать, а с другой стороны, далеко не всегда можно и далеко не всегда нужно открывать сразу глубину своего сердца.
Каждый отвечает за себя
Перейду, пожалуй, к более конкретным вопросам. Первый из них: ответственны ли христиане перед Богом за то, чтобы их родственники пришли к Богу? Нет. Каждый человек за себя перед Богом отвечает сам.
Почему, собственно, предполагается, что мы ответственны перед Богом за то, чтобы наши родные пришли к Богу? Бог их и так любит. Богу они и так важны, и Он за них умер. Но мы ответственны за то, чтобы в их жизни было хоть немножко бескорыстной любви, той бескорыстной любви, какой любит нас Отец Небесный. Очень часто в человеческой жизни этого просто нет. И у христианина есть шанс попытаться эту любовь в жизнь внести какими-то своими действиями.
Итак, каждый отвечает за себя. А еще мы отвечаем за то, чтобы из-за нас имя Божие не хулилось у язычников, как выразился в одном письме апостол Павел. И это, может быть, самая серьезная проблема для современных христиан, в том числе и православных. Мы таковы, что маловероятно, чтобы людям стало легче обратиться, глядя на нас. Как-то я прочитал в интернете: «Я не против христианского Бога, но Его фан-клуб меня определенно раздражает».
Да, конечно. И поэтому наша ответственность – не быть препятствием, безусловно. Наша ответственность – жить вместе, разделять с близкими жизнь, пытаться внести в нее что-то осмысленное, содержательное и прекрасное. Но эта ответственность за себя, в первую очередь, и за тех людей, которых мы любим, возникает, потому что мы их любим, а не потому, что там нам зачет поставят. Как это говорится? Приведи десять друзей – и получи скидку на вход в Царство Небесное? Нет, ты не получишь этой скидки. А может быть, даже и наоборот. Потому что однажды Господь сказал фарисеям: «Вы обходите море и землю, чтобы обратить хотя бы одного, и делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас».
Нужно ли проповедовать неверующим родственникам? Во-первых, «не бывает пророк без чести, разве кроме как в отечестве своем и в доме своем», – говорит Господь. И Его собственные братья совсем не автоматически и не сразу стали Его учениками, друзьями и т. д. Мне кажется, что основная ценность христианина заключается в том, чтобы живущим рядом с ним людям было легче рядом с ним, чтобы света человеческого рядом с ним было больше. Как Христос говорит об Иоанне Крестителе, помните? «Он был светильник, горящий и светящий; а вы хотели малое время порадоваться при свете его» (Ин. 5:35).
Мир человеческих взаимоотношений устроен так, что если в них есть свет, бескорыстная общность друг с другом, если один человек важен для другого – то важного в его жизни не пропускаешь. И это само по себе вносит Божье присутствие. Если мы научились радоваться друг другу и любить друг друга – это уже зерно настоящей жизни, которое невозможно вытравить, если только ты сам от него не откажешься.
Поэтому, на мой взгляд, наша ответственность за неверующих состоит в том, чтобы их любить. И это означает, что мы не должны заставлять их становиться такими же, как мы.
Конечно, радоваться человеку не такому, как ты сам – это уже высший пилотаж. Но мы благодарим Бога за этих людей, потому что Он их сотворил, и в них есть что-то по-настоящему прекрасное, даже если этого совершенно не видно.
Благодарность, на самом деле, – прием, позволяющий исцелить отношения. Ты заставляешь себя в разгар конфликта сказать: «Благодарю Тебя, Господи, что есть этот человек в моей жизни», – и он постепенно начинает меняться. И важно успеть это сделать, пока мы живы.
Родители
Отдельная тема – отношения с неверующими родителями. Во-первых, отношения с неверующими родителями надо рассматривать в перспективе десятков лет. В физике есть такое понятие – «характерное время». Это время, за которое физическая величина существенно изменяется, когда изменения становятся заметными. Так вот, характерное время в данном вопросе – примерно тридцать лет. Кто из нас выждал тридцать лет, чтобы понять, удались или не удались взаимоотношения с неверующими родителями? Это одно.
Второе и самое главное – заповедь, которую никто не отменял: почитай отца твоего и мать твою, и не потому, что они правы в своих взглядах, не потому, что они восхищаются тобой и соглашаются с тобой. Это безусловная заповедь. Понятно, что отношения с неверующими родителями осложняются множеством факторов – и их тревогой за то, что ребенок неправильно выстраивает свою жизнь, хотя давно уже он вырос, и тем, что оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей.
Все это очень распространено, потому что у нас слишком долго остаются подростковые, инфантильные взаимоотношения с родителями. Важно, что они все равно остаются родителями, даже если неверующие. Тоже технический прием христианской молитвы, когда ты долго-долго пытаешься вытребовать у Бога что-то, что тебе кажется важным и нужным. Прямо вот пристаешь к Нему с ножом к горлу. Но ничего не изменится, пока ты не согласишься, чтобы ничего не вышло, пока не скажешь: «Ладно, нет – и нет. Пусть они остаются неверующими, все равно они мои родители, я их буду любить такими, какие они есть». Только тогда что-то может поменяться.
Дети
То же самое касается и детей. Пока ты не разрешишь другому человеку быть другим, пока ты не согласишься на то, что у него может быть свой путь к Богу и, может быть, ошибочный, пока ты не спросишь Бога: «Как мне жить, чтобы быть свидетелем Твоей радости, Твоей правды и Твоей чистоты?», пока ты будешь ребенку голову морочить и разговоры разговаривать, не вникая в суть и не прикасаясь сердцем к сердцу – ничего не будет. Будут только конфликты, отчуждение и неприятие.
Несколько другой вопрос, ставший актуальным в последнюю четверть века – отношения с неверующими детьми.
Выросло уже целое поколение, уже начинает подрастать второе поколение детей, которых в нежном детстве водили в церковь и причащали, буквально скрутив руки за спино й.
А потом они выросли и повернулись спиной, и их нет, они ушли. У них отношение к Церкви примерно такое, как у меня – к пионерским лагерям. Я в пионерских лагерях был раз двадцать и ненавижу их всеми фибрами души. Поэтому я хорошо понимаю людей, которым сейчас лет 18-25.
Отношения с детьми вообще, и с неверующими детьми в первую очередь, отравляются, главным образом, враньем. Враньем и нашей, взрослых, пропагандой. Мы пропагандируем детям некие прекрасные истины, но при этом сами мы по этим декларируемым истинам не живем. Не живем!
Поэтому говорить детям можно что угодно, но жить они будут не по тому, что они слышат, а по тому, что они видят в родителях. Отношения с неверующими детьми у верующих родителей могут быть прекрасными, если они уважают свободу друг друга. То, что они неверующие, ничего не меняет. Это не дает нам права относиться к ним хуже или менее внимательно.
Еще обратите внимание – ведь Бог любит нас «на вырост». Понятно, что мы сегодня недостойны, вчера были недостойны и завтра тоже будем недостойны. Но Бог видит не только то, чем мы были вчера и являемся сегодня, но и завтрашний день. И видит в людях то, что по-настоящему ценно, дорожит этим. И Господь, мне кажется, не смущается тем, что сегодня вот этот вот человек в Него не верит. Главное, чтобы считал свет светом, считал любовь ценностью. Вот этим мы можем друг с другом делиться. И тогда, в конечном итоге, жизнь этого человека не пропадет даром. И если Бог долготерпит о нас всех, то почему бы и нам тоже не потерпеть?
Страх за посмертную участь
Теперь несколько вопросов о посмертной участи. Что делать со страхом за посмертную участь своих неверующих родных? Друзья мои, не бойтесь. Не бойтесь. Мы мучаем себя: а как будет Христос судить этого человека и примет его или нет… Друзья мои, это крайне самонадеянно – пытаться предугадать, как вообще Христос нас видит, и измерять глубину Божьего милосердия. В III-IV веке, когда шли дискуссии по поводу апокатастасиса, в конечном итоге наиболее здравой точкой зрения была именно такая: нет смысла пытаться понять, кого как будут судить, к кому с какой долей милосердия Бог отнесется.
Поэтому не нужно бояться. Господь никого не отвергает, если человек сам Его не отвергает. Мы привыкаем в жизни своей все время прятаться за какую-то броню и делать ее все толще и толще, отгораживаясь от мира. Но на том свете уже невозможно эту броню сбросить. Царство Божие начинается сегодня. И если ты хотя бы своими поступками, хотя бы своей любовью бескорыстной и безусловной это Царство в человеческую жизнь пытаешься внести, оно оттуда не денется уже никуда, и все, что касается посмертной участи, можно предоставить Богу.
Когда люди уже умерли, нам нужно просто отдать их Ему, поручить и доверить Богу. Доверить, согласиться с тем, что теперь их судьба в Его руках.
И еще один очень важный момент. Царство Небесное так устроено, что, если ты туда попал и вдруг говоришь: «А где мой кузен Вася? Мне очень плохо без кузена Васи». Тебе отвечают: «Твой Вася, он вообще был… Ты помнишь, что он из себя представлял?» – «Да, но прости его, очисти кровью Твоей, ведь мне так хочется быть вместе с кузеном Васей».
Конечно, я не знаю, как это работает, и работает ли. Я совершенно не могу вам дать гарантию того, что это сработает. Но я уверен, что это важно перед лицом Божьим – наша молитва друг за друга, и за умерших в том числе. Мы можем «зацепить» друг друга любовью, которая нас связывает, если она настоящая, если это не «я тебя люблю, поэтому ты должен меня слушаться». Нет, наоборот, если я тебя люблю – я тебя на свободу отпускаю и уважаю твои взгляды.
Преимущество православия заключается в том, что мы верим в то, что и за пределами смерти, за пределами отпущенного людям времени взаимоотношения с Богом развиваются. И эта наша совместность друг с другом, то, что мы друг другом дорожим, она для Бога тоже важна, потому что это проявление Божьего присутствия.
Десятилетия идти навстречу друг другу
Теперь следующая группа вопросов, касающихся отношений в браке между людьми верующими и неверующими или верующими по-разному. С одной стороны, все сказанное относится к браку – и в смысле уважения, и любви, и свободы, и бережности. Кроме того, браки заключаются на небесах. И, конечно, брак – это возможность, не всегда реализуемая, но все же прекрасная, быть вместе во всей полноте своих человеческих существ – во плоти, в сфере эмоционально-волевой, психической и духовной.
Открытость друг другу в браке, когда люди могут говорить друг с другом о важных вещах, иногда дается с самого начала как подарок, так бывает. Но если считать этот подарок само собой разумеющимся, эта открытость очень быстро пропадет. И гораздо чаще над выстраиванием таких отношений приходится трудиться и биться в муках и корчах. Люди могут очень долго идти к тому, чтобы понимать друг друга, чтобы научиться друг другу доверять, это может занять десятилетия.
Отношения с неверующим супругом – с женой или с мужем – это то, что развивается десятилетиями, и в основе всего лежит любовь и согласие перед Богом навечно, навсегда быть вместе.
Потому что любой заключенный брак, даже не церковный – это всегда обещание. А обещание мы даем друг другу опять-таки всегда одно: я буду с тобой навсегда, я хочу быть с тобой навсегда.
Мы, конечно, понимаем, что далеко не все нам под силу, но, тем не менее, это совершенно потрясающая возможность.
Но если ты этого единства достигаешь, сущностного единства разных личностей, которые остаются свободными и при этом принадлежат друг другу в тайне подлинного брака, то, как Павел пишет, почему ты думаешь, что твоей верой не спасется муж твой или жена твоя? И, когда это до такой степени одно и то же, я не уверен, что у мужа и жены могут быть вполне независимые друг от друга отношения с Богом.
Это не вполне равносторонний треугольник. При этом я не готов сказать с уверенностью, что муж и жена строят свои взаимоотношения с Богом как одна единица. Но все-таки есть разница между супружескими отношениями и отношениями с самым близким другом, с которым ты вместе можешь молиться и обсуждать самые разные вопросы. Но у тебя с ним совершенно отдельные взаимоотношения с Богом, у каждого – свои.
С женой или мужем не так. У каждого свои, да не совсем. Или не только свои. Есть все-таки общее. Как это все устроено – тайна, обсуждать которую достаточно сложно. Но все-таки мне кажется, что мы призваны возрастать в любви таким образом, чтобы то, что драгоценно для супруга, постепенно становилось драгоценным и для меня. И если для нее драгоценен этот ее Бог, я об этом подумаю. Понятно, что и с мужской, и с женской стороны здесь абсолютное равноправие, и никакого домостроя тут быть не может – именно потому, что мы призваны уважать друг друга и ценить чужую свободу.
Там всегда Христос
Брак, в отличие от всех остальных взаимоотношений, в том числе между родителями и детьми – это то, что продолжается в вечности, это то, что простирается на небо и касается абсолютно всей глубины человеческого существа и наших потенциальных отношений с Богом. Поэтому понятно, что, если мы пытаемся эти взаимоотношения выстроить и сделать их подлинными, такими, чтобы мы могли быть вместе даже и в молчании, даже в тишине и в немощи, и в провале, и в поражении, а не только в радости, мы неизбежно придем к тому, что люди вместе, именно вместе, как одно целое, прикасаются к некоторой тайне человеческого страдания. А там всегда Христос. Там всегда Христос, понимаете?
Семья, помимо всего прочего – еще и такое место страдания, на которое люди соглашаются. Вольно или невольно, но семейная пара обязательно к тайне человеческого страдания прикасается вместе. А это значит общее прикосновение к Богу.
Следующий вопрос: как строить отношения, если супруг инославный? Как могут строиться взаимоотношения у людей, принадлежащих к христианской традиции, для каждого из которых Иисус – главная ценность, примерно понятно. Но с инославным?.. Мне сложно сказать, потому что моя жена, слава Богу, православная, поэтому здесь я теоретик.
Что ж, он инославный, но он – такой же человек, и за него тоже умер Бог, и его тоже Бог заповедовал нам любить. И это не просто человек – это муж или жена – со всеми отсюда вытекающими последствиями.
Возможен ли брак с инославным? Если вы спрашиваете: «Разрешаете ли вы мне жениться или выйти замуж за какого-то инославного?» – я не буду отвечать на этот вопрос вообще.
Кто я, чтобы разрешать или не разрешать? А кто скажет, что он знает, как надо – не слушайте его. Если же вы спрашиваете о том, возможно ли это технически – жить вместе с человеком, который свои отношения с Богом строит иначе…
Что ж, это очень трудно, но бывает. Но бывает очень редко, должен сказать. В христианских браках все равно главный – Иисус, и конфессиональный вопрос отходит на второй план, если не на десятый. Но и с мусульманами у христиан бывают браки. Очень редко. Именно браки, существующие в правде Божьей, вот в этом экзистенциальном единстве. Очень редко, но бывают. Поэтому – да, теоретически это возможно. Как правило, они все-таки начинаются с большой любви, и дальше главная задача – в ней расти, а не убывать.
Принимать конфессию мужа или договориться
Понимаете, мы же любим друг друга потому, что Христос нам эту любовь дарит, а не потому, что в итоге рассчитываем сделать из этого человека то, что нам хочется. Нет, любовь – совершенно иноприродный дар. И там, где Бог дает возможность Божьей любви как экзистенциального единства, нужны ли чьи-то еще разрешения, уместны ли? Церковь в своей превосходной мудрости, вообще говоря, не рекомендует, но тоже предпочитает не говорить на эту тему больше нужного. Почитайте Социальную концепцию РПЦ, там довольно любопытные вещи об этом говорятся.
Что делать, если супруг инославный и хочет воспитывать детей в своей вере? Если речь идет о браке православного и католика, неважно, кто к какой конфессии принадлежит, вера одна, и вопроса, как воспитывать детей, еще с синодальных времен не существует. Был обычай синодальный очень разумный: вероисповедание детей в межконфессиональном браке определяется вероисповеданием отца.
Если же речь идет о семье, в которой не оба верят в Иисуса, не оба являются его друзьями, его учениками – не знаю. Здесь не может быть общего ответа, как поступать. И было бы неблагоразумно пытаться его сформулировать.
Опыт говорит, что, в конечном итоге, правильно принимать конфессию мужа. Но бывают, и часто бывают, семьи, где отношения жены с Богом на данном этапе жизни оказываются более интенсивными, и, в конце концов, православные девушки приводят в нашу Церковь и инославных.
Как быть в таком случае с венчанием?
На самом деле, при совершении таинства венчания вопрос-то и решается. Если человек с законным крещением (а в каких христианских конфессиях крещение законно и реально – достаточно понятно) участвовал, хоть бы и по случайности, в наших таинствах, например, повенчался с православной девушкой в православном храме – мы считаем его православным, и все, вопрос закрыт.
Конечно, есть чин присоединения и прочее, и прочее. Но тоже не надо делать из всего этого фетиш. Так было не всегда и будет не всегда. Тысячу лет назад было иначе, через тысячу лет будет еще как-то по-другому, если Господь наш не придет раньше.
Да, конечно, правильнее договориться и выбрать общую конфессию для семьи. Очень много зависит от того, каковы взаимоотношения внутри семьи, возможен разговор о сущностных вещах, о смысле жизни и ценностях, могут ли люди увидеть свои взаимоотношения и жизнь в перспективе смерти и в перспективе вечности или не могут.
Разрешить друг другу быть собой
Еще вопрос – как вести себя с ребенком-подростком, который отказывается от веры и высмеивает ее? Смотря с чьим ребенком. Чужого можно, в конце концов, не слушать. А если речь идет о своем ребенке-подростке, то первый вопрос, который нужно задать: а что это с ним случилось, и какой была твоя жизнь с ним, что он стал вот таким. Я несколько раз в жизни дерзал спрашивать у женщин, которые приходили жаловаться на то, какой у них муж пьяница:
«Скажите, пожалуйста, а до того, как вы за него вышли, он пил?» – «Нет, не пил». – «То есть это он от жизни с вами запил? Да как же это тебе так удалось?»
И у них был просто шок. Так и тут – подросток отказывается от веры, высмеивает ее. Как ты его до этого довел? Что ты делал неправильно?
Что делать – уважать чужую свободу и снова быть свидетелем деятельной и бескорыстной любви. И если человек эту деятельную и бескорыстную любовь и уважение со стороны родителей увидит – никуда ваш подросток не денется, придет к Господу.
Что делать, если родные против твоего воцерковления? Заставить всех поститься! На самом деле, это разговор о взаимоотношениях внутри малой социальной ячейки, группы, которой является та или иная семья, вне зависимости от того, верующая она или неверующая. Разговор об уровне уважения друг к другу, об уровне свободы, принятия друг друга, когда мы разрешаем друг другу быть собой, а не тем, кого мы себе выдумали.
Человек имеет право быть тем, кем является, а не тем, кого кто-то хотел бы на его месте видеть. Мы сейчас возвращаемся к тому, с чего начали – к вопросу о содержании человеческих взаимоотношений, об их подлинности и об их глубине. Если есть эта глубина, тогда всегда в этих взаимоотношениях присутствует Бог. А если мы живем, только изображая некоторую совместность жизни, в подлинные взаимоотношения не вступая, – о чем тогда разговор?
Богу небезразличны наши взаимоотношения, и все, о чем мы говорили сегодня, не являются сферой, за которой Он наблюдает безучастно. Люди крестятся, младенцев крестят, совершенно не подозревая про то, что еще при этом совершается миропомазание, дается дар Духа Святого. А это значит, что у Духа Святого есть возможность – по крайней мере, если Ему не очень-то мешают – действовать. И это замечательно. Это такое пространство, где мы учимся слышать Духа Святого и слушаться.