Дисциплина чистого разума в отношении его доказательств Доказательства трансцендентальных и синтетических положений в отличие от всех других доказательств априорного синтетического познания имеют ту особенность, что в них разум посредством своих понятий не может

3. Доказательства существования Бога Для мистики существование Бога было самоочевидным и не подлежало никакому обоснованию. Для схоластики оно тоже являлось несомненным и очевидным, но она, будучи философствованием в вере, вполне могла выдвинуть разумные основания или

В своем произведении «Мастер и Маргарита», а именно в ершалаимских сценах, М.Булгаков представил читателям своеобразное видение появления христианства. Автор работал над романом в 1920-30 годы, в это же время в Советском Союзе официально было объявлено о принятии мифологической теории происхождения христианского учения, вследствие чего Иисуса Христа представили неким мифом и иллюзией, вымышленной исключительно сознанием последователей.

У членов Политбюро не был никаких оснований полагать, что Иисус был реальной исторической личностью. Ярым последователем этой самой теории в романе Булгакова представлен председатель МАССОЛИТа Берлиоз. В ходе дискуссии на Патриарших прудах он и убеждал своего оппонента, поэта Бездомного, в том, что Иисус Христос и вовсе не существовал.

Берлиоз отрицает все имеющиеся доказательства бытия Божия во время беседы с Воландом. Хотя иностранный профессор утверждал, что таких доказательств «как известно, существует ровно пять». Но для председателя МАССОЛИТа ни одна из существующих теорий не звучит убедительно.

Для редактора «в области разума никакого доказательства существования бога быть не может». Воланд же в беседе упоминает о И.Канте. Великий немецкий философ «начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!» На что Берлиоз вспомнил рассуждения Шиллера о том, что кантовские размышления в этом деле способны удовлетворить лишь рабов. Образованный редактор также привел в пример и Штрауса, которого эта теория заставила смеяться.

Разговор на Патриарших восходит к рассуждениям в статье П.Васильева «Бог». По соображениям автора, Канта можно считать основателем еще одного доказательства бытия Божьего. Кантовское подтверждение можно считать нравственным, а ранние же доказательства существования Бога названы космологическим, историческим, онтологическим и телеологическим.

В первой редакции романа Булгакова кантовское доказательство упоминалось как пятое. Теория же Воланда (предсказание кончины Берлиоза) должна была стать не только шестым по счету доказательством, но и решающим.

В вышеупомянутой статье Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфронабыло не раз упомянуто о Канте. Немецкий философ полагал, что в совести каждого человека «существует безусловное требование нравственного закона». И этот самый закон не есть творение людское, и он не может появиться по взаимному человеческому согласию. При этом Кант считал бесполезными поиски доказательств существования Бога «в области чистого разума».

М.Булгаков был знаком с работой Канта о доказательстве бытия Бога. Из текста философа создатель «Мастера и Маргариты» установил, что Кантом было опровергнуто пятое логическое доказательство бытия Божьего. Это и стало причиной того, что Булгаков в своем романе пятое кантовское доказательство называет шестым.

Как упоминалось в статье П.Васильева «Бог», кантовское доказательство существования Бога негативно настроило всех пантеистов против самого философа. В их число вошли Гегель, Шеллинг и Фихте, яростно критикующие высказывания Канта. Шиллер порицает его за проповедование нравственности, подходящей лишь для рабов. Штраус язвительно отмечает, что Кант в своей теории, противоречащей теизму, «пристроил комнатку, где бы поместить Бога». Из уст Михаила Александровича Берлиоза звучат именно эти слова во время дискуссий с Воландом.

Несмотря на то, что Булгаков своего героя с некой насмешкой называет образованным редактором, он сознательно указывает читателям на источник глубоких познаний Берлиоза в области доказательств бытия Божьего, а именно, на Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. Булгаков даже редактируемый Берлиозом журнал в ранней редакции назвал не иначе, как «Богоборец». Нет никаких сомнений, что председатель даже в руках не держал труды Штрауса, Канта и Шиллера.

В XIII веке епископ Римской католической церкви Фома Аквинский почувствовал дискомфорт. Вокруг церкви появилось множество людей, которые, читая священные книги, начинали ДУМАТЬ. И додумались до отрицания Бога. Хотя им, еретикам, не раз говорили: верь, не рассуждай - все равно сие недоступно человеческому разуму.

В XIII веке епископ Римской католической церкви Фома Аквинский почувствовал дискомфорт. Вокруг церкви появилось множество людей, которые, читая священные книги, начинали ДУМАТЬ. И додумались до отрицания Бога. Хотя им, еретикам, не раз говорили: верь, не рассуждай — все равно сие недоступно человеческому разуму. Но ни костры, ни пытки не смогли этим упрямцам помешать логически думать и... находить несоответствия. Нет чтобы раз и навсегда осознать, что «природа завершается в благодати, разум — в вере, а всякое философское познание — в сверхъестественном откровении». За 15 лет до рождения Фомы была сожжена
«Эстетика» Аристотеля. А вот епископ Фома Аквинский Аристотеля очень любил.

Современных же ему еретиков, как всякий епископ, не жаловал. И придумал он гениальный ход — сразиться с еретиками их же оружием. Он решил доказать бытие Бога, пользуясь... принципами материалиста Аристотеля. Рассуждать о существовании Бога, доказывать Его существование как теорему. И возникло одно из самых парадоксальных учений в истории цивилизации. Аквинский установил пять признаков Бога. Кратко напомню (не цитируя).

Первый признак — через движение. Поскольку у каждого движения есть то, что движет, значит, должен существовать Перводвигатель.

Второй — причинный. У каждого явления есть причина, а значит, у всех явлений должна существовать Первопричина.

Третий — всё случайно существующее может и не существовать. Следовательно, должен быть Регулировщик.

Четвертый — качественный. Раз есть различные формы Совершенства, Красоты, Добра, то должны быть и абсолютное Совершенство, Добро и Красота.

Пятый — целесообразность. Все разумное и неразумное в мире направлено к целесообразности. Значит, должен быть Руководитель.

Через полтысячи лет после Аквинского Иммануил Кант перечеркнул все пять признаков Бога, утверждая, что в области разума доказательств бытия Бога нет и быть не может. А затем (как напомнил Булгаков в романе «Мастер и Маргарита») Кант учредил шестой.

Вот он: «Нравственные принципы не зависят от внешней среды».

«Нравственный закон — принуждение, необходимость действовать вопреки эмпирическим воздействиям. А значит, он приобретает форму принудительного веления — императива».

Если сказать совсем просто, то это прозвучит так: человек действует не только в связи с простой необходимостью. Некоторые моменты человеческого поведения неподвластны обычной логике.

В этом случае доказательством бытия Бога является искусство, культура.

Причем единственным доказательством. Искусство показывает, что человек совершает поступки, не связанные с простым выживанием и простой логикой Бытия. Симфонии Бетховена и картины Рафаэля не являются необходимыми в круговороте человеческого выживания. Именно их существование и существование тех, кто ими наслаждается, доказывает существование Высшей силы.

И действительно! Вам никогда не приходило в голову, что у искусства нет пути от простого к сложному? Бах не проще Шостаковича (в то время как математика и физика времен Баха проще математики и физики времен Шостаковича).

Пещерная живопись не проще живописи Пикассо. Можно начинать изучать историю искусства не с начала, а с конца. Искусство всегда на высоте (в какие бы ямы ни попадало человечество). В математике нет такого числа, которое нельзя было бы увеличить в десять, сто и более раз. В искусстве нет относительных величин. Трехминутная хоральная прелюдия Баха равна по духовной значимости его же трехчасовым «Страстям по Матфею». Именно общаясь с искусством, постигая его, мы приближаемся к формуле Бога, к формуле бессмертия. Вот почему я, в полном согласии с Кантом, предлагаю всякому нормальному человеку сделать все, чтобы по-настоящему войти в мир искусства.

Ибо именно в этом мире мы общаемся с Божественной энергией.

« — Если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете? — спросил иностранец, обращая к Берлиозу свой левый зеленый глаз.

— Нет, вы не ослышались, — учтиво ответил Берлиоз, — именно это я и говорил.

— Ах, как интересно! — воскликнул иностранец...

— Изумительно! — воскликнул непрошеный собеседник и, почему-то воровски оглянувшись и приглушив свой низкий голос, сказал: — Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, еще и не верите в бога? — Он сделал испуганные глаза и прибавил: — Клянусь, я никому не скажу.

— Да, мы не верим в бога, — чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил Берлиоз. — Но об этом можно говорить совершенно свободно.

Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:

— Вы — атеисты?

— Да, мы — атеисты, — улыбаясь, ответил Берлиоз...

— Ох, какая прелесть! — вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого литератора.

— В нашей стране атеизм никого не удивляет, — дипломатически вежливо сказал Берлиоз, — большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о боге...

— Позвольте вас поблагодарить от всей души!

— За что это вы его благодарите? — заморгав, осведомился Бездомный.

— За очень важное сведение, которое мне... чрезвычайно интересно...

— Но, позвольте вас спросить, — после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, — как же быть с доказательствами бытия божия, коих, как известно, существует ровно пять?

— Увы! — с сожалением ответил Берлиоз, — ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь, согласитесь, что в области разума никакого доказа-тельства существования бога быть не может.

— Браво! — вскричал иностранец, — браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказа-тельств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!

— Доказательство Канта, — тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, — также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством.

— Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки! — совершенно неожиданно бухнул Иван Николаевич.

— Иван! — сконфузившись, шепнул Берлиоз.

Но предложение отправить Канта в Соловки не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.

— Именно, именно, — закричал он, и левый зеленый глаз его, обращенный к Берлиозу, засверкал, — ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: "Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладно придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут"».

М. Булгаков. Мастер и Маргарита (М., 1984)

Отметим, прежде всего, тот дикий восторг, который испытывает Сатана, смакуя невероятное везение, что, если верить словам Берлиоза, «большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о Боге». Действительно, Дьяволу есть от чего прийти в радостное волнение — это же мечта его вечной жизни: чтобы люди (любимое творение Бога) поверили в то, что Бога нет. И уж совсем прекрасно, если они это не примут просто на веру, а найдут тому еще и доказательство, доступное их разумению. И на тебе! Не просто какой-то один оригинальничающий человек и даже не какая-нибудь секта, а население огромной страны сознательно и давно придерживается таких взглядов. Что давно, Воланда не особенно привлекло, потому что он понимает, что давно в масштабах жизни Берлиоза вовсе не так уж много в масштабах вечности. Если бы действительно давно, то Сатана бы об этом уже знал. Ну да ладно, не это главное. Важно, что не верят в Бога, и приятно, что сознательно это делают. Есть чему ликовать! Понятно так же и проснувшееся вдруг в Воланде недовольство Кантом, который в свое время тоже было привел его в такой же восторг своей критикой всех прежних рациональных доказательств бытия Бога, но потом глубоко расстроил своим шестым доказательством «бытия Божия», как старомодно выражается Воланд. Могущественная сила кантовского доказательства Сатане известна, и не случайно он в начале своей беседы с советскими писателями хитро промолчал про него, нажимая на то, что доказательств бытия Бога всего, как известно, только пять. Видимо, если бы разговор пошел иначе, он бы стал доказывать, что у Канта, собственно, и нет никакого доказательства и это всего лишь философская болтовня, пустые рассуждения и представления или что-то в этом роде. Но в данной ситуации он предполагает, что в стране «сознательных и давних» атеистов, возможно, уже придумали и критику кантовскому доказательству. И получает ответ, который является не просто бальзамом для сатанинской души, а сказочной живой водой. Признать наличие какого-либо феномена, значит надо что-то с ним делать. Против кантовского доказательства Бога у самого Воланда серьезных контраргументов нет по той простой причине, что Дьявол сам тем и спекулирует, что люди — существа не только мыслящие, но и чувствующие. Ради чувства превосходства над другими (власть, деньги, слава) они готовы продать душу Дьяволу. Соблазняет людей главный черт, как раз играя на их низменных чувствах. Подавляющее большинство аргументов Сатаны психологические. А Кант свое доказательство «бытия Божия» и строит на психологии, точнее, на наличии у людей такого психологического качества, как моральный закон (нравственный категорический императив). Мало этого, Кант пытается это моральное чувство еще и рационально объяснить, сделать понятийным, доступным разумению и руководству. Это означает — лишить черта самого главного оружия в его борьбе за человеческие души. Кант вводит в моральное доказательство, основанное на чувстве, еще и элемент рациональности (сознательности). Ох и не взлюбил Канта Воланд после этого, ох не взлюбил! Больше всего в случае с этим «стариком» Воланда раздражает собственная беспомощность и бессилие. Могущество мессира, как утверждает один из героев Фагот, чрезвычайно велико, оно сильнее, чем могущество самого всевластного повелителя на земле. А тут один-единственный физически хилый от рождения человечек посмел не только бросить вызов, но еще и победить. Нет, на колени Сатану не поставишь, это было бы уж слишком. Но о том, что он не смог продемонстрировать во время утреннего чая на веранде старику Канту свое могущество, Воланд неосторожно проболтался. Как легко это ему удается, он показал на другом примере — в случае с Берлиозом. Сила черта, можно догадаться, спасовала перед силой морального доказательства бытия Бога. Светлый дух победил черный.

Материалистический атеизм главы МАССОЛИТа, по мнению М.А. Булгакова, бессилен перед духовным мраком.

Но когда Воланд услышал, что попал в страну, где в каждом окне сидит, может быть, по атеисту, он не стал упускать возможности насладиться тем, как люди ругают и смеются над «стариком Иммануилом», имя которого переводится как «С нами Бог». Он обнаружил невиданно откуда свалившееся на его счастье в виде союзника — общества атеистов. По тому, что Воланд называет Канта по имени, можно предположить, что спорили они за завтраком долго и, главное, неудачно для Сатаны. «Беспокойный старик» с дурацким, по мнению Дьявола, именем, приводит его в тихое бешенство через столетия и, пожалуй, даже постоянно.

Раздражение не остыло и не остывает даже через века. Силу кантовского доказательства Сатана понимает хорошо. Поэтому то, что население целый страны не признает морального доказательства бытия Бога, не просто успокаивает Дьявола, а приводит в чертовский восторг и волнение! Шиллер и Штраус, Маркс и их адепты — это лишь отдельные умники, а вот население целой страны — это да! У Сатаны возникает, видимо, даже шальная мысль: «Началось!? Как же так без меня... Кто же, если не я?!» У него от радостной эйфории кружится голова, даже начинает слегка подташнивать, он испытывает состояние, близкое к тому, какое возникло у Ивана Савельевича Варенухи, когда тот получил в туалете парка рядом с театром Варьете от кота Бегемота второй удар по уху одновременно с раскатами грома. На векторе тварного времени это произойдет позже (может, это и есть тайная месть Сатаны за испытываемые сейчас минуты не управляемой радости и волнения). Однако в масштабах вечного бытия время темпорально: там нет деления на прошлое, настоящее и будущее, как об этом прекрасно рассказал в своих утешениях философией средневековый «ЗК» и поэт Аниций Манлий Северин Боэций. Иногда рукописи не горят, к сожалению Воланда, даже от адского огня преисподней. От несколько неожиданной информации Берлиоза в мозгу Повелителя Зла возникли смутные подозрения, что появился кто-то более могущественный, чем он, что кто-то может претендовать на его престол Властелина тьмы. Две мысли параллельно возникли в голове Сатаны, соприкасаясь, толкаясь и стараясь опередить друг друга. Первая — что в его собственном окружении появился оборотень, который пытается сыграть с ним такую же гадкую шугку, которую он в свое время проделал с Творцом. Нет, свою камарилью черт знал (не в пример Богу, который не ведал, что творил) очень хорошо. Поэтому мысль о мятежных чертях быстро истощилась, на глазах захирела, в одночасье зачахла, замедлила бег, стала отставать и скоро растворилась во мраке вдали где-то глубоко позади. Другая мысль прыгнула вниз, и вонзилась прямо в сердце. И екнуло оно, екнуло от подозрения, что Бог Отец не остановился на человеке, на этом антиподе ангелов («падшем ангеле»), ставшим яблоком раздора. «Неужели Бог, уже сотворивший на свою голову всяких там ангелов, архангелов, прочих чинов и людей, — мелькнула шальная чертовская мысль, — создал еще что-то более "падшее", чем сам Воланд и люди. Сатана от этой блудливой его самого поразившей догадки хлопнул растерянно руками по бедрам, рассмеялся как-то горько, от чего скошенный вниз рот стал еще более кривым, и мысленно (устало, вяло и горько) воскликнул: "Вот неймется Ему..."»

Понятен нам, очень понятен интерес Воланда к роману мастера о Га-Ноцри и Понтии Пилате. Сатана у Бога не может спросить о Его новых творческих замыслах, ибо Тот не допускает его до очей своих ясных (даже с ипостасью Бога Сына приходится общаться через посредничество этого глупца Левия Матвея, мечтающего о сплошном Царстве света, где нет теней), а пути Господа неисповедимы. Но люди, среди которых встречаются иногда очень талантливые, даже некоторые талантливее, чем сам черт, могут понять хитрый замысел Бога Отца. Не случайно же Воланд устраивает ежегодный бал-смотр таких людей, не без причины же нужны ему души людей. Все просто: люди и есть те достойные союзники, с помощью которых Сатана может бросить вызов Богу. Дьявол полон радости, удивления и недоумения, надежд и сомнения, интереса, тревожного раздумья и испуга. Все вдруг так перемешалось. Голова идет кругом: и восторг, и возбуждение, и подозрения, и опасения. В своих догадках и предположениях можно пойти очень далеко, допуская у Воланда даже такую для него невозможную мысль о своей неправоте, когда он еще в то допрофанное время приревновал своего Господа к новосоздан-ному Им человеку, не подозревая, что присутствовал и помогал при творении Существа, которое в своих благостях и зле превзойдет и своего Творца, и своего искусителя — Сатану, что этот жалкий корм для могильных червей будет за короткий век человеческой жизни успевать сочинять такое, воспринять которое не успевают ни душа Бога, ни ум черта.

В чем же вина беспокойного старика Иммануила Канта, которого Иван Бездомный (советский поэт) и Воланд (повелитель теней) одинаково охотно отправили бы в тюрьму в Соловках? И замаячили бы перед кенигсбергским мыслителем выложенные из крупных красноватых камней и обросшие местами зеленым мхом стены монастырского кремля с вделанными в них часовенками, а во дворе — шпиль церкви Андрея Первозванного и по соседству большие и малые луковицы на крыше бывшей монастырской столовой, приспособленной чекистами под административный корпус. Воланд, будь его воля, спрятал бы этого философа в местах еще более отдаленных от потенциальных пастбищ «Макаровых телят»...

Отметим, что Кант не сразу стал «беспокойным стариком». Весь «докритический период» его научной деятельности — это роскошно, скажем, даже респектабельно оформленное приглашение Сатане на утренний чай на веранде. Иммануил почти до пятидесяти лет был спокойным естественником. Даже открытия сделал о происхождении Солнечной системы, о морских и океанских приливах и отливах. Беспокойным он стал, когда вдруг неизвестно откуда прилетела мысль, что «две вещи приводят нас в восторг тем больше, чем страстнее мы о них думаем: звездное небо над головой и моральный закон внутри нас». Со звездным небом он как-то уже более или менее разобрался, а вот моральный закон застрял занозой и в сердце, и в мозгу. Боль еще сильнее от того, что союз сердца и разума алогичен, как и доказательство бытия Бога. Проще построить доказательства «бытия Божия» по логике, по уму, в области разума, что и делали предшественники Канта. Особенно хорошо получилось у Фомы Ак-винского с онтологическим вариантом, не зря его учение было возрождено Ватиканом, и неотомизм сегодня — официальная идеология католицизма. Воланд и сегодня часто ведет небезуспешные споры с понтификами и кардиналами в соборе Святого Петра. В логике ему нет равных, даже кот Бегемот, который в построении силлогизмов мог бы переплюнуть не только М. Капеллу, но и самого Аристотеля, это понимает и пасует, когда пытается, жеманно пренебрегая правилами первой фигуры силлогизма и прикрываясь сложной энтимемой, спасти в присутствии дамы (королевы сатанинского бала полнолуния) кошачью мину при неудавшейся партии в шахматы. Но Кант понял и доказал, что прежние пять доказательств (онтологическое, космологическое, телеологическое, по степени совершенства, психологическое) не состоятельны, ибо оперируют по отдельности то лишь к уму, оставляя в стороне сердце человека, то лишь к сердцу, не учитывая его разум. А без любви нет Бога, как и без ума. Интеллект необходимо подкрепить сердцем. И Кант взялся за поиск Бога сердцем, и не просто сердцем, а сердцем разумным и моральным. Умный мозг — это понятно. А вот что такое умное сердце — это не совсем понятно. Но, как потом выяснилось, для ответа на данный вопрос необходимо «доказательство бытия Бога в пределах чистого разума». Круг сомкнулся. Чтобы доказать бытие Бога сердцем, нужно отказаться от крайнего рационализма, однако в свою очередь, чтобы доказать бытие Бога сердцем, нужен Бог в пределах чистого разума. Над Кантом смеяться будут вовсе не потому, что он придумал свое доказательство (чего тут смеяться! Разве что Сатана да Иван Бездомный будут это делать — один со зла, разумного, другой по доброй русской глупости), и совсем точно не над самим доказательством, великолепие которо-го дооказало время. Смеяться будут над наивностью и Канта, и Сатаны. Люди, эти смертные ничтожества, «твари земные», отпавшие и от Бога, и от Сатаны, все-таки претендуют на то, чтобы самим управлять своей судьбой. Пусть вышла промашка с вечерним заседанием МАССОЛИТа, и поездки в Кисловодск на лечение тоже не всегда удаются. Но то, что один, два или сто паровозов не сдвинутся с места, не доказывает, что принцип паровой машины не верен. Тысяча первая машина заработает. А один летающий самолет доказывает возможность создания летательных аппаратов тяжелее воздуха не меньше, чем тысяча таких аппаратов. Одна-единственная смерть содержит боль всех смертей, как в одной капле есть все свойства воды. Люди не поверят ни Канту, ни Сатане, ибо каждый из них сам и мудрец, и черт в одном лице. Каждый верит себе больше, когда способен верить. У каждого есть свое, и седьмое, и сотое, и тысяче первое доказательство бытия Человека в себе. «Мое "мое" всех мудрее и всех хитрее», — думает каждый из нас. Кант критического периода это уже понимал, когда писал Его Превосходительству барону фон Цедлицу, что «разум усматривает только то, что сам производит по собственному плану» . Каждый человек думает, что его вывод носит синтетический характер, а на самом деле он по происхождению лишь аналитический. Но мое «мое» мне ближе всех — это точно. Идет ли проливной дождь или палит нещадно солнце, правит ли Петр или пьяный президент, умирают люди вокруг или рождаются — и «Все» Дешана и «Ничто» А.Н. Чанышева не касаются моего «мое», оно со мной всегда, и оно всегда одиноко, таким рождается, живет и умирает. Ни Бог, ни Сатана, ни люди не могут войти и что-то изменить в моем «мое». Даже я сам перед ним бессилен. И напрасно Михаил Афанасьевич Булгаков считает, что каждый атеист есть сатанист . К слову сказать, по его мнению, так считает и Сатана. Но оба они ошибаются: и мессир, и писатель.

Однако вернемся к Воланду и Канту. Когда Кант, потрясенный моральным законом внутри нас, стал искать источники этой всемогущей силы, которая может легко уничтожить даже инстинкт самосохранения и заставить перетерпеть адские физические и душевные муки, он пришел к созданию той системы философии, которая сделала его «беспокойным стариком Иммануилом». В работах «Критика чистого разума», «Критика практического разума», «Критика способности суждения» он выяснил, что механизма моральной силы и морального закона ни в чувствах, ни в рассудке, ни в разуме, ни в окружающей природной и социальной среде нет. Получился странный вывод: механизма порождения морали ни в человеке (ни в его чувствах, ни в рассудке, ни в разуме), ни в обществе (на чем настаивает марксизм) нет, а моральный закон, который сильнее всего телесного и душевного, в нас есть. Еще Сократ растолковывал Мелету и афинянам, что, не признавая флейту, нельзя признавать музыку от флейты. Грибов нет, а грибной суп есть — так не бывает. У Канта остался один выбор: искать источник человеческой морали за пределами и человека, и общества, и природы, т.е. в сверхприродном, супранатуральном, за чертой конечного мира, тварной природы, где-то в сверхъестественном, трансцендентном мире, т.е. в Боге. Наличие в нас морального закона доказывает наличие Бога, ибо кроме Него нигде в конечном мире источника нравственных законов Кант не нашел. Логично тогда допустить перст Божий. Инверсию этого суждения находим у Достоевского, который устами своего литературного героя Ивана Карамазова говорит: «Если нет Бога, все дозволено». И над Достоевским будут смеяться: будто мало и с Богом дозволенного и недозволенного! Одни Крестовые походы чего стоят, а «молот ведьм»! Человек — зверь, который дозволяет себе все, что вздумает и захочет его «мое», — хоть с Богом, хоть без Него. В истории любой Церкви есть примеры проявления человеческого зла, лжи, уродства и безумия. Если Бог придумал религию, то Сатана — Церковь. Точно так же не марксизм плох, а марксисты, создавшие марксистскую церковь. Не дух, а люди творят реальную картину своей жизни. Бог, Сатана, судьба, дао и проч. могут лишь определить пределы, границы этой жизни, а какими будут мгновенья этой жизни, зависит от нас, от самих людей.

Перед Кантом стояли две проблемы. Во-первых, Бог — дело церковное. И надо церковного Бога заменить философским. Отсюда и появится знаменитая работа «Религия в пределах чистого разума». Не триединый Бог — источник нравственного закона в людях, а совсем другой. Просто Бог. Бог разумения сущности чувственного (по Л. Фейербаху) бытия. Во-вторых, у Канта рационально доказывается необходимость религии, а не Бога как такового, бытие которого доказывается не логикой понятий, суждений и умозаключений, а простым наличием в нас чувствуемых нашим «мое» моральных норм, из чего мы и предполагаем наличие Бога как возможного источника морали, ибо ничего другого в мире не находим. Смех да и только. Но зато как умно! Знает человек или нет, его «мое» чувствует, что он существо нравственное. Это не нуждается в особом доказательстве, ибо каждый день подтверждается по тысяче раз, когда мы из-за обиды совершаем бесполезное или даже вредное дело, когда ради чести идем к барьеру, когда из-за страха прослыть трусом, рискуем жизнью или когда ради свободы умираем. Везде нечто неосязаемое и неуловимое распоряжается через нас нашей судьбой, нашим здоровьем, нашим благополучием, нашей жизнью и смертью. Бог — сила трансцендентная — сидит в нас в форме категорического нравственного императива, т.е. морального закона. Так думал этот беспокойный старик Кант, и над ним будут смеяться долго, ибо он почему-то решил, что категорический императив обязательно должен быть гуманистическим (добрым). Эту же ошибку совершил и Маркс, когда почему-то наивно думал, что коммунизм может быть только добрым и гуманным. Но и над Сатаной будут смеяться не менее долго, потому что он полагает, что этот императив должен быть обязательно дьявольским (злым). А люди решили: когда как. И это уже не просто смешно, а до коликов в сердце...

Использованный материал:
Кант И. Критика чистого разума. СПб., 1993. С. 19.

См.: Булгаков М.А. Избр. проза. Фрунзе, 1988. С. 11—13.

В европейской философии доказательства существования Бога являются необходимыми для осмысления связи бытия и мышления. Эта тема волнует умы выдающихся мыслителей на протяжении тысячелетий. Не минула и великого немецкого мыслителя Эммануила Канта - основоположника немецкой классической философии. Существуют классические доказательства о существовании Бога. Кант подверг их исследованию и жестокой критике, при этом желая истинного христианства, не лишённого разума.

Предпосылки критики

Хочется отметить, что между временем Канта и Фомы Аквинского, чьи доказательства признаны церковью классическими, прошло пятьсот лет, в течение которых наступили значительные изменения в жизни. Трансформировалось общество и сам человек, были открыты новые законы в естественных областях познания, которые смогли объяснить многие природные и физические явления. Шагнула вперёд и философская наука. Естественно, что логически правильно выстроенные Канта, рождённого пять сотен лет спустя, удовлетворить не могли. На самом деле доказательств намного больше.

В своих работах Кант приходит к удивительным заключениям, касающимся внутреннего мира человека. Если при изучении внешнего мира человек понимает, что во Вселенной действуют определённые законы, способные объяснить природу многих явлений, то при изучении моральных законов он сталкивается с тем, что о духовной природе не знает ничего и только делает предположения.

Рассматривая с философских позиций доказательства о существовании Бога, Кант сомневается в их обоснованности с точки зрения своего времени. Но он не отрицает само существование Бога, он, скорее всего, критически относится к методам доказывания. Он утверждает, что духовная природа была и остаётся неизученной, непознанной. Граница познания - это, по мнению Канта, главная проблема философии.

Даже если мы возьмём наше время, когда естественные науки сделали невиданный скачок: открытия в физике, химии, биологии и других науках, то в духовном плане всё остаётся на уровне предположений, как во времена Канта.

Пять доказательств

Фома Аквинский выбрал правильно построенные логические доказательства о существовании Бога. Кантом они были сведены к трём: космологическое, онтологическое, теологическое. Исследуя их, он критикует существующие, и вводит новое доказательство - моральный закон. Это вызвало противоречивую реакцию мыслителей. Назовём эти пять доказательств.

Первое

Всё в природе движется. Но любое движение не может начаться само по себе. Необходим начальный побудитель (источник), который сам остаётся в покое. Это есть высшая сила - Бог. Другими словами, если во Вселенной существует движение, значит, кто-то должен был его начать.

Второе

Космологическое доказательство. Любая причина порождает следствие. Нет смысла искать предыдущего, так как беспричинная причина или первопричина - это и есть Бог.

Третье

Любой предмет во Вселенной вступает во взаимосвязь и взаимоотношение с другими предметами, телами. Невозможно найти все предшествующие взаимоотношения и взаимосвязи. Должен быть независимый и самодостаточный источник - это и есть Бог. Это доказательство Кант представлял как продолжение космологического.

Четвёртое

Онтологическое доказательство. Абсолютным совершенством является то, что есть в представлении и действительности. Его принцип к сложному от простого - вечное движение к абсолютному совершенству. Именно им является Бог. Кант заявлял, что нельзя представлять Бога всесовершенным только в нашем сознании. Он отвергает это доказательство.

Пятое

Теологическое доказательство. Всё в мире существует в определённом порядке и стройности, возникновение которых невозможно само по себе. Это заставляет предположить, что существует некое организующее начало. Это и есть Бог. Платон и Сократ видели в устройстве мира Это доказательство принято называть библейским.

Доказательство Канта

Нравственное (духовное). Проведя критический разбор и доказав ошибочность классических доказательств, философ открывает совершенно новое, что даёт, к удивлению самого Канта, шесть доказательств существования Бога. Его никто до нашего времени не может ни подтвердить, ни опровергнуть. Краткая суть его в следующем. Совесть человека, живущая внутри его, содержит закон нравственный, который человек не может творить сам, он также не возникает из соглашения между людьми. Наш дух тесно связан с Богом. Он независим от нашего желания. Творец этого закона - высший законодатель, независимо от того, как мы его называем.

За его соблюдение человек не может желать награды, но она подразумевается. В нашем духе высшим законодателем заложено, что добродетель получает высшую награду (счастье), порок - наказание. Соединение нравственности со счастьем, дающимся человеку в награду - вот высочайшее благо, к которому стремится каждый человек. От человека не зависит соединение счастья с нравственностью.

Религия как подтверждение Бога

Все земные народы имеют религию, верят в Бога. Об этом говорили Аристотель и Цицерон. Вместе с этим существует семь доказательств существования Бога. Кант это утверждение опровергает, заявляя, что мы не знаем всех народов. Всеобщность понятия не может служить доказательством. Но в то же время он говорит о том, что это подтверждает существование нравственного закона, что в каждой душе живёт вера в Бога, в независимости от расы, климата, в котором проживает человек

Кант и вера

Из биографии Канта видно, что он относился к религии с абсолютным равнодушием. С детства он воспитывался на понимании веры (лютеранства) в духе пиетизма - распространённого в то время движения, которое возникло в Германии в конце XVII века как протест против перерождения лютеранства. Был против церковных обрядов. Пиетизм основывался на убеждении в предмете веры, знании Священного писания, нравственном поведении. Впоследствии пиетизм вырождается в фанатизм.

Детское пиетистское мироощущение он впоследствии подвергает философскому анализу и жестокой критике. Прежде всего досталось Библии, которую Кант считал не более чем древним текстом. Дальше подвергается критике такое понятие, как «спасение». Лютеранство, как течение христианства, ставит его в зависимость от веры. Кант воспринимает это, как недостаточно почтительное отношение к разуму человека, ограничению его самосовершенствования.

Хочется сразу отметить, что философские доказательства о существовании Бога, Кантом открытые в том числе, являются предметом европейской философии и папского христианства. В православии попыток доказать существование Бога не предпринималось. Так как вера в Бога - это предмет личных убеждений человека, поэтому никаких доказательств не требовалось.

Докритический период Канта

В первую половину жизни или, как называют это время биографы, в докритический период, ни о каких доказательствах существования Бога Эммануил Кант не думал. Он был полностью поглощён естественнонаучными темами, в которых он делает попытку толкования строения Вселенной, происхождения мироздания с точки зрения ньютоновских принципов. В основной своей работе «Всеобщая естественная история и теория неба» он рассматривает зарождение Вселенной из хаоса материи, на которую действуют две силы: отталкивания и притяжения. Зарождение её с планетами, со своими законами развития.

Исходя из слов самого Канта, он старался не вступать в противоречия с требованиями религии. Но его основная мысль: «Дайте мне материю, и я построю из неё мир…» - это дерзновение поставить себя равным, с точки зрения религии, Богу. Рассмотрения доказательств существования Бога и их опровержения Кантом в этот период жизни не было, это пришло позднее.

Именно в это время Канта увлекла философская методология, он искал способ превратить метафизику в точную науку. Среди философов того времени существовало мнение, что метафизика становится сродни математике. Именно с этим не соглашался Кант, определяя метафизику как анализ, на основе которого определяются элементарные понятия человеческого мышления, а математика должна быть конструктивна.

Критический период

В критический период были созданы его самые главные работы «Критика чистого разума», «Критика практического разума», «Критика способности суждения», где Иммануил Кант доказательства существования Бога подвергает анализу. Как философа его интересовали, прежде всего, вопросы осмысления бытия и самого предмета существования Бога, выдвинутые в философской теологии выдающимися мыслителями прошлого, такими как Аристотель, Декарт, Лейбниц, богословами-схоластиками, а именно Фомой Аквинским, Мальбраншем. Их было достаточно много, поэтому классическими принято считать пять основных доказательств, изложенных Фомой Аквинским.

Ещё одно сформулированное Кантом доказательство существования Бога кратко можно назвать законом внутри нас. Это нравственный (духовный закон). Кант был потрясён этим открытием и стал искать начало этой могучей силы, которая заставляет человека претерпевать самые ужасные душевные муки и забывать про инстинкт самосохранения, даёт человеку невероятную силу и энергию.

Кант пришёл к выводу, что ни в чувствах, ни в разуме, ни в природной и социальных средах Бога нет, как нет в них механизма порождения морали. Но он есть в нас. За несоблюдение его законов человека обязательно ждет наказание.